До конца света оставалось… Error. Разрушительный сбой. Часть 2

– Евгений, вашу сестру уже задерживали за превышение скорости и вождение в нетрезвом виде. Что вы на это скажете?

Женька прибавил шаг.

Охрана расступилась перед нами и снова сомкнулась, не давая проникнуть в холл журналистам.

– Это пиздец, завтра в новостях моя рожа будет мелькать как рождественская гирлянда. Адлер уже в курсе. Семейка у меня что надо.

– Не будет. – подмигнула я и показала в руке незакаленный чистый Викториум без примеси. Свет в холле заморгал.

– Да, ты моя сладкая! – он поцеловал меня в нос. А я спрятала Викториум в силиконовый чехол и сумку.

Зашли внутрь в прохладу. В огромном зале собралось гигантское число народа: люди в погонах, много молодых девушек и парней. Мы протиснулись сквозь массу людей, одетых в чёрное. В центре стояло два шикарных белых гроба, обрамленных золотом. В одном из них находилась Саша, в другом ее погибшая подруга. В первой линии стояли родственники умерших. Роман Аверин практически лежал на крышке гроба. Рыдал и гладил по голове дочь.

Саня выглядела не такой, как я её запомнила с последней нашей встречи год назад. Уж не знаю, кто так постарался: косметолог при её жизни или патологоанатомы морга. Выглядела она ужасно. Словно резиновая секс-кукла с огромными губищами и этими новомодными алкогольными скулами. Меня передёрнуло от вида покойницы. Сзади кто-то произнёс:

– Ой, какая она красивая!

– Да, жаль! Она так хотела сделать пластику груди, но не успела.

У меня округлились глаза, и я повернулась. Сзади меня стояли две почти одинаковые «Саши», только у одной были карие глаза, а другой голубые. Эта идиотская мода на такую жуть делала из девушек инкубаторных киборгов. Меня чуть не вырвало. Я покачнулась и ухватилась за Женьку. Он посмотрел на меня, потом назад и произнёс:

– Фу, бля, жесть какая. – обнял меня за талию.

Я выглядела намного меньше присутствующих взрослых. Несмотря на то, что семь месяцев назад родила двойняшек и набрала пару лишних кило, казалась почти прозрачной на фоне других.

К нам подошла Катя, точная копия своей сестры, до пластических операций. Милая девушка с тёмно-русыми вьющимися длинными волосами. С большими карими глазами. Она обняла Женьку.

– Спасибо, что пришёл. – заглянула в глаза.

Супруг просто кивнул сестре.

Потом мы двинулись на кладбище. Журналистов уже оттеснил отряд ЧОП. Я подумала, что мир и люди сошли с ума: одни не хотели принимать на себя ответственность за случившееся, другие требовали крови и зрелищ с уже и так поплатившихся и убитых горем родителей. На кладбище было жарко. Пока закапывали гроб, люди все шли и несли цветы к могиле. Мне стало плохо, я отошла в сторонку, в тень огромной лиственницы. Присела на скамейке у могилы неизвестной мне женщины. Надежда Новикова. 24.12.1946-07.10.1994.

Некролог на её памятнике гласил: «Милая, встретимся на небесах».

Впритык располагалось ещё две могилы. Иван Новиков. 14.10.1943-11.11.1995

«Я рядом с вами, дорогие»

Виктория Ивановна Новикова. 06.02.1965 -05.08.1988. Под именем последней была ещё одна надпись:

Новикова Виталина. 05.08.1988 – 05.08.1988

Как грустно, – подумала я – потерять дочь и внучку в один день. А я в этот день вернулась. И у Джонни День рождения пятого августа. А ещё скоро в этот день родится мой Рыжик. Фото девушки сильно выцвело, черты лица читались неразборчиво. Я поставила обратно вазочку, которая упала с её могилы.

В сторонке за кустами стояли, как мне показалось, школьницы и курили.

– Это она?

– Да, вроде бы. Они вдвоём стояли.

– Фу, какая она странная. Я думала она другая.

– Ну, когда Катя про неё рассказала, я надеялась увидеть платье от Гуччи и Лабутены.

Я взглянула на обувь скорбящих у могилы Саши и поняла, что на многих дамах действительно туфли на шпильках с красной подошвой. Увидела, как эти дорогущие каблуки впиваются в сухую кладбищенскую землю. Какой прискорбный пафос – подумала я.

Человек умер, а они обсуждают искусственные титьки и туфли. Я взглянула на свои замшевые, видавшие виды балетки с острыми носами, которые случайно нашла на антресоли у мамы во время очередной уборки в их квартире. Это были её балетки, когда-то очень давно привезённые из-за бугра, но так и не надетые, потому что были ей жутко малы. Я отличалась на фоне происходящего декаданса. Простое чёрное платье из поплина, напоминающее мужскую сорочку, подвязанное ремешком. Старая обувь без каблука. На голове растрёпанный пучок и жёсткий клатч из макраме, сделанный руками любимой мамы.

– Говорят, она в списке Форбс России.

Я поняла, что речь по мою душу. Ко мне подсел Женька и обнял меня. Девочки в кустах прыснули.

– Устала? – спросил он, заботливо убирая обратно в пучок выбившийся локон.

– Немного. Домой хочу, к детям. – мы упёрлись лбами и смотрели в глаза.

– Мама настаивает на ресторане. Ты как? Есть хочешь?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Я бы кого-нибудь съела.

– Тогда я скажу ей, что мы будем.

Кажется, общее горе сплотило их, и Женя усмирил бурю гнева в душе. А ещё, я думаю, ему помогли воспоминания о Марго. Я не могла разрушить эту тонкую, и без того, связь с матерью.

К нам приблизилась незнакомая высокая девушка. На вид, ровесница Джонни.

– Жень, привет.

– Василиса? – удивился муж. – Ты здесь какими судьбами?

– С тобой поговорить хотела. Надеялась, что мы встретимся.

– Знакомьтесь. Это Лина – моя жена. Василиса – одногруппница.

– Очень приятно. – кивнула я.

– Рассказывай, что случилось?

– Можно наедине?

– Вась, она моя жена. Я ей делюсь всем.

– Тогда, вот… – она достала из сумки старую пожелтевшую тетрадь на пружинке. – Я думаю, ты должен знать правду. У вас с Романом не очень хорошие отношения… – Положила тетрадь на стол. – Я недавно убиралась даче, хотела растопить печку макулатурой и нашла Ксюшин дневник. Она оставляла его у меня, чтобы её родители не читали. Жень, всё не так произошло. Ксюша солгала тебе.

Женька пролистал дневник, испещрённый мелким почерком с сильным наклоном. Открыл на последней исписанной странице. Минуту он молча читал. С каждой секундой менялся в лице. Нервно забарабанил ногой под столом, пролистал на предпоследнюю. Зажал рот рукой. Выдохнул воздух как лошадь. Кивнул сам себе, задрал удивленно бровь. Пролистал несколько страниц.