Весло невесты. Побег второй, провинциальный. «Уйти, чтобы…»

– Шутка, не сердитесь. Вы всегда такой веселый, отец Матфей?

– Так ведь уныние – грех тяжкий. Знать должно, – он прищурился.

Внешне отец Матфей очень соответствовал своему бодрому громкому голосу. Он оказался молод, лет тридцати – тридцати пяти. И росту совсем не великого. Без шапки так и вовсе ниже меня. Приятный брюнет. С шикарной бородой. Светская характеристика, конечно, но как по-другому сказать? На курносом носу сидели круглые очки. На круглых щеках – круглый румянец. Он весь был какой-то круглый, без резких переходов и границ. Под рясой проступало крепко сбитое тело. А потом мой взгляд неожиданно упал на ботинки, и я замерла в изумлении.

– Отец Матфей, что это у Вас под рясой? – я не могла удержаться и показала рукой на его ноги.

– А что? – он начал очень смешно тараторить, – ну, джинсы, ну и что? Под рясой ведь они, под рясой! Вот ведь, разглядела, приблудная! Не могла смолчать! Вот обязательно надо было указать!

– Простите, Отец Матфей, это я от неожиданности. Про «казаки» промолчу – честное слово, найду силы, – я подняла руки к небу. – Так почему храм среди бела дня закрыт?

Сдержать смех было очень трудно – «казаки» и джинсы у отца Матфея были что надо. Это можно было понять, даже увидев их мельком. А я задержала на них взгляд секунд на десять. Только руки я сразу подняла к небу, а взгляд секунд через десять – так что разглядела хорошо.

– Правильно, надо уважение к старшим иметь, – он посмотрел на меня и подождал, не спрошу ли чего, чтобы не захвалить раньше времени, – и к сану уважение иметь надо. А храм закрыт, так как нет здесь пока священника. Я в здешний храм послужить прихожу. Почти каждый день, но не постоянно я тут. Мой приход в селе. Вот не поверишь: едут ко мне в село аж из областного центра. Джипы не мерседесы, порши не ламборджини, – отец Матфей перечислял увлеченно.

– Однако, отец Матфей, Вы хорошо осведомлены. Даже разбираетесь, я бы сказала, в машинах.

– Так, чай, читать могу и памятью Бог не обидел, – он говорил без отповеди, потому что ему очень хотелось дорассказать до конца, – деловые такие, до жути деловые, едут креститься. Я свою девятку старющую куда спрятать, не знаю. Стыдно! Прости, Господи! Грех, а мне стыдно. Молюсь, а всё равно нет-нет, да и застыжусь своей девятки перед Мерседесом. Вот, а они и не замечают девятку мою, что машины такие бывают, уж забыли давно. Грехи им отпущу, окрещу, они довольные на свои джипы да мерседесы поусядутся и едут домой. А я на свою девятку гляну – срамота… И из Москвы гости бывают. Хозяева завода тутошнего. Приехали давеча на машинах, я и не видывал таких. В костюмах, холеные, молчаливые. Это они тутошний храм отстроили – вишь, красота какая, там внутри еще не всё расписано. Ну, вот, приехали они, я аж взволновался – будто Путина встречаю. Который хозяин главный – он по правде молился и крестился. Просил чего-то у Господа, мне не открыл. Я ему предложил душу облегчить, а он ни в какую – спасибо, мол, так я, просто молился. А я ж вижу, когда так, а когда от сердца молят-просят.

Батюшка говорил быстро, а сам пристально на меня смотрел.

– Прочитали что-то на моем лице, отец Матфей? Так пристально изучаете?

– А ты никак понесла, девонька? – он спрашивал, а вопроса ни в его голосе, ни в глазах не было.

– Разжаловали из приблудных, Отец Матфей? – от неожиданности я не знала, что сказать.

– Ох, и остра на язык, милая! – он вроде бы продолжал журить, а в голосе послышалась забота и почти нежность.

– Простите, привычка, как вижу хорошие джинсы, а тем паче «казаки» – начинаю острить. А Вы о чем, батюшка? Кто, что и куда понес?

Отец Матфей пристально посмотрел мне в глаза и как-то посерьезнел на минуту.

– Зря остришь, дело-то серьезное. Венчались вы али в грехе живете? – он сцепил руки замком и изобразил грозный вид, но голос звучал мягко.

– А что появилась такая специализация «поп-гинеколог»? – про себя завершила фразу словами «прости, Господи».

– Ой, как нехорошо говоришь! – он всплеснул руками и закачал головой.

– Простите, опять привычка – удар держать, когда надо и когда не надо тоже, – я стала смотреть вдаль на лес, на небо, опять на лес.

– Невенчанные, значит. А тебе надо венчаться, раз ноги к храму несут. Пусть и в брючонках, и с непокрытой головой, а засов на дверях, вишь, как расстроил. У меня глаз верный, ты учти, – он говорил очень убежденно.

– Учту, – я не стала уточнять, что именно. – Спасибо, простите, что задержала Вас, – я в первый раз поклонилась отцу Матфею, развернулась и уже пошла в направлении города.

– Чего приходила-то? – отец Матфей опять начал кричать.

– Иконы посмотреть, – крикнула, не останавливаясь.

– Благое дело. В субботу приходи, я служить буду. Тут мастер есть – иконы пишет, – батюшке казалось привычно разговаривать с идущими вдалеке, – он тоже на выходные приезжает. С благословения пишет, не так чтобы от себя! Я вас познакомлю. Придешь?

Боковым зрением видела, что он меня перекрестил.

– Приду, спасибо, – прокричала в ответ, а в голове крутилось: «Странный этот отец Матфей. Наговорил всякого – а ты теперь думай, что с его словами делать».

В город вернулась как-то очень быстро и уже не с таким спокойным сердцем, как выходила.

Дале да боле

Чтобы чужой город стал тебе ближе, не надо делать вид, что ты вовсе не турист. Первое время не надо этого стесняться, а лучше вести себя как самый типичный турист – вот и всё. Надо осматривать достопримечательности, сверять улицы с картой, покупать сувениры, чтобы постепенно новая территория стала если не родной, то знакомой. И, желательно, приятно знакомой. Тут очень важно правильно выбрать сувениры.

Петрович в разговоре обронил, что есть в городе место, где тутошние ремесленники продают свои поделки. Называется то ли дом, то ли дворец ремесел. Мне надо было как-то отвлечься от разговора с отцом Матфеем, и я решила прикупить сувениров. Тем более уже есть, куда их ставить.

У здания то ли суда, то ли прокуратуры стояли трое мужчин: охранник и два человека в штатском. Они курили, как положено, на троих. Охраннику, я так подумала, по должности положено владеть монгольским языком, поэтому обратилась именно к нему:

– Скажите, пожалуйста, где находится Дом ремесел? – я бы с удовольствием еще и улыбнулась по-монгольски, но умела только по-американски. Потому и улыбнулась, как умела.

– Нет такого, – ответ последовал неожиданно быстро.

– А Дворец ремесел есть? – я поняла, что надо учиться улыбаться по-монгольски, потому что американские улыбки здесь не проходят.

– Нет такого, – готовясь то ли к бегству, то ли к наступлению охранник затушил сигарету.

Его товарищи тоже спешно докуривали.

– Мне сказали, что здесь есть Дом или Дворец ремесел, – я перестала улыбаться совсем.

– Нет у нас такого. Ни Дома, ни Дворца – я точно знаю, – охранник поправил ремень и приготовился зайти в здание.

– Должны же здесь где-то сувениры продавать?! – это был уже вопль отчаяния, обращенный ни к кому конкретно. Я приготовилась идти дальше. А что здесь ловить, если тебе человек почти в форме говорит, что лично тебе здесь ловить нечего.

– У нас Центр ремесел есть, – неожиданно сказал мне в спину новый голос.

Я развернулась и увидела, что один из гражданских трет висок.

– Вот-вот, мне именно его и надо, – упавшим голосом сказала я. – Где он находится?

– Центр ремесел, естественно, есть. Это все знают. Так он ведь не Дом и не Дворец! – охранник возмущался, – Надо точно говорить, что нужен Центр ремесел, тогда и ответ получите точный! А то – Дом, да Дворец – может, отвлечь меня хотите. Кто Вас знает, зачем Центр на Дом да Дворец переиначиваете.