– Вот и меня тоже. От икры не тошнит, особенно от черной не тошнит. От красной тоже не тошнит, но уже не так сильно. Воту меня один больной был…
– А что у него было?
– Он икру доставал.
– Я говорю, у него что было-то?
– Так я вам говорю: икра у него была. Он мне ее доставал. Потом перестал. И все. Пропал.
– Уехал?
– Да, насовсем.
– За границу?
– Еще дальше.
– Это куда же дальше?
– Туда, где нет ни икры, ни крабов.
И где бюллетени не нужны.
– Мне бюллетень не нужен. Мне главное – чувствовать себя хорошо.
– Как же чувствовать себя хорошо? Голова болит, температура противная, суставы ломит…
– Доктор, а это вылечивается?
– Ну, конечно, а кем вы работаете?
– Инженером.
– А-а-а. У инженеров это все плохо лечится. Тем более все это без крабов, без игры, без кофе и чая.
– Да я могу безо всего этого обойтись.
– Вы-то можете, а другие никак.
– Но меня другие не интересуют. Ведь болит-то у меня. И здесь болит, и здесь…
– У вас, видно, и с головой не все в порядке.
– Вы так думаете, доктор?
– Убеждена. Надо голову проверить, и в первую очередь. К невропатологу вам надо, дорогой, к невропатологу. А как только головку наладите, так сразу ко мне. И все тут же пройдет.
– Ладно, доктор, я пойду. Значит, все, что у меня в портфеле, – икру, крабов, кофе, – все это к невропатологу нести? Счастливо, доктор.
Инициатива масс
Секретарь парткома НИИ машиностроения зашел в кабинет директора и сказал:
– Иваныч, отстаем мы от народа.
Семен Иваныч от испуга стал таращить глаза так, будто хотел увидеть тот самый народ, от которого отставал.
– Так ведь же повесили в цехах лозунги: «Даешь гласность!», «Берешь демократию!».
– Мало, – сказал Селезнев.
– Вахтеру выговор объявили за отсутствие самокритики.
– За что, за что?
– Ну, в его дежурство, пока он спал, из столовой два мешка сахара вынесли, с него кепку сняли и штаны.
– Ерунда это все. Демократия – это инициатива масс. Посмотри, на соседнем заводе люди сами директора выбрали.
У Семена Иваныча глаза снова полезли на лоб.
– Ты что же, от меня избавиться хочешь?
– Я хочу, чтобы люди пар выпустили, кипят люди-то. Вон позавчера скандал устроили, кричали, почему столовая в обед не работает, – обнаглели вконец. Короче, – сказал Селезнев, – надо нам кого-нибудь из завотделами переизбрать. Ну, к примеру, Ивана Сергеевича Загоруйко.
– Да ты что, – возмутился директор, – он же приличный человек, не пьет, знания, опыт…
– Вот и хорошо, – сказал Селезнев. – Головой работать надо, а не другим местом. Пораскинешь мозгами, поговори с Загоруйко, потом позвони в отдел, намекни: мол, молодым дорогу, пора развивать инициативу масс.
Директор набрал номер отдела. К телефону подошел Поляков, инженер довольно склочный. «Как раз то, что надо», – подумал директор и стал намекать со свойственной ему изобретательностью:
– Слышь, Поляков, ты завотделом хочешь стать?
– Ну, – сказал Поляков.
– Баранки гну, – остроумно ответил директор. – Это тебе не при старом прижиме. Сейчас народ сам тебя выбрать должен. Бери народ и дуй к секретарю парткома. Так, мол, и так, хотим выбрать нового завотделом.
Через десять минут в кабинет секретаря парткома ворвались пятеро под предводительством Полякова. Это были Тимофеев Сергей Васильевич, человек скромный, неразговорчивый. Тамара Степановна, женщина полная и болтливая, Аркашка, так его все называют – Аркашка, есть такие люди, им уже под пятьдесят, а они все Аркашка да Аркашка, Галька Зеленова – наша отечественная секс-бомба. Вот уже сколько лет не может найти себе бомбоубежище, и Поляков.
Вот он, Поляков, и начал:
– Всюду люди перестраиваются, начальников себе выбирают, а мы что, космополиты, что ли, какие?
Секретарь парткома Селезнев говорит:
– Вот они, первые ростки нашей демократии. Давайте собирать собрание.
На следующий день собрались. Директор пришел, председатель месткома.