Молчаливая слушательница

За пять быстрых шагов Джой одолела расстояние до своей комнаты и, не обращая внимания на Рут, подняла подушку. Угри злобно задергались, заскользили липкими телами по стенкам желудка – она в ужасе заметила, что на лицевой стороне обложки загнут уголок. Обложка захныкала, взвыла: «Смотрите, что со мной сделали!» Джой покосилась на двери (пожалуйста, Господи, пожалуйста, пусть никто не войдет!), лихорадочно разгладила обложку и сжала книгу обеими руками. Та сурово прорычала: «Подлая грешница. Испортила прекрасную книгу». Джой в отчаянии повернулась к Рут, но сестра лишь пожала плечами и покачала головой.

Отец наверняка услышит эти крики и обвинения. И для Джой все изменится. Вот он… пришел ее час.

Однако кухонная дверь оставалась закрытой. Джой прокралась в большую комнату, молча умоляя обложку замолчать. Угри не унимались. Девочка погладила место сгиба, попробовала стереть зало?м. Сунула рыдающую книгу под тетради, положила наверх стопки толстый учебник по математике для пятого класса. Тяжелый учебник заглушил всхлипы романа, и Джой расслабила плечи, выдохнула. Только собралась отпустить математическую книгу и проверить, не завалит ли она всю стопку, как хлопнула задняя дверь и в кухне послышались шаги отца.

Джой оказалась в ловушке. Из большой комнаты были выходы только через кухню (невозможно), через парадную дверь (всегда заперто, ключ хранится в ящичке серванта) или в родительскую спальню (запрещено).

Джой услышала, как отец толкнул двери в ее комнату.

– Джой!

Один-единственный слог – а будто дерево рухнуло. Сердце заколотилось о ребра.

– Ты где?!

Ботинки отца затопали по кухне в направлении большой комнаты.

«Прошу, Господи, прошу…»

Нужно выбираться. Джой отняла руку от книжной стопки, но учебник по математике зашатался, и стопка накренилась. Пришлось прижать ее к столу.

Ботинки остановились.

«Вот и все. Он слышит мое дыхание. Или грохот сердца». Книга опять взвизгнула – правда, приглушенно: «Она здесь! Здесь! Где быть не должна! Душит меня! Спасите!»

Джой вновь услышала шаги отца и поняла – это конец. Пришел ее час.

Она стояла возле стопки книг, удерживая в равновесии учебник по математике, и не отрывала взгляда от двери, а из каждой по?ры струились черные бусинки страха, бежали по рукам, по ладоням…

– Джордж? – позвал с заднего крыльца мамин голос. – Роберту нужна помощь. Трактор застрял.

Отец недовольно буркнул и вышел из кухни. Джой, всхлипывая, выровняла книжную стопку. «Гордость и предубеждение» издали короткий, едва слышный стон.

«Благодарю, Господи, благодарю, мистер Ларсен». Джой сделала два шага к кухонным дверям и тоскливо оглянулась. Не скоро ей удастся прочесть «Гордость и предубеждение»…

Еще через шаг Джой вновь остановилась – услышала в кухне маму. Та обязательно расскажет отцу о том, что Джой заходила в большую комнату два дня подряд.

– Джой, ты у себя?

Она стояла молча. Если б еще сердце билось потише…

Мама открыла дверь в комнату девочек.

– Ты где?

Рут не выдаст сестру. Опасность миновала; теперь мама отправится искать Джой во дворе.

Внезапно зазвонил телефон, и ее сердце замерло. Не пройдет и десяти секунд, как мама будет здесь. Остается только один вариант. Через два длинных шага и один толчок приоткрытой двери Джой оказалась в спальне родителей. В единственной комнате, где никогда не бывала. Она осторожно вернула дверь в прежнее положение, оставив ее приоткрытой на дюйм-другой.

Тихонько отошла в глубь спальни. Мама подняла трубку, быстро назвала их телефонный номер:

– Три-пять-пять.

Тяжелые коричневые жалюзи были опущены, в спальне царила почти полная темнота. Тошнотворно пахло нашатырным спиртом и старой тальковой пудрой, от чего угри занервничали, сбились в ползучий клубок.

– Здравствуйте, миссис Уэдделл. Как поживаете?

Мама сейчас у столика с гладким черным телефоном. Джой всегда завораживала эта холодная гладкость. Этим он был обязан материалу, который мистер Пламмер называл бакелитом[8 - Бакелит – твердый легкоплавкий материал, способный имитировать кораллы, янтарь, слоновую кость и даже черепаховый панцирь.] {рысь перед прыжком – натянутая как струна, мускулистая, неподвижная, выжидающая}.

Рядом с телефоном располагалась банка, куда родители – и мистер Ларсен после своих звонков – клали монеты; тут же лежали старые счета, скрепленные большим зажимом. На обратной стороне счетов мама записывала заказы на венки и букеты, каждый заказ на отдельном листке, потом забирала эти листки в мастерскую. В результате можно было не тратиться на блокноты. Еще на столике находился телефонный справочник с номерами множества людей. До Джой долетало «щелк-щелк-щелк» – это мама бездумно передвигала закладку на справочнике вверх-вниз. Она всегда так делала, когда не записывала заказ.

– Да, я тоже с сожалением прочла о его смерти. Верно, похороны завтра. Нет, вы не опоздали. Один десятидюймовый венок с кувшинками. Что написать на карточке?

Джой стояла с закрытыми глазами, не шевелясь, и слушала маму, от страха даже не смея рассматривать эту странно пахнущую комнату. Пока мама не закончит разговор, двигаться нельзя. Только что же делать, если в спальню явится отец? «Придет твой час».

Отец убьет ее.

Хотя быть мертвой не так уж и плохо. Больше никакой домашней работы, никакой грязи, никакого отца…

Джой открыла глаза, огляделась в полумраке. Перед ней у противоположной стены стояло трюмо с двумя рядами ящиков и большим зеркалом. В ящиках наверняка лежат родительские трусы. Джой приводило в ужас то, что родители имели попы и носили трусы. В голову полезли жуткие картинки, и Джой, крепко зажмурившись, тихонько забормотала любимые слова – пусть их образы вытеснят то, другое. «Девственно-чистый, радуга, филигранный, катапульта».

– Да, записала. «С глубокими соболезнованиями, семья Уэдделл». Очень душевно, миссис Уэдделл.

Вновь услышав мамин голос, Джой открыла глаза и уставилась в крапчатое зеркало. В комнате было темно, отражение казалось очень далеким, но Джой все равно различила унылую и жалкую тень худенькой одиннадцатилетней девочки. Она явно боялась. Всего. Джой повернулась к родительской кровати – и зажала рот ладонью, заглушая вскрик. На темном покрывале кольцом свилась черная змея! Даже в полумраке ее голова блестела, виднелся кончик острого серебристого языка.

Джой знала, что в холод и слякоть змеи с пауками часто заползают в дома в поисках сухого теплого места. Потому-то и нужно хорошенько встряхивать полотенце, вынимая его из шкафа, и нельзя совать ногу в сапог, предварительно не постучав по перевернутому голенищу.

Змея не шевелилась. Берегла энергию, но вполне могла чуять страх, который волнами расходился по телу Джой. Она попала между двух огней – между ядом змеи и гневом отца. Даже если мама сейчас же вернется в кухню, Джой не сумеет сдвинуться с места, потому что ноги приклеились к ковру, а взгляд – к змее. Та в любую секунду бросится на Джой и убьет ее. Когда Джой не придет чистить картошку к чаю, ее станут искать в комнате, в сараях и на пастбищах, но не найдут. Лишь после чая, после того как отец выпьет таблетки, а мама закончит венок для миссис Уэдделл, лишь тогда они обнаружат Джой здесь, мертвую, холодную и на полпути к Аду.

Наверное, вздохнут с облегчением. Одним едоком меньше. Одним грешным, позорящим семью ребенком меньше.

Тем не менее она торопливо закрыла глаза и помолилась – пусть змея не захочет покидать теплую кровать, пусть… Открыла глаза. Язык змеи затрепетал, замелькал быстрее. Рептилия учуяла страх и приготовилась к нападению.

Глава 14

Джордж и Гвен

Август 1942 года

Джордж, скрестив руки, уже сидел верхом на столе.

– Когда я говорю «четыре пятнадцать», дорогая, я имею в виду четыре пятнадцать.

– Прости, дорогой. Я отвлеклась. Ты знаешь, что?..

– Не могла бы ты поставить чайник? – Джордж улыбнулся. – Твоя бабушка, случайно, не дала нам с собой печенья?

– Дала, Джордж. – Гвен улыбнулась в ответ. – У нас есть ломтики лимона и овсяное печенье с кокосом.