– Вова работает. Ты же знаешь?
– Да, – грустно вздыхает дочь и обращается к Руслану. – А ты знаешь моего Вову, Руслан?
– Нет, – отрезает Алиев и резко отворачивается к окну.
Миловидная брюнетка лет сорока бойко накрывает на стол.
– Добрый день, – здороваюсь с ней.
– Добрый день, – она вежливо улыбается. – А что это за принцесса? Как тебя зовут, солнышко?
– Мия, – тут же величаво представляется дочь и перечисляет. – А это моя мама, ее зовут Элина. А это наш друг – Руслан.
Женщина посмеивается. Алиев скрипит зубами.
– А я Ольга Викторовна. Ты любишь супчик с гренками?
– Да-а, – важно отвечает дочь и берётся за ложку.
– Руслан Тимурович, вы будете обедать?
–Нет, Оль. Я выпью кофе. Элина, ты голодна?
Да мне кусок в горло не залезет.
– Нет, спасибо. Воды, если можно.
Мия под пристальным взглядом отца быстро расправляется с супом и выкарабкивается из-за стола.
– Руслан, можно я еще побуду в той комнате?
– Конечно, – кивает он, сбрасывая холодную маску. – Можешь играть сколько душе угодно.
– Если хотите, я провожу девочку наверх и прослежу за ней, – интересуется Ольга Викторовна, перемещая взгляд с меня на хозяина дома.
Неуверенно смотрю на дочь.
– Да, – соглашается Алиев. – Мы пока пообщаемся.
Мия оживленно что-то рассказывая, берёт женщину за руку, и даже не взглянув на меня, выходит из просторной столовой. Ощущаю противный укол материнской ревности. Дочь всегда зависела от меня и то, что она так быстро нашла общий язык с новыми знакомыми, слегка выбивает меня из колеи. Словно я её лишаюсь?
– Не волнуйся за неё, – читает мои эмоции Руслан. – Ольга надежный человек. Других в этом доме нет и не будет.
Лихорадочно киваю и с жадностью отпиваю воду из прозрачного стакана. Мы в первый раз за долгое время с ним один на один.
Только он и я. Когда-то так было сотни раз. И я ждала этих мгновений, как ребенок Санта-Клауса. А сейчас пытаюсь унять дрожь в руках и предательский трепет чуть ниже груди.
– Мой специалист подробно изучил медицинскую карту Мии. Она часто болеет?
– Раньше да, – отвечаю чужим голосом. – Сейчас уже реже.
– На следующей неделе в город приезжает известный московский иммунолог. Нужно пройти дополнительные обследования перед приемом у него. Моя помощница свяжется с тобой по поводу даты визита в клинику.
Прикрываю глаза всего лишь на секунду. Мне так ко многому нужно привыкнуть, что голова кругом. Я знаю о приезде столичного светилы, но мне заявили, что запись к нему расписана на полгода вперед.
– Хорошо, спасибо, – киваю.
Он задумчиво изучает бретельку моего топа, съехавшую с плеча.
– Отец сказал, что вы назначили дату свадьбы?
– Да, – откашливаюсь. – Тридцатое августа. Тебя пригласить?
– Брось заниматься херней, – насмешливо произносит Руслан, откидываясь на спинку стула и соединяя руки в замок на груди. – Ты не выйдешь за него.
– Да, конечно, – вспыхиваю. – За тебя выйду, Алиев. Буду жить тут с тобой, изображая семью и радостно варить борщи в переднике.
Он хрипло смеётся.
– Мне нравится ход твоих мыслей, Рихтер. А разве не об этом ты мечтала, когда залезала верхом на взрослого мужика?
Лицо окатывает горячей волной позора. Это удар ниже пояса.
Надеюсь, тайна зачатия Мии останется только между нами двумя. Он ведь никому про это не рассказывал? Иначе я просто сгорю со стыда.
Глава 11. Руслан.
Около четырёх лет назад
В голове отвратно долбят басы, а на языке противный горький привкус крепкого алкоголя. Озираясь, потираю уставшие глаза. Сколько же здесь разнообразных баб? Блондинок и брюнеток, рыжих, даже лысая есть, в юбках, развратных платьях, шортах, длинноногие и пухлые, сисястые и с отменными задницами.
Еби – не хочу. А сегодня нет желания.
Почему должно быть так паршиво именно в этот день в году? Во все остальные триста шестьдесят четыре более-менее можно как-то жить.
А в этот день просто невыносимо. Сердце саднит. Каждый год эти сутки напоминают мне, что сердце у меня всё же имеется. И оно в прошлом… любило. В первый и последний раз.
Сегодня пятое августа. День, когда моей Кати не стало.
Тринадцать лет прошло. А я будто бы до сих пор чувствую на пальцах шелк ее волос, а на губах – горячее сладкое дыхание.
Почему моя память не может сунуть башню в песок хотя бы на один день, чтобы не выдавать эти болезненные картинки из прошлого? Чтобы ничего не чувствовать…
Я же научился.
Мне двадцать девять лет. Я умею ни к кому и никогда, ни при каких обстоятельствах не привязываться. Я сжег все болтающиеся вокруг меня веревки по самое основание, чтобы никто даже чисто гипотетически не смог подцепиться. Как только в связях с женским полом чувствую отзвуки старых эмоций – рублю этот сук, так что даже зазора не остается.
Парни, сидевшие со мной за одним столом, разбредаются по випкам, и я один, как неприкаянный, бухаю. В глазах троится от выпитого.