– «Серебряную пальму»?
– Это такая награда от фирмы агентам, добившимся наибольшего увеличения продаж.
– Понятно. Именно поэтому вас двоих отправили на конференцию в Мэн?
Женщина кивнула.
– Может быть, вы попытаетесь вспомнить, каково было душевное состояние Элизы Бакстер во время конференции?
Женщина нервно пригладила волосы:
– Даже не знаю, что сказать. Элиза была такой же, как всегда.
– То есть не делала ничего необычного? Не была какой-то особенно молчаливой или расстроенной?
– Нет. Но она вообще не отличалась разговорчивостью. Я вот о чем: я с ней два года проработала, но так толком ее и не узнала. Она никогда не была, что называется, душой компании, хотя…
– Да? – заинтересованно проговорил Пендергаст.
– Понимаете… я думаю, она тем вечером выпила многовато.
– Почему вы так думаете?
– Она рано ушла с банкета. Еще до последней презентации. Она сказала мне несколько слов, когда уходила, и я заметила, что походка у нее слегка неуверенная.
– Что конкретно она вам сказала?
Женщина моргнула, услышав вопрос:
– Она спросила, не хочу ли я вместе с ней съездить утром на автобусе в «Л. Л. Бин»[6 - «Л. Л. Бин» – название сети супермаркетов.].
– Понятно. И тогда вы видели ее в последний раз?
– Да.
Три следующих опроса прошли на такой же манер. Женщина, делившая с Элизой комнату во время учебы в колледже; подружка детства, жившая по соседству; мужчина, с которым она часто танцевала в студии «Артур Мюррей»[7 - «Артур Мюррей» – сеть танцевальных студий, названных именем американского танцора и бизнесмена.]. У всех них, как отметил Колдмун, сохранились относительно туманные и ничем не примечательные воспоминания об Элизе Бакстер: приятная молодая женщина, с претензиями, но сдержанная. Ничто в ее поведении не указывало на суицидальные наклонности, но ничто их и не исключало.
Наконец Пендергаст многословно поблагодарил всех и пожелал хорошего дня. Когда группа начала расходиться, он поднял руку, останавливая пятого человека, который до этой поры не произнес ни слова: мужчину лет шестидесяти, немного более неопрятного, чем остальные, в видавшей виды панаме, белой футболке и выцветших зеленых штанах.
– Карл Уэлтер? – спросил Пендергаст.
– Да, – ответил человек.
Голос его звучал сипло, свидетельствуя о многолетней привычке курить сигареты без фильтра.
– Вы знаете, почему я попросил вас прийти?
Человек несколько раз перевел взгляд с Пендергаста на Колдмуна и обратно, после чего сказал:
– Я эту мертвую знать не знал.
– Не знали. Но вы работаете здесь смотрителем, и как раз во время вашей смены – с полуночи до восьми утра – на ее могиле был оставлен тот предмет.
– Я уже говорил с полицейскими. Два раза.
– Я ознакомился с вашими показаниями. Вы сказали им… – Пендергаст достал из кармана что-то похожее на официальный документ и сверился с ним. – Вы сказали, что находились близ сарая с инструментом, точили ножи газонокосилки, когда услышали скрежет металла, словно кто-то открыл калитку. Это произошло… – еще одно демонстративное заглядывание в документ, – между двумя и двумя пятнадцатью ночи. Вы, естественно, стали выяснять, что случилось, но стояла темная ночь, тучи закрыли луну, калитка оказалась запертой, и, короче говоря, вы не обнаружили ничего необычного.
– Именно так я им и сказал, – с легким вызовом ответил человек, кивая, чтобы придать больший вес своим словам.
– И солгали, – заметил Пендергаст все тем же масляным голосом.
– Какого черта… – прохрипел человек и замолчал.
– Прозрачная ложь, легко разоблачаемая. Я удивлен, что власти не пришли к вам в третий раз. Но, мистер Уэлтер, если вы будете честны со мной, я обещаю, что мы все закроем глаза на вашу опрометчивость.
Человек открыл было рот, собираясь возразить, но Пендергаст сложил бумагу, убрал ее в карман и продолжил:
– Пожалуйста, не тратьте время на возражения. Я поднял этот вопрос только для порядка, чтобы убедиться, что на этом кладбище больше нечего искать. Предмет, о котором идет речь, не был оставлен на могиле Элизы Бакстер в два часа ночи по той простой причине, что в то время он еще находился в груди его владелицы. Миз Монтеру убили после четырех часов. – Он помолчал, наблюдая за реакцией смотрителя. – Хотелось бы все-таки узнать, почему вы солгали.
Взгляд смотрителя беспокойно заметался между агентами.
Пендергаст намеренно продлевал многозначительное молчание. Но когда он набрал в грудь воздуха, собираясь заговорить, внезапно вмешался Колдмун.
– Вы просто отсыпались, – сказал он смотрителю.
Оба – Уэлтер и агент Пендергаст – уставились на него.
Колдмун продолжил:
– Ваша смена началась в полночь. Если взять в расчет две упаковки по шесть банок «Пабст блу риббон», которые вы выпили, то к середине смены содержание алкоголя у вас в крови достигло приблизительно два промилле, то есть вы были в таком состоянии, что не заметили бы никакого беспорядка и уж точно не стали бы ничего проверять.
– Вы… – снова начал было смотритель, но и на этот раз не нашелся что сказать.
– На самом деле вы солгали, будто слышали что-то, так как не хотели, чтобы администрация узнала о вашей привычке выпивать на работе. Это так?
Никто не шелохнулся.
– Просто кивните, если я прав, мистер Уэлтер, – сказал Колдмун. – Одного раза будет достаточно.
Мгновение спустя смотритель едва заметно кивнул.
– Отлично, – сказал Колдмун и посмотрел на Пендергаста. – Вы хотите спросить что-то еще?
– Нет, спасибо, – ответил Пендергаст.
В полном молчании они поехали на юг. Когда миновали Норт-Бич, Колдмун наконец спросил:
– Где вы остановились?