Дневники импрессионистов

Эстак,

24 февраля 1882 г.

Дорогой господин Дюран-Рюэль,

Если бы Вы устраивали выставку на площади Бастилии или в каком-нибудь еще более мерзком месте, но были бы при этом полновластным ее хозяином, я, ни минуты не колеблясь, сказал бы Вам: «Берите все мои картины, с Вами я готов пойти даже в пекло».

Однако сейчас дело обстоит совершенно иначе. Мне хочется верить, что Вы лично не имеете никакого отношения к странной комбинации, в которую хотят втянуть Вас и в которую я ни за что не впутаюсь. Скажу, не преувеличивая, что выставка, устраиваемая этими господами, была задумана и организована без моего ведома, что со мной заговорили о ней лишь в последний момент, когда обнаружились пустые места, и что во время предыдущих выставок Независимых никто не обращался ко мне за содействием… вернее, никто не приставал ко мне!

Сейчас я ломаю себе голову, пытаясь понять, что заставило вспомнить обо мне…

Впрочем, я не намерен продолжать в том же тоне… Может создаться впечатление, что я жалею о том, о чем жалеть вовсе не следует. Это было бы крайне огорчительно, ведь я так рад, что меня оставили в покое.

Я согласился бы выставиться с Моне, Сислеем, мадемуазель Моризо и Писсарро, но только с ними.

Впятером или вшестером, считая неуловимого Дега, мы могли бы устроить выставку, которая имела бы интерес с художественной точки зрения.

Но я готов поручиться, что Моне первый откажется вступать в игру с этими господами.

Итак, резюмирую: я категорически отказываюсь участвовать в этой комбинации, о которой, к тому же, мне ничего не известно.

Повторяю, однако, что если Вам лично нужны мои полотна, я готов предоставить их в Ваше распоряжение.

Заканчивая, выражаю уверенность, что рано или поздно Вы согласитесь со мной, так как лишь по доброте душевной Вы взялись передать мне предложение и сами выбранили бы меня потом, если бы я его принял всерьез и ответил согласием.

10

Эстак,

26 февраля 1882 г.

Дорогой господин Дюран-Рюэль,

…Утром отправил Вам следующую телеграмму: «Картины, полученные от меня, Ваша собственность, не вправе мешать Вам распоряжаться ими, но выставляться не намерен».

Эта короткая фраза полностью выражает мою точку зрения.

Таким образом, я ни при каких обстоятельствах не буду участвовать в комбинации Писсарро – Гоген и ни одной минуты не желаю числиться в рядах группы так называемых Независимых.

Дело тут, прежде всего, в том, что я выставляюсь в Салоне, а это несовместимо со всей этой затеей.

Итак, я еще и еще раз отказываюсь.

Картины же, которыми Вы располагаете, Вы можете отправить туда и без моего разрешения. Они принадлежат Вам, и я считаю себя не вправе препятствовать Вам распоряжаться ими по-своему, при условии, что это делается от Вашего имени. Настаиваю лишь на одном: пусть будет заранее оговорено и принято, что картины, подписанные моим именем, выставляются не мною, а Вами, их владельцем.

Таким образом, каталог, афиши, проспекты и прочие публичные уведомления должны содержать указания на то, что мои полотна выставляются г-ном Дюран-Рюэлем, собственностью которого и являются.

Благодаря этому меня не сделают против моей воли одним из «независимых» даже в том случае, если меня нельзя будет избавить от всякого соприкосновения с ними.

Не сердитесь на такое решение – оно ведь никак не задевает лично Вас, поскольку эту выставку устраиваете не Вы, а г-н Гоген, и верьте, что я по-прежнему остаюсь Вашим преданным и верным художником. Я просто защищаю наши общие интересы, так как полагаю, что, выставившись у Независимых, я добьюсь лишь того, что цены на мои полотна упадут вдвое.

Повторяю еще раз: мой отказ не должен Вас задевать, так как он адресован не Вам, а исключительно людям, стоять рядом с которыми мне не позволяют ни мои вкусы, ни мои и даже Ваши собственные интересы.

От всего сердца желаю Вам доброго здоровья и уверяю Вас в самых дружеских моих чувствах.

12

Алжир,

[март 1882 г.]

Дорогой господин Дюран-Рюэль,

Будьте добры, напишите мне несколько слов об итогах выставки. Я написал Вам в самый острый момент своей болезни. Не ручаюсь, что был достаточно благоразумен, почему и прошу Вас написать мне. Вы сообщили, что после 7-го вышлете мне просимое. Ловлю Вас на слове и прошу прислать 500—1000 франков, сколько сможете, по адресу: Алжир, улица Марин, 30. Если Вы располагаете большей суммой, передайте ее г-ну Берару, улица Пигаль, 20, до моего возвращения: у меня есть кое-какие творческие замыслы, осуществление которых потребует немалых денег.

Очень доволен, что так и не отправил Вам последнюю партию полотен, так как Вы послали бы их на выставку, а я, судя по статье Вольфа, отлично выражающей общее мнение буржуазных кругов, вижу, что мои картины можно показывать лишь после того, как выдержишь их в мастерской не меньше года. Года через 3–4 тот же Вольф найдет мои виды Венеции очень красивыми, но что поделаешь, если люди не умеют оценить по достоинству вещь, написанную всего 3 (sic!) месяца тому назад, и даже не способны разобраться, что она изображает?