Водомерка

Вместо ответа Сьюзан выбрала из списка контактов нужное имя и нажала кнопку «Соединить».

* * *

– Недавно это снова случилось.

– Расскажите об этом.

– Я не уверена, что это была паническая атака. Ощущения не были похожи на те, что я привыкла наблюдать. Я испугалась, потому что ничего плохого не предшествовало этому приступу. Даже наоборот.

– Где это случилось и при каких обстоятельствах, Сьюзан?

– Самый обычный вечер. Меня пригласил сержант Дэли, дело в том, что я прохожу свидетелем по одному делу. Возможно, вы слышали о нем – неопознанный мужчина на пляже.

– Мистер Бергманн. Да, я слышала.

– Так вот. Он пригласил меня в паб, чтобы обсудить детали дела. Все было хорошо, мы выпили пару бокалов, я пила вино, Ирвин – пиво. Мне было так спокойно, впервые за долгое время. Не знаю, почему мне было так хорошо, обычно я нервничаю в присутствии малознакомых людей. Но с ним все иначе. То, как он говорит… Его манера речи очень уверенная, словно ему все известно и он не боится никаких случайностей. Словно ему все по плечу.

– Продолжайте.

– А потом он предложил заказать что-нибудь поесть. К тому времени и я проголодалась, поэтому легко согласилась. Мы заказали сосиски и пюре. Хотя, наверное, неважно, что мы выбрали.

– В процессе терапии нет неважных подробностей. Я слушаю.

– Когда принесли еду, я ощутила зверский аппетит. Официантка была приветливой, шутила и болтала, пока раскладывала приборы и ставила тарелки. И вот она ушла, мы приступили к трапезе. Я взяла вилку и наколола одну колбаску, стала жевать ее, и именно в тот момент на меня накатила тошнота. Как будто изнутри свела судорога, будто все внутренние органы сжались в один комок. Это не была тошнота, связанная с едой, вовсе нет. Не то ощущение, когда пища невкусно пахнет – или что-то подобное. Нет, это была дурнота, вызванная страхом.

– Что именно вас напугало, вы можете ответить?

– Это была не простая паника, но в то же время чувство показалось смутно знакомым, словно когда-то давно я это уже ощущала. Это длилось не так уж долго, минут десять, но, честно говоря, эти минуты показались мне вечностью. Мне стало очень страшно. Будто со мной происходит то, что я совсем не могу контролировать, как если бы мое тело мне не принадлежало.

– Понятно… Скажите, Сьюзан, вы обращались к другим специалистам до меня?

– К нескольким, но мы не сошлись характерами, скажем так.

– Такое бывает. Вот что я вам скажу. Вы можете прислушаться ко мне, а можете не соглашаться. Но вот как вижу это я. То, о чем вы сейчас рассказали, это, вероятнее всего, приступ дереализации. Он, в принципе, согласуется с тем, к чему мы пришли с вами ранее. Вы считаете, что у вас сильный страх воды. Вы живете у океана, но тем не менее – страшитесь его. Однако я пришла к выводу, что все гораздо глубже. В вас сидит не страх воды, а страх смерти, вызванный гибелью отца. В общем-то это два страха, объединенных в один. Вы не боитесь воды как таковой, но боитесь того, на что она способна. Если говорить научными терминами, у вас классическая танатофобия, маскирующаяся другим, более понятным вам страхом воды.

– Но я же ирландка!

– В первую очередь вы человек. Общая психическая угнетенность, нервозность, апатия – все это признаки вялотекущего процесса, который, если не углубляться в терминологию, имеет под собой одну-единственную основу. Вы боитесь смерти. Это вполне естественный страх, более того, он фундаментален. Каждый человек в той или иной степени несет в себе зачатки этого чувства. Кто-то принимает его, кто-то вуалирует, уходя в загул и загружая себя работой так сильно, чтобы только не осознавать его. В вашем случае страх смерти выливается в отрицание покоя. Из моих наблюдений, панические атаки, которые случались с вами, происходили именно в моменты приятного времяпрепровождения. Во время отхода ко сну, прогулки с сыном, пробуждения или, например, ужина с детективом, о котором вы рассказали.

– Сержантом.

– Сержантом. Вы сказали, что вам было хорошо.

– Да, вечер был невероятно приятным, как и компания.

– Именно. Ощущение покоя – это состояние, близкое к засыпанию. То чувство, когда части тела расслабляются, мысли становятся слабо выраженными, неявными, все ощущения притупляются. Этот период – период засыпания – он очень похож на смерть. Так же как и периоды удовольствия – моменты, когда вам хорошо. В такие минуты вы словно отгораживаетесь от всего плохого, позволяете себе расслабиться, перестать беспокоиться. И этот самый момент ваше тело считывает как сигнал опасности.

– Но почему?

– Потому что оно боится без вас, без связи с сознанием. Когда вы сами не осознаете страх, тело, в порыве чувства самосохранения, кричит: «Нельзя расслабляться, иначе конец!» Это словно сбой в программе – неверное истолкование естественных ощущений. Чтобы вам было понятно, я проведу аналогию. Если подставить руку под очень горячую воду, под кипяток, то в какое-то мгновение вам покажется, что ваша рука находится под ледяной водой. Разумеется, это лишь мгновение. Я хочу сказать, что нашему телу свойственно ошибаться.

– Мое тело тоже ошибается?

– И да и нет. У вас была психологическая травма. В период жизни, когда подростку необходимо ощущение защищенности, уверенности в завтрашнем дне. Именно тогда один из ваших ближайших родственников – отец – покинул этот мир. Подытоживая все вышесказанное, Сьюзан, я настаиваю на продолжении лечения вашей фобии, но в другом ключе.

– Каком именно?

– Мы попытаемся с вами умереть. Это только звучит страшно. На самом деле это метод телесной терапии, своего рода массаж, но не тела, а его тонкой части – души или того, что мы привыкли называть душой. Самосознание, самоощущение – на все это подобные сеансы воздействуют как лечебный бальзам, расслабляя и давая принять ощущение смерти, пережить его.

– Но я не хочу умирать, даже понарошку.

– Помните, как в детстве мы играли в дочки-матери, устраивали чаепития – подобный способ, проигрывание ролевых моделей, позволяет человеку заранее сформировать модель поведения, опробовать ее на будущее. Ощутив признаки смерти на себе, познав состояние полного покоя, совершенно не свойственного человеку в обычной жизни, – ведь даже сон не дает нам его, – мы принимаем саму смерть. Принимаем, оставаясь живыми.

* * *

– Добрый вечер всем, кто только что присоединился к нам на океанской волне «Слайго-гоу». Сегодня нас ждет еще одна длинная ночь, наполненная историями, которые интересно слушать.

Меня зовут Сьюзан Уолш. Обычно я работаю ночью, веду прямые эфиры на радио, а в дневное время чаще всего сплю. Мой сын знает, что, только если не произошло нечто из ряда вон выходящее, меня лучше не беспокоить. И те из вас, кто работает в ночную, не дадут соврать: день – это единственное время, когда можно поспать и набраться сил для следующей смены.

Но вчера я изменила своим привычкам. Было кое-что, не дававшее мне покоя, да так, что я просто не смогла отключиться и заснуть. Угадайте, чем я занималась? Весь вчерашний день я пробыла в архиве городского библиотечного фонда Слайго. Вы спросите меня, что я искала среди сотен страниц старинных рукописей и книг? Я отвечу. Помните Бриду – одну из наших радиослушательниц, которая звонила несколько дней назад? Я хорошо запомнила ее, потому что именно Брида посеяла во мне желание покопаться в прошлом и узнать подробности легенды о моряке, захороненном на пляже Россес-Пойнт, когда-то носившем название «Приют мертвеца».

Я хотела узнать, что из этой известной истории случилось на самом деле, а что обросло вымыслами за долгие десятилетия. Забегая вперед, скажу, что никакого отношения к капитану Блэк Джеку тот случай не имеет. Человек, захороненный на «Приюте мертвеца», был самым обычным моряком. Это трагическое предание, но оно часть нашей с вами истории. Мы должны знать прошлое, не бояться заглянуть в него, чтобы лучше понимать самих себя, понимать причину тех или иных поступков, осознавать, кем мы со временем стали.

Итак, 1756 год. В бухте Слайго на якоре стоит торговый галеон, прибывший из Нидерландов. Вероятно, он был построен на совесть, как и все голландские суда того времени: с балконами, изысканной резьбой, жилыми помещениями и бойницами. Он был способен выдержать бури и непогоду, долгие переходы и вражеские атаки. Иными словами, великолепный образец торгового мореплавания своей эпохи.

Путь галеона лежал из Нидерландов к берегам Норвегии, с заходом в порт Корка. Это был большой корабль, который, отправляясь из родной судоверфи, доверху заполнил свои трюмы драгоценными тканями, луковицами тюльпанов, древесиной, специями и ценными предметами утвари.

Капитан галеона волнуется из-за вынужденной задержки у берегов Ирландии. Каждая минута на счету, нужно спешить, ведь промедление не только принесет убытки компании-владельцу, но и привлечет пиратов, которых тогда было не счесть в Атлантическом океане. Да, такой галеон был бы ценнейшим трофеем, поводом для гордости в их послужном списке, – нельзя было допустить подобного развития событий. Поэтому вся команда во главе с капитаном торопилась поднять якорь и отплыть побыстрее.

Но, к сожалению, они не могли этого сделать. Штурман галеона, старый морской волк, проходивший в океане большую часть жизни, стремительно угасал, подхватив неведомую болезнь. Ее признаки были пугающими: лихорадка, испарина, невыносимая боль в животе – симптомы брюшного тифа, от которого в то время не было спасения. К несчастному боялись подходить. Капитан, скрепя сердце, приказал не отплывать от берега с источником заразы на борту. Нужно было срочно принять судьбоносное решение, пока болезнь не перекинулась на всех, кто находился на корабле.

Так и вижу, как бедняга, этот несчастный изгой, лежит в своей каюте в свете керосиновой лампады, тускло освещающей его истерзанное лицо. Вероятно, кожа его была так обезвожена, что казалась прозрачной. О чем думал этот несчастный в минуты, предшествовавшие его смерти? Кто знает, способен ли он был размышлять или его рассудок помутился от смертоносного токсина. А может, его сердце страдало, противясь неизбежному – что ему больше не услышать скрип соснового рангоута и гулкие порывы парусов, не ощутить на лице угасающие на закате брызги Атлантики. Умирать всегда непросто. Но умирать, когда в ушах еще не стих милый сердцу зов океана, труднее вдвойне.

Наконец, капитан принимает решение. Ему, как и всем на борту, было очевидно: оставлять источник заразы на корабле – смерти подобно. Он приказал матросам спустить шлюпку на воду и погрузить туда еще живого штурмана. Могу только догадываться о том, что испытали салаги, которым пришлось проделывать это с едва живым соратником, с которым у них наверняка сложились добрые отношения за годы, проведенные под парусом.

Они гребли изо всех сил, ведь в запасе у них была всего пара часов. Близился отлив, и грести было труднее обычного, но ими двигал страх, что неведомая болезнь перекинется и на них, страх, что капитан, расчетливый и ответственный, попросту снимется с якоря и уведет корабль без них.

Они высадились на берег, в то время – просторную пустошь, где еще не вырос Эльсинор Хаус, по слухам, построенный самим Блэк Джеком. А в то время – свободная плодородная земля, изумрудный отрог, нетронутые пастбища, готовые принять в свои недра все что угодно.

Одним из таких даров и стал бедный штурман. Он был еще жив, когда матросы плыли, налегая на весла, он был все еще жив, когда они выгружали его на берег, в панике оглядываясь на корабль, боясь оказаться брошенными. И он был еще жив, когда матросы закапывали его в землю. Их совести хватило на то, чтобы не бросать бывшего друга на чуждой, голой земле. Но ее не хватило на то, чтобы дождаться, пока он сам отдаст Богу душу. Пока пробьет его положенный час. Да, это страшное осознание, но штурмана торгового галеона закопали живьем. Скорее всего, он умер от того, что, погребенный под тяжестью земли, просто не смог сдвинуться с места и задохнулся.

Моряки, перед тем как закопать своего собрата живьем, вложили ему в руку кусок хлеба. Мне неизвестно, зачем они это сделали, возможно, это часть какой-то другой древней легенды.

История умалчивает о том, какое имя носило судно, никто не помнит, как звали погибшего штурмана и где точно находится место его захоронения. Неизвестно, заразились ли остальные моряки или то была единичная вспышка, которая так и не коснулась остальных. Но этот жест милосердия – живых умирающему – говорит о том, что люди терзались необходимостью прощания с умершим, не смогли просто выбросить за борт своего товарища, оставить его умирать на берегу. Даже под угрозой собственной жизни они позаботились о нем, соорудили могилу, установили надгробный крест, прочитали молитву. Пусть страшным образом, но они сделали все, чтобы он ушел с достоинством, чтобы память о нем не потонула в веках.

Едва ли они могли предположить, что их поступок много десятилетий спустя породит легенду, а место упокоения останется в истории как «Приют мертвеца».

Я бывала в том месте. Сейчас там пирс, и едва ли что-то напоминает о давнем происшествии. Но океан, величественный берег – все это осталось неизменным.