Как показывают в кино

– Пока, Картошка, – попрощалась Юлька.

Орда застыла в пятнах солнечного света – на вымытом грозой асфальте, окостеневшая в карикатурных изломанных позах, как в театре, поверженная за сегодня дважды, и это явно было для кого-то из них чересчур. Денис подумал: «Червяки». Юлька влекла его, как пушинку. Кудрявая, вся сияющая. Он тоже был выше её на полголовы. И не знал ничего, кроме «Юлька» и «третий подъезд». Что-то гулко бухало, даже грохотало. Сердце.

– Мама, увы, заставит тебя вымыть руки, – сказала Юлька, не оборачиваясь.

– Сначала я решила, что так, «Батат», его назвали родители. Ну, понимаешь, если у людей чувство юмора… А потом дирижабль-тётушка сказала, что он Васька. Просто Васька, который придумал себе кличку – Картошка! Ой, умора… Сдаётся мне, тут жить довольно весело.

– Гм, – выдавил Денис.

– Батат – это же картошка, ты знаешь? – Юлька смотрела на него очень внимательно. Странно так: только что валялся в лужах, но перед новой знакомой ударять в грязь лицом не хотелось. Нет, Денис не знал. До этой встречи.

– Да. Только сам Батат не в курсе. Дурак… Он полагает, это имя монгольского хана.

– Раз дурак, то почему ты позволяешь ему над тобой издеваться?

Повсюду громоздились коробки. Привезённые издалека в эту квартиру на последнем пятом этаже вещицы – ещё скрывающиеся в темноте под картоном и скотчем, пахнущие совсем другим жилищем. На полу – в коридоре, на кухне. На подоконнике и табуретках. Цветные и песочно-коричневые, некоторые будто бы с почтовым штампом. А в пакете, оказывается, Юлька несла минералку. Тёмно-зелёную полуторалитровую бутыль. Минеральную воду сразу забрала Юлькина мама. Черноволосая, на Юльку не особо похожая. На столе стояли приготовленные к чаепитию чашки – красные, в белый горошек. Мама Юльки унесла тёмно-зелёную бутылку, прикрыв за собой дверь кухни.

– Минералка для папы. Ему нездоровится.

– Болеет? – Денис удивился. Но минеральная вода вроде бы полезна для желудка.

– Почти. Так тоже можно сказать.

Юлька аккуратно отпихнула одну из коробок ногой и уселась на табуретку.

– Пей чай, – велела новая знакомая. – Мама специально искала заварку.

Юлькина мама про руки ничего не сказала, оставив предостережение несбывшимся. Но Денис всё равно тщательно вымыл их в раковине. Куском хозяйственного мыла, от которого все ссадины взбунтовались и защипали. И даже попытался оттереть грязные пятна на брюках. Солнце косо ложилось на оставшийся от предыдущих владельцев выгоревший желтоватый линолеум. Необжитая квартира с духом замерших, нераспакованных вещей воспринималась иностранной территорией. Тут рождалось что-то, вот прямо сейчас – другие правила, законы, порядки.

– Пей.

Чай дымился. Денис поспешно кивнул.

И остались от прежних ещё табуретки – кособокие и шатучие, гудящий, как самолёт при взлёте, холодильник в пятнах ржавчины, остались старые полки и этот исцарапанный стол, на котором будто бы постоянно резали хлеб и овощи без разделочной доски. Что-то дряхлое, стариковское, но Денис не мог вспомнить, кто здесь раньше жил и как долго. Да это и не являлось важным. Теперь здесь жила – Юлька. Солнце золотило её волосы. Бледное лицо ещё не загорело. Всё на нём было маленьким, кроме громадных темнеющих глаз – цветом один в один чай, который всплёскивал в чашке, иноземный загадочный чай с земляным терпким привкусом. Юлькина мама, зайдя в одну из комнат, заговорила там вполголоса, и ей ответил, судя по всему, болеющий Юлькин отец. Денис поджал ступни в дырявых носках.

– Так почему?

Он не хотел делиться.

– Потому что.

Глиняный кот таращился сквозь дырку в обувной коробке. Статуэтка, наверное. Денису стало тоскливо. Юлька проследила взгляд Дениса, покачала головой. Солнечные кудряшки топорщились. В чисто вымытом небе штрихом проскользила ворона. Трепетали листья деревьев. По натянутым проводам бегал ветер. Лето как-то мгновенно пришло.

– Им надоест когда-нибудь, – сказал Денис бесцветно. – Просто надоест. Они отстанут. Всё.

– Я поняла тебя.

– В смысле?

– Ты как этот кот. Он достался маме от бабушки, кстати… Вот. Ты – сидишь в коробке.

– Я – что? Чего?

– Нет, ты не трус. Пусть эти… ордынцы и утверждают обратное. Ты спрятался, вот в чём дело. Закрылся. И смотришь на свою жизнь со стороны. Через дырку в дурацком картоне.

– А я тебя не понимаю.

– Разумеется, – и Юлька хитро фыркнула. – Мы познакомились всего – сколько там? Пять минут назад? Десять? Но ты – у меня в гостях. Ты пьёшь мой чай.

– Вы переехали вчера, – повторил Денис слова тёти Нины.

– О да. Мы чужаки и пришлые, – Юлька глядела поверх белых горошин на чашке. – И мы приехали, чтобы встряхнуть это болото. Вот, Денис.

– Чего? – тот чуть не подавился чаем.

– Да я шучу! И правда, с вами будет забавно.

– Ну, Юля…

– Юлька, – она поправила. – Я – только Юлька. Не Юля. И не Юлечка. Двор зря вчера пытался быть сонно-тихим. Знаешь, какой он по вечерам? Много-много окошек. И в каждом – проблемы, – бездонно-чайные глаза горели. – Вы, бедолаги… И ты. И эта шайка. И дирижабль-тётушка. И её толстый пёс. Как интересно: бабушка говорила, что человек – это книга.

Денис закашлялся. Где-то за стенкой папа Юльки лечился целебной минеральной водой.

– Вот только я люблю энциклопедии чуть больше. Не знаю, в какой из коробок искать… Придётся их читать по памяти. Или в окружающем.

– Как это?

Юлька опять рассмеялась.

– Переносить прочитанное в жизнь.

2.

Дядя Валера осматривался. Он смешно двигал носом – багровым и прячущимся в усах. В руке дядя Валера сжимал заботливо закутанную в тряпку прямоугольную маленькую пачку. Так со стороны казалось, что дядя Валера снял с сушилки во дворе свой носовой платок, например, или носки – и несёт домой. Хозяйственный! Так казалось ещё, что тёте Нине с ним повезло невероятно. Юлька, впрочем, готова была проверять всё с суровой дотошностью.

– Стоп!

Дядя Валера подпрыгнул.

– А. Девчушка. Девочка, – он выдохнул с облегчением.

– Нет, – Юлька нахмурилась.

– Привет, дядь Валер, – Денис подошёл, поздоровался.

– Ты не пугай, – обратился дядя Валера к насупленной Юльке. – Я думал, Нинуля…

– Вы от неё скрываетесь.