– Теперь ты у меня будешь не один, – сказал он лягушонку. – У тебя теперь будет друг – щенок Тяпа.
Но лягушонок никакой радости по этому поводу не выразил. Больше того, он даже будто погрустнел, словно говорил: «Я и так не один. У меня есть друг Ваня Сидоров. И больше мне никого не надо».
Но Ваня этих лягушоночьих мыслей не понял и сказал:
– Ничего. Привыкнешь – полюбишь и будешь с Тяпой дружить.
А недели через две, в воскресенье, папа принёс домой щенка Тяпу. Тяпа был замечательный щенок. Такой крошечный телёнок, и цвета телячьего. Он вертел хвостом, жался к ногам, всё время хотел, чтобы его приласкали, и время от времени самозабвенно ловил собственный хвост.
Тяпа подошёл к Ливерпулю, обнюхал его и даже лизнул, к восторгу всех, кроме самого Ливерпуля.
Ливерпуль же замер и, как когда-то, сделал вид, что умер. Поджал лапки и не двигался. Тяпа отошёл от Ливерпуля и больше к нему не подходил. Ваня стал играть с Тяпой, а Ливерпуль обиженно удалился в свой аквариум.
С этого дня, а может быть и раньше, с Ливерпулем стало происходить что-то странное. Он не квакал, мало ел и почти не двигался.
Болезнь
Ваня старался кормить Ливерпуля как можно чаще, но Ливерпуль грустно смотрел на Ваню, пищу принимать отказывался и вскоре перестал двигаться совсем. То есть, если его расшевелить, он двигался, а сам, по собственной инициативе, не желал ступить и шага.
Ваня очень расстраивался и сам почти перестал есть. То есть компот он пить продолжал, а что касается первого и второго блюда, то они ему были почти неприятны, и он съедал их только ради мамы и компота.
Мама и папа тоже были обеспокоены. Папа даже звонил в ветеринарную поликлинику, но там ему ответили, что болотных лягушек на лечение не берут. А других лягушек у Вани и его родителей не было. Был только один болотный Ливерпуль – больной и несчастный.
Вот так они и жили грустно, и только Тяпа один был весёлым и жизнерадостным. У него был хороший аппетит. Вернее, даже не хороший, а прекрасный аппетит. У него всегда было замечательное настроение, и вообще его не касалось то, что кому-то грустно. Он только одного не понимал: почему с ним перестали играть? А Ваня не только играть перестал с Тяпой, но и гулял со щенком неохотно и только тогда, когда на этом настаивали родители.
Он гулял с Тяпой по заснеженному двору, а сам думал о том, что вот жаль, что Ливерпуль болен. А то ведь Ваня собирался сделать Ливерпулю лыжи на все четыре лапки.
Вот интересно было бы посмотреть, как он на них поехал бы с горки.
Потом Ваня возвращался домой, смотрел грустно на Ливерпуля, лежащего с закрытыми глазами. Он, Ваня, даже сшил Ливерпулю маленькое одеяло и несколько раз поил чаем с малиновым вареньем, чтобы Ливерпуль пропотел ночью и выздоровел. Но и это не помогло.
Ваня попытался смерить Ливерпулю температуру, чтобы узнать, чем болен лягушонок. Для этого он долго прилаживал градусник под мышкой у лягушонка. Но градусник почему-то ничего не показывал. Наверное, потому, что этот градусник для людей, а лягушачьего градусника в аптеке не было.
Тогда Ваня решил выполнить своё обещание. Он стал ежедневно читать Ливерпулю сказку о лягушке-путешественнице. Сказка, по всей видимости, лягушонку нравилась. Он иногда приоткрывал глаза и внимательно смотрел на читающего Ваню. И хотя Ваня читал по складам, составляя из слогов слова, Ливерпуль всё понимал и слушал затаив дыхание.
А ещё Ваня заметил, что Ливерпуль чувствует себя хуже, когда Ваня играет с Тяпой. То есть полной уверенности в этом не было, но когда Ваня бегал с Тяпой, кормил его, то Ливерпуль лежал у себя в аквариуме неподвижно и совсем не дышал.
Кончалась зима, и кончалась сказка про лягушку-путешественницу.
Ваня совсем разлюбил Тяпу, и родители решили отдать щенка другому мальчику, который будет любить его больше, чем Ваня.
Родители так и сделали. А Ваня об этом не жалел, потому что всё равно продолжал любить своего Ливерпуля. И странное дело, когда Тяпы не стало, Ливерпуль пошёл на поправку. Он стал оживать. Шли дни, солнце становилось всё ярче и ярче. Ливерпуль начал есть, шевелиться, выходил на прогулки по комнате, а когда стало совсем тепло, он совершенно выздоровел: опять прыгал и квакал с такими переливами и трелями, каких раньше не было в его пении.
Однажды к родителям Вани пришли гости, и мама попросила Ваню устроить для них концерт.
Удивительно, но после нескольких репетиций Ливерпуль чудесно выступил. Он помнил азбуку, а прыгать стал ещё выше и таблицу умножения знал назубок.
А один из гостей даже объяснил болезнь Ливерпуля. Он сказал, что лягушки зимой спят. Некоторые лягушки даже замерзают во льду, и ничего с ними не случается. Весной, когда лёд тает, они снова возвращаются к жизни.
Но Ваня этому не поверил. Он-то знал, что Ливерпуль заболел по другой причине. Он не мог спокойно смотреть, как Ваня играл с Тяпой, а на него, Ливерпуля, не обращал внимания. Это ужасно обидно, когда ты кого-то любишь, а он не обращает на тебя внимания.
А когда Тяпу отдали, Ливерпуль выздоровел.
Стало тепло, ярко светило солнце, и Ваня выходил с Ливерпулем гулять во двор и даже несколько раз ездил с ним за город.
Прощание
А вскоре наступили летние каникулы, и Ваня снова поехал в деревню. Он опять поселил Ливерпуля под деревом, но уже не огораживал лягушкин дом, так как знал, что Ливерпуль никуда не убежит.
Ваня придумал новый номер для Ливерпуля. Он стал учить лягушонка держать прутик. То есть Ваня хотел, чтобы Ливерпуль мог летать, как лягушка-путешественница. Правда, Ваня ещё не знал, кто будет выступать в роли уток, но решил это додумать потом. Главное – научить Ливерпуля держаться за прутик. И Ливерпуль успешно справлялся с задачей. Он висел на прутике сначала совсем немного, а потом больше, и чувствовалось, что вскоре он так к этому привыкнет, что сможет висеть на прутике часами, хотя никакой необходимости в этом не было.
Вечерами с речки доносились лягушачьи концерты. Ваня и Ливерпуль слушали их, и если Ваню эти концерты веселили, то Ливерпуль почему-то мрачнел, начинал нервничать, прыгал и сам квакал вовсю. Будто хотел, чтобы его услышали на болоте.
И однажды Ваня взял Ливерпуля с собой на речку именно тогда, когда разразился лягушачий концерт. Лягушек не было видно, но слышно их было хорошо.
Ливерпуль замер и сидел молча, только часто дышал. А где-то близко, то с одной, то с другой стороны, раздавалось лягушачье пение. Сначала солировал один голос, потом другой, а то они начинали петь вместе. И вдруг, в одну из пауз, Ливерпуль тоже запел. Трудно сказать, о чём пел Ливерпуль. Может, о том, что ему хорошо живётся с Ваней, а может, он жаловался кому-то на своё лягушачье одиночество. Может, он вспоминал свою маму-лягушку. Или звал кого-то подружиться с ним.
Трудно сказать, о чём он пел, но только, когда он замолчал, какой-то голос ответил ему, и потом они радостно заквакали вместе. Так дружно, будто всю жизнь репетировали это выступление.
А когда песня закончилась, Ливерпуль стал удаляться от Вани в сторону незнакомого голоса.
Ваня понимал, что задерживать Ливерпуля нельзя, и знал, что Ливерпуль не обернётся и не попрощается с ним. Потому что лягушки не прощаются с друзьями и не оглядываются. Им и не нужно оглядываться. У них, лягушек, глаза устроены так, что они видят даже то, что находится позади.
Но Ливерпуль вдруг остановился, повернулся к Ване и заквакал так, будто говорил: «Прощай!»
И Ваня, сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, увидел, как внимательно и благодарно смотрит на него Ливерпуль. Одна слеза выкатилась из Ваниного глаза, а из второго глаза никак не выкатывалась. И мешала Ване смотреть. И он стал вытирать рукой глаза.
А когда вытер – Ливерпуля уже не было.
Рассказы
Опоздал
– Мария Ивановна, можно войти?
– Давай, Сидоров, входи.
– Вхожу.
– По-моему, ты опоздал.
– Да я вижу.
– Мы тоже видим. Ну, что на этот раз?
– Мария Ивановна, вы даже представить себе не можете…
– Представить я себе как раз могу, но хочется послушать твою версию. Давай, рассказывай!