За твоей тенью

Вот идёт влюблённая пара и вслух планирует совместные каникулы, встречи с друзьями, родными, поездку в столицу.

Мне бы тоже хотелось, строя общее будущее, беспечно гулять с Марком и ничего не бояться.

Вот на ярмарке мама покупает для своей маленькой дочери новогодние рожки и радужный леденец. Улыбается, показывает ей наряженную ёлочку в конце бульвара. Ребёнок смеётся и забавно пританцовывает.

Жучок зависти жалит меня в живот: узы моей семьи давно истлели, не позволив насладиться таким же детством.

Вот на лавочке сплетничают две подруги, делают селфи, пьют кофе в стаканчиках, игривыми взглядами оценивают внешность прохожих мужчин.

А такое уж совсем невыносимо видеть… Жучок зависти переобувается в бульдозер и переезжает меня к чёртовой матери.

Отлично. Теперь всё на своих местах.

Минуя двор, я подхожу к подъезду. Складываю очки в футляр, растираю уставшие глаза. Открываю сломанную дверь домофона, но не спешу заходить: сначала проверяю, обернувшись, нет ли погони.

Нет. Заснеженная улица пуста. Никто не преследует.

Выдохнув, я скрываюсь в подъезде и по привычке щурюсь. Как всегда, тусклая лампочка свисает с потолка и мигает, будто вот-вот догорит.

На этот раз ты продержалась дольше.

Преодолеваю первый этаж, иду на второй. Слабый свет пульсирует и здесь. Из-за противного мерцания все ступеньки и пролёты заплывают сумрачными пятнами, но я поднимаюсь дальше, выше – на пятый.

На последней лестнице у меня сбивается дыхание, и кружится голова. Давление стреляет очередью в уши. Я хватаюсь за перила, подтягиваюсь наверх, не справляюсь с тяжестью во лбу и опускаюсь на колени. Хочу сесть, отдышаться, прийти в себя…

Но кто-то спереди толкает меня в грудь.

Бум. Рухнув на спину, я ударяюсь головой об ступеньку и качусь вниз.

Хрящ. Что-то сочно щёлкает в шее и спине, расцветает рассадник боли.

Зззннн. Шум и звон перемещаются от одного уха к другому, как мяч на теннисном корте. Всё перемешивается, толкается, сминает мозг.

Плюх. Затылок прилипает к стене. Шапка на голове не чувствуется; без того коротких волос, кажется, тоже нет.

Хлюп-бзп-бзсп-хлюп-бсп-хлюп. Кровь течёт из уродливой раны.

На последней ступеньке, откуда я слетела, кто-то или что-то стоит. Существо без чёткого лица. Без формы и концепции, словно размытая абстракция. Яркое, как зелёное пятно на солнце или изумруд в шкатулке с янтарями. Как сочный лимонад с щепоткой кислоты. Оно смотрит. Приближается с каждым импульсом почти угасшего света, грустно смотрит и улыбается мне.

Бум. Хрящ. Зззннн.

Ты должна вернуться домой.

Хлюп-бзп-бзсп…

Хлюп-бсп-хлюп…

Хлюп…

Хлюп.

…Плеча касается ладонь и слегка пожимает. Как сквозь вату доносятся чья-то ругань и вопросы:

– Выходите на следующей? Девушка, выходите на Торговом? Можно пройти?

Ч… чт… что..?

Глава 2. Скверна

31 декабря, за 10 часов до…

Воздух сушит лёгкие, будто я вечность тонула и, чудом выжив, вынырнула на поверхность.

– Простите, я не хотел напугать! Только уточнил, выходите ли на Торговом. Вы в порядке?..

Справа у окна сидит тот же мужчина в кепке – один в один из кошмара – и рассыпается в извинениях. В ответ я лишь давлюсь кашлем, закрываюсь шарфом и жму в руке очечник.

Пассажиры автобуса перестают орать на водителя и друг друга, переключаются на нас. Даже дети молчат и с любопытством смотрят. Бабушка в шубке, парень в наушниках – все снова находятся здесь. Я вижу их без очков.

– Простите, – повторяет мужчина. – Автобус затормозил, вы ударились и уронили вещи, а тут ещё я напугал… Помогу собрать.

Наклонившись и порыскав где-то под ногами, он поднимает подарочный пакет с витиеватой надписью «Счастливого года!», мой телефон, варежку, впитавшую с пола снежную грязь, и не брезгуя передаёт мне.

– Вы совсем позеленели, – говорит он, заглядывая в лицо. – Сейчас остановка, помочь выйти?

– Кахкхкая? – выдыхаю вопрос. Не голос, а шёпот мертвеца, но приступ кашля постепенно проходит.

– Не понял: какая остановка, спрашиваете? Торговый проспект, недалеко от центра. Вас проводить? – Мужчина протягивает руку.

Я отодвигаюсь на край сиденья, обнимаю пакет и мотаю головой. Нет! Ни за что не выйду на Торговом, нет!

– Как скажете, только не волнуйтесь. Я открою форточку, полегчает. Тут очень душно – сам уже плавлюсь. Эй, люди, не закрывайте окно! Хотя бы пару остановок потерпите, дайте девушке прийти в себя.

Он открывает форточку, проверяет, попадает ли на меня воздух, кивает и спешит к выходу. Я быстро пересаживаюсь на его место и отворачиваюсь к окну, желая стать невидимкой: окружающие травят взглядами так, будто разом сочувствуют мне, насмехаются и презирают. Фу, бедняжка чумная! Отойдите от неё, а то подцепите заразу.

Никого не слушай. Слушай только меня.

Автобус подъезжает к Торговому, распахивает двери. Наружу выплывает цунами тел, а с улицы врывается торнадо новых пассажиров. Выйдя на остановке, кепочник оборачивается, затуманенным взглядом смотрит на меня через окно и губами чётко произносит фразу: «Это не твоя вина, мы оба – соучастники».

Наверное, почудилось, я перенервничала.

Автобус, качнувшись, едет дальше. Я жмурюсь. Пальцами одной руки глажу узоры на очечнике, пальцами другой – экран телефона. После падения он усыпан трещинками и кажется хрупким, беззащитным и сломанным. Таким же, как я.

Что со мной происходит?

Я крепко ударилась и от испуга отключилась? Подобное случалось в детстве, продолжалось днями и неделями и мучило меня жуткими снами… Но тут прошли всего минуты. Я успела забыть, насколько эти ощущения коварны даже на мгновение?

А Марк?.. Его прощальное смс – тоже побочка воображения?