Байки дыма. Злая симфония

С безграничной благодарностью моей прекрасной Тоне за вдохновение и непоколебимую веру в мои скромные творческие способности.

Моему любимому Андрею за пару очень ценных жизненных уроков.

Валентину за стоическое выслушивание моих бесконечных рассуждений и за помощь в «разведке на местности».

Эле за неоценимую поддержку и юмор, от которого чернеет в глазах.

Славе за великое множество живых жизненных историй.

И вечно недовольному критику Илье, который своим ворчанием заставляет меня придумывать очень странные идеи.

Без вас этот творческий эксперимент никогда бы не состоялся.

Спасибо вам, что вы есть!

Светлой памяти Олега Савицкого посвящается.

– В следующий раз кого-нибудь из Митяевых желторотиков с собой бери! – ругался напарник, продираясь через заросли. – Удумала тут вместо минного трала меня использовать! Я, между прочим, живой человек, у меня права и свобода воли есть!

– Свобода сдохнуть у тебя сейчас появится, если не заткнешься, – проворчала я, осторожно двигаясь следом. – На твои вопли вся местная живность сбежится, а у тебя, дурака, патронов кот наплакал и последнюю гранату ты бездарно продолбал, умник.

– И это повод моей драгоценной, единственной и неповторимой жизнью рисковать?

– Конечно. Ты у нас габаритный, мяса на тебе много, пока тебя мутанты жрать будут, я слинять успею и увековечу потом твою неповторимую жизнь в каком-нибудь глумливом рассказе.

– Стерва ты, Лира.

– На том и стою, – хмыкнула я. – Затихни, а то твои неустанные жалобы уже за чертой слышно.

Напарник обиженно засопел, но препираться больше не стал. До спасительной границы нам оставалось метров пятьсот, которые очень уж хотелось преодолеть без лишних приключений.

В нашем не слишком глухом замкадье шарахнуло четыре года тому назад. Внезапно, без каких-либо признаков и предупреждений. Был спокойный, мирный город, жизнь текла своим чередом, а потом раз! Да здравствует аномальная территория.

Шороху вокруг навели быстро, понаставили кордонов, нагнали военных и всякой доблестной полиции, эвакуировали всех желающих. От самой границы пораженной территории вывезли всех, а дальше решили не суетиться. Мол, если нравится людям в таких условиях жить, с последствиями катастрофы под боком, то и нечего им мешать. Местные же за непредсказуемость и отсутствие всякой логики прозвали образовавшуюся территорию «Зазеркальем».

Поначалу было дико, страшно, неуютно как-то в непосредственной близости от этого «новообразования», но постепенно привыкли, научились неплохо жить по соседству. Так, потряхивает иногда от Вспышек, но они у нас не слишком частые, раз в месяц прокатится и все, тишь и благодать до следующего раза.

Первые ходоки потянулись сюда месяца через два, поначалу просто полюбопытствовать, а чуть погодя уже целенаправленно. Наука подъехала, группировка своя образовалась, идейная. «Защитим мир от аномальной заразы» и прочая чушь собачья. Потом какие-то ненормальные зоозащитники нарисовались, права пострадавших от катастрофы животных отстаивать удумали. Вот только не хватило надолго тех зоозащитников, ибо животные быстренько мутировали под шумок и очень захотели кушать, а потому о правах своих не слишком заботились. Чуть погодя фанатики завелись, мол, Катастрофа – это такое специальное послание для избранных. Обосновались где-то в районе улицы Октябрьской, но потом их оттуда идейные подвинули почти до самого соседнего поселка, практически к границе прижали. Но фанатики стойкие оказались, не чета зоозащитникам. Научились как-то существовать внутри периметра, свои лазейки нашли, принялись ручонки свои за периметр протягивать – народ потихоньку вербовать. Ручонки эти им, конечно, отбивали в меру возможностей, но находились и те, кто к ним примыкал. Само собой, и от военных ходоки завелись, куда ж без них, родимых. Суровые все такие, навороченные, упакованные по последнему слову даже не техники, а уж не знаю чего. Как только от гордости своей не лопались? Но ничего, тоже вписались в новую нашу систему вполне успешно. А следом и криминальный элемент подтянулся, вопросики свои порешать и все такое прочее. Вот их появление вообще никого особо не удивило. Потому что там, где деньги – там и криминал обязательно отыщется. Все предельно просто: аномалия – это артефакты, а артефакты – это деньги.

Так и пошло своим чередом. Даже бар меньше, чем через год, появился прямо на границе городского парка, в бывшем помещении стоматологии. Уж больно там место оказалось удачное. Военные с полицаями, конечно, бесились страшно поначалу, с рейдами и проверками без конца заглядывали, а потом тоже привыкли. Ходоки – народ не глупый, просто так подставляться не станут, поэтому облавы в баре обычно заканчивались ничем. Собрался народ мирно выпить да языками потрепать, что ж в этом такого? Бывали, конечно, индивиды, которые по глупости прокалывались на какой-нибудь ерунде, но таких по пальцам пересчитать можно было.

Организовала бар местная одна, Анька. По официальной версии жила она якобы где-то рядом, на Мире или вовсе на Парковой. Вот только жила в свое время та Анька на Проспекте и уже из новоиспеченной аномальной зоны каким-то чудом выбиралась спустя сутки после катастрофы. Была она для всех обычная барменша, крайне обаятельная, в меру говорливая, с непростым характером, но деловая и смекалистая. И только совсем доверенные и близкие знали, что «Зазеркалье» Аньку вместо приветствия наградило интересной одной особенностью. Черты лица у барменши менялись, как окрас у хамелеона, и становилась она поразительно похожей на собеседника, в том-то и крылся весь секрет ее обаяния. Происходило это так незаметно, что далеко не всякий понять мог. Один из первых и особо наблюдательных ходоков прозвал Аньку Миражкой, переиначив слово «мираж» на женский лад. Так к ней и прицепилось к ней это «Миражка».

Были поначалу споры всякие на ее счет. Вроде и мутант она, а вроде и вреда никому не приносит, готовит вкусно, разговоры поддерживает, артефакты сбывает по своим каким-то каналам да барахло полезное достает. В общем, споры утихли, местные стали Миражку ценить и уважать. Так со временем и повелось – знающие привыкли, а незнающих никто и посвящать не стал. Анька успешно держала бар, знала всю местную братию по именам, и всех все устраивало.

Чуть погодя в баре даже девки завелись. Первой появилась Вероника, губы из силикона и полное отсутствие мозгов. Утверждала, что биолог и не слишком упорно рвалась к ученым, но те ее принимать не спешили, вот и осталась здесь. Потом появилась Марыська, местная охотница до чужих денег. И последней прибилась Крис, которую богатый криминальный папик бросил. К девкам тоже привыкли быстро, и в свободное от «работы» время Миражка их припахивала по хозяйству на всю катушку. Человек ко всему приспосабливается, вот и мы всей своей братией приспособились.

Я до всей этой катавасии была простым человеком. Работу работала, приключений находила на свою задницу по мере сил и иногда писала рассказы на радость любопытствующей публике. Не супер популярные, конечно, но и не бездарные совсем. Жила себе спокойно, никого не трогала, а тут такое и совсем под боком, в километре от дома всего лишь. В общем, не трудно догадаться, кто в самые первые ходоки-самоучки заделался. Не сиделось мне спокойно, когда в такой соблазнительной доступности дела масштабные творятся. И так уж сложилось, что вышел из меня полноценный проводник. То ли вся эта аномальная территория меня так возлюбила и за свою приняла, то ли я ее так хорошо слышала и чувствовала, но довольно быстро выяснилось, что взаимопонимания с этим странным местом мы достигли. К тому же и компания подходящая организовалась.

Штрих, давний друг и товарищ, вызвался сам. Ходил все вокруг да около, думал, как бы мне эту заманчивую идею подкинуть. Пришлось самой подкидывать, чтоб зазря время не тянуть. Чуть позже Кузьмин к нам прибился, перед этим тоже успев пару ходок самостоятельно сделать. За ним Хек и Веник подтянулись. Вот и стала наша скромная банда первопроходцами.

Поначалу страшно было до одури. Считай, без должных навыков и познаний добровольно в самое пекло лазили. Помнится мне, Веник первое время ныл, мол, какой из бабы ходок, сидела бы дома и все такое прочее. Но, после того как мы со Штрихом Веникову тощую жопу на Проспекте от собачьей стаи отбили, ныть перестал и с моим присутствием смирился, даже относиться стал с уважением. Так и стали мы ходить своей теплой компанией, аномалии местные изучать, собак и прочую живность докучливую постреливать, а потом и артефакты добывать научились вполне самостоятельно. Как говорится, дурное дело нехитрое.

Жили себе потихоньку до тех пор, пока вдруг люди пропадать не начали. Причем, не за чертой пропадать, там-то это обычное дело, а здесь, прямо перед границей, на спокойной территории. Пропадали ходоки, пропадали военные, двое полицейских и даже гражданский. Все подозревали всех, и это изрядно накаляло обстановку.

Последней каплей стал тот факт, что база суровых и пафосных армейских ходоков на связь выходить перестала. Единогласным Миражкиным решением было принято отправить нас со Штрихом в разведку. Вот и пришлось нам на обратном пути по кустам ползать да переругиваться беззлобно на нервной почве, ибо новости с базы мы несли далеко не радужные…

Вся моя честная братия гордо восседала за центральным, самым большим столом. Штрих, приволокший из нашей прогулки на разведку целый «хрустальный шар», по традиции проставлялся и с упоением рассказывал очередной дурацкий анекдот. Приветственно кивнув, я прямой наводкой отправилась к стойке.

– Тебя Стужин искал, – поделилась Анька, едва моя задница успела коснуться стула.

– Спалил?

– Похоже.

– И где его тогда черти носят?

– Проветриться пошел. У них солдатик пропал вчера, так что нервный твой Стужин, – доверительно шепнула барменша. – Что пить будешь, бродяга-писатель?

– Сделай мне красненькой, – попросила я и оглянулась, чтобы посмотреть, кого еще нелегкая в бар занесла.

В углу возле окна двое вояк играли в карты и неторопливо цедили пиво. Стало быть, выходной заслужили, вот и развлекались как могли. Ближе к двери Митяй воспитывал двоих желторотиков, возомнивших себя матерыми и страсть какими опытными ходоками. За ближним ко мне столом Крот о чем-то бодро спорил с Яхонтом.

– Трудная ходка была? – ставя передо мной стопку, тихо спросила Миражка.

– Непростая, скажем так. Яхонт опять к Кроту в пару набивается?

– Как видишь. Митяй-то вон желторотиков себе набрал и Яхонта отвадил. Тебе Штрих половину за «шар» отдал?

– Отдал конечно. Кто ж его толстый зад прикрывать будет, если он непосильно нажитым делиться не станет? Вместе «шар» добывали, вместе и пропьем, – пошутила я. – Он тебе уже поведал про злоключения наши?

– Поведал, – кивнула Миражка. – Мало радости с таких новостей. Армейские хоть и придурки, но тоже ведь живые люди. Вон, благоверный твой тащится, – кинув взгляд на дверь, предупредила она. Я благодарно кивнула.

– Я тебя наручниками к батарее прикую, – вместо приветствия на весь зал пообещал Стужин.

– Оставь свои бурные эротические фантазии при себе, – фыркнула я и залпом выпила стопку.

– Свои бурные фантазии я на тебе потом отработаю, – заявил он, чем вызвал волну одобрительного гула за спиной.

– Отрабатывалка не отросла, милый, – ехидно отозвалась я и вызвала целую бурю в зале. Наши с ним беззлобные перепалки давно стали чем-то вроде местной фишки. Точнее, даже целой традиции. После каждой моей ходки мы со Стужиным обязательно театрально ругались в баре. Некоторые даже верить начали, что это хорошая примета.

– Стерва, – бросил Стужин.

– За это я тебе и нравлюсь.

– Все, сдаюсь, – поднял руки он и уселся рядом.

– Тебе повторить? – как бы невзначай поинтересовалась Миражка, и я снова кивнула.

– Это какая по счету? – засуетился Егор. – Мне тебя потом домой тащить на себе придется?

– Вторая, так что не придется. Я девушка приличная, до умопомрачения напиваюсь только в родных стенах и только в гордом одиночестве, чтобы после не было мучительно стыдно.

– Приличная, – фыркнул он. – Запереть бы тебя где-нибудь подальше, приличная. Пей свою вторую и давай пройдемся по тихой грусти, сплетни свежие обсудим.

– Господин военный, таки не делайте даме нервы, – ехидно отозвалась я.

– Да все, сдаюсь я, сдаюсь, – проворчал Стужин. И это совсем не было на него похоже.

Егор Стужин – военный до самого мозга костей, никогда так просто в спорах не сдавался, поэтому я насторожилась и невольно покосилась на него.

Был у меня с детства в любимых персонажах один киношный чекист с полковыми замашками, а чуть больше двух лет назад прислали в наши края это чудо чудное – точную копию того чекиста. Сердце мое женское, конечно, дрогнуло, но я из чувства собственного упрямства продолжала держать оборону.

Поначалу наши перепалки всю местную братию раздражали до чертиков, опасения вызывали и прочую нездоровую нервную активность. Но и к этому постепенно привыкли, приняли как должное. Потом Егор контракт продлил, чтоб здесь остаться. Так вот и повелось – на публику перепалки в баре, а на деле взаимовыгодное сотрудничество. Под шумок он мне графики патрулирования и смены караулов сливал, об облавах предупреждал заранее, а я ему тихонько сдавала желторотиков, у которых за чертой вообще никаких шансов выжить не было, особо зазнавшихся ходоков и всякие разные новости. Сволочи мы? Еще какие, но всех такой расклад вполне устраивал и пользы приносил гораздо больше, чем вреда. И овцы целы, и волки сыты, как говорится.

Все было хорошо и здорово. Кроме настроения моего бравого бойца.

Спешно выпив свою несчастную стопку, я поморщилась и шустренько соскользнула со стула, подмигнув Миражке, мол, потом посекретничаем. Стужин поднялся и молча направился к двери.

– Устрой ей темную, Егор, за все наши разбитые мужские сердца! – громко заявил Веник, но военный даже не оглянулся. А вот я, проходя мимо, от души пнула говорливого товарища в щиколотку.

– Ух, ведьма! – взвыл раненый Веник.

– Глаз вырву, – пообещала я. – И прокляну.

– Ревнует, – уже на улице прокомментировал Егор.

– Не-а. Кончился Веник.

– В смысле кончился?

– Спекся, – пожала плечами я. – «Зазеркалье» ему все мозги расплющило, так что больше Веник не ходок. Он теперь или сам угробится, или других угробит. И сдается мне, он и сам это прекрасно понимает, оттого и балагурит неудачно, чтобы совсем с катушек не слететь. Если ума хватит, то останется где-нибудь поближе к черте, да будет чужие байки по вечерам слушать.

– Прискорбно, – вздохнул Стужин и резко сменил тему: – Что, ходка тяжелая была?

Хотела бы я втянуть голову в плечи от его тона. И, наверное, так бы и сделала, если бы у меня совесть была.

– Да нет, я так, по самому краешку.

– Лир, после краешка «Кровавую Мэри» не пьют, – вздохнул он и обнял меня за плечи. – Не замерзнешь?

Я отрицательно мотнула головой.

– Тогда рассказывай.

– До Зеленки мы со Штрихом ходили. – Отпираться или врать смысла не было, пришлось рассказывать. – Там дичь.

– Там же армейские, – удивился Егор.

– Были армейские, – уточнила я, – а теперь один большой могильник. Миражка нас туда отрядила после того, как они на связь выходить перестали. Точнее, она хотела Штриха отрядить, а он меня за компанию дернул. У нее свои дела с товарищами этими были, только что-то они там пропустили со сроками, вот Анька и выслала разведку.

Егор, понимаешь, там как будто филиал скотобойни. Была база в бывшем здании школы, по всем правилам организованная, укрепленная и вооруженная под самую крышу, а осталось одно воспоминание. Твари какие-то растерзали всех. Мы труп такой скотины нашли недалеко от вышки. Видимо, она за ворота еще живая выбралась, а потом уже кровью истекла или что у нее там внутри. Это какой-то новый вид, тут раньше таких не видели. Ну, или видели, просто рассказать уже не могли.

– Что за тварь такая? – напрягся Стужин.

– Ну, представь себе гигантского богомола с круглой башкой и плоской мордой. У нее пасть от уха до уха практически. Зубы как у акулы. И еще передние конечности длинные, тонкие, костлявые и с когтями такими, что мама не горюй. Отвратительная зверюга. И, по всей видимости, очень опасная.

– И вы, два дурака, полезли на базу?

– Не полезли. Боязно, – призналась я. – Вдоль забора прошли, через проломы поглазели, потом деру дали через Коридор. И уже оттуда через железку до дальнего конца парка. Мост, кстати, рухнул. Такое впечатление, будто его нарочно подорвали.

– И ты это называешь краешком? После твоих рассказов впору самому «Кровавую Мэри» стаканами хлебать. Чего нам ждать-то теперь, как думаешь? Нападения в ближайшем будущем?

– Хотела бы я это знать. Но в нашу сторону обычно только собаки и ломятся, поэтому нападения ждать особо не стоит. Зато мы на обратном пути у лодочной станции «хрустальный шар» подобрали. Так что я теперь женщина богатая и куплю себе платье. Даже два.

– Лучше б ты только о платьях и думала, – вздохнул Стужин. – Угораздило же связаться с ходоком.

– Говорят, у вас еще один солдатик пропал, – осторожно начала я, желая сменить тему.

– Пропал, – не стал отрицать Егор. – Молодой совсем, только недавно прислали. Причем, все личные вещи остались на месте, документы тоже.

– Как и в прошлые разы?

– Ага. И ведь никакой активности не было из-за черты, на мутантов не спишешь. Да и сбежать бы он далеко не смог, так ведь?

– Так, – подтвердила я. – Пойдем домой, холодно.

– Ну вот, а говорила, не замерзнешь.

– Не рассчитала, извини. Миражка говорит, нашли вроде бы кого-то.

– Салагу нашли. Точнее то, что от него осталось. Помнишь такого?

Салага был подающим неплохие надежды желторотиком Митяя. Толковый парень, обстоятельный и предельно внимательный к мелочам. Без нужды на рожон не лез, геройствовать не пытался, ведущего слушал как родного отца. Из него мог бы выйти хороший ходок. Но вот незадача, Салага пропал пять месяцев назад. Не сбежал, не сгинул, а именно без вести пропал. Бытовало тогда, конечно, предположение, будто решил он по пьяному делу в парк метнуться на спор, но никто в это предположение особо не верил.

– Как опознали?

– По шмоткам и фрагменту татуировки на плече. Только вот голову не нашли.

– Это как это?

– Просто. Нашли тело без головы и правой ноги ниже колена. Он давно сгинул, тело практически в мумию превратилось. Если бы не татуировка, то и не признали бы.

Я непроизвольно хмыкнула. Прав оказался мой бывший коллега, когда говорил, что по татуировкам хорошо трупы опознавать. Этой мыслью я с Егором и поделилась.

– Еще как прав, – согласился Стужин. – Но самое непонятное в этой истории, что нашли его на пересечении Победы и Мира. То есть, по эту сторону границы, понимаешь? На самом спокойном участке практически. Там патрули проходят каждые пятнадцать минут, и до вчерашнего вечера никакого тела не было.

– Может, Салага по дурости здесь что-то с криминальными товарищами не поделил? – предположила я, сама не особо-то в это веря.

– И они ему голову оторвали, потом засушили до состояния изюма и нам подкинули? Лир, ему реально голову оторвали, судя по повреждениям. Вместе с куском позвоночника вырвали. Это ж какая сила нужна, чтобы такое сотворить?

Что ж, Стужин был прав. Странно это все было, ненормально как-то. Сначала пропажи на ровном месте, потом мутанты какие-то новые, и в довершение сушеный труп Салаги. Паршивые дела творились где-то совсем рядом, а мы про них ни сном, ни духом.

– Ты себе сколько выходных заработал? – звеня ключами, спросила я.

– Три, начиная с завтрашнего дня.

– Вот и думай тогда о хорошем, а о плохом будем думать в рабочее время. Отдыхай, Егор, а то будешь как Веник.

– Может, закрыть Веника от греха подальше? – предложил Стужин.

– Да не, он балбес, но не дурак. Сам больше за черту точно не сунется. Будет ошиваться в баре, сплетни с байками собирать, помогать Аньке по хозяйству, да пить с нашими ходоками на правах ветерана. Пусть остается, от него вреда никакого.

– Слушай, Лир, а Миражка – это позывной или определение Анькиной мутации? – вдруг спросил Стужин.

– В смысле? – Я старательно попыталась изобразить дурочку.

– Да ладно, я же не слепой. Ты не переживай, никто ее трогать не будет, она не опасная. Мне просто интересно.

– И то, и другое, – неохотно поделилась я. – Ее Бочка так прозвал когда-то. Но ты Бочку уже не застал, погиб он чуть больше двух лет назад. А за Анькой так и закрепилось это ее Миражка.

– Ну ладно. А тебя почему тогда Лирой прозвали?

– Это меня так Штрих с Кротом окрестили за то, что полицаям воду в уши лью красиво. Как волшебная лира из какой-то там старой иностранной сказки.

– Вот волшебная ты однозначно, – улыбнулся Стужин и расспросы свои предпочел прекратить до следующей встречи.

Все хорошее имело свойство быстро заканчиваться, вот и выходные мои заслуженные как-то подозрительно быстро закончились. Пронеслись так же молниеносно, как местные Вспышки. Промаявшись дома до обеда, я решила наведаться в бар.

За центральным столом хмурые Штрих и Кузьмин цедили пиво.

– О, сестренка явилась! – поднимаясь мне навстречу, выпалил Штрих. Это было нашим условным сигналом. – В гражданке комендачи, новенькие, – шепнул он, обнимая меня.

– Здравствуй, дорогой, – защебетала я. – Рассказывай, какие тут новости.

– Да вот Веник пропал, представляешь? Не могу никак найти и все тут. Чувствую себя идиотом, вот честно. Даже подмогу пришлось вызывать, уже вдвоем все перевернули, а все равно не нашли. Теперь чувствуем себя двумя идиотами. – Штрих удачно косил под дурачка, Кузьмин энергично кивал, подтверждая рассказ, а я внимательно слушала и все больше мрачнела.

– В подвале смотрели? – спросила я.

– Конечно. Даже в гараж метнуться успели. Ну, мало ли, утащили по пьяному делу и забыли. Нигде нет, понимаешь?

– Значит, кто-то свистнул. – Я пожала плечами и обворожительно улыбнулась комендантским. Они однозначно сочли нас кучкой идиотов и предпочли ретироваться.

– Так, я жду подробностей, – потребовала я, как только за наблюдателями закрылась дверь. – Желательно обо всем и по порядку.

– Веник пропал. Позавчера вечером пошел провожать Мадам и все, как в воду канул. Снаряжение на месте, за черту он не пошел. Да и кто б пошел перед самой Вспышкой? Мадам вчера клялась, что Веник проводил ее до подъезда и собирался вернуться сюда. Только больше никто его не видел. Это новость первая.

У комендантских опять ротация, всех стареньких разогнали, прислали новеньких. Ходят вон, гражданскими прикидываются, суют носы свои везде. Придется заново с ними взаимопонимания искать. Это новость вторая.

А еще у вояк какая-то активность нездоровая намечается, патрули усиливают. Так что ждем от твоего благоверного новостей.

Новости, впрочем, себя ждать не заставили. Запыхавшийся солдатик ввалился в бар, козырнул, вручил мне записку и тут же ретировался.

– Что, благоверный непристойности пишет? – поинтересовался Кузьмин.

– Ага, волосы дыбом от таких непристойностей. Еще два трупа нашли. Солдатика, который у них самый первый пропал, и Рыхлого. Одного на шоссе напротив рынка, а второго на Площади в кустах. Оба безголовые и похожи на мумии. Хороши непристойности.

– Так, а первый кто? Если это еще два, то был и самый первый, да? – удивился Штрих.

– Салага. Его на Мира патруль нашел несколько дней назад в таком же состоянии. По остаткам татуировки опознавали.

– Он же почти полгода назад пропал, да и солдат с Рыхлым примерно тогда же.

– А теперь вот находятся, – вздохнула я. – В таком непотребном виде. Чует мое сердце, что Веника мы живым больше не увидим.

– Погоди, если безголовые, то это как армейские на базе, – принялся рассуждать Штрих. – Это что же получается, какая-то тварь через черту шастает, утаскивает отсюда народ в «Зазеркалье», а потом объедки выкидывает? Или еще хуже, тварь где-то здесь околачивается, а мы ее благополучно прошляпили?

– Хороший вопрос, – уже направляясь к стойке, за которой куковала Марыська, отозвалась я. – Марысь, будь другом, свари кофейку. И расскажи мне, что тут творилось, когда Веник пропал.

– Да ничего особо не творилось, – пожала плечами девушка, принимаясь колдовать над кофе-машиной. – Сидели все как обычно, пиво хлестали. Веник опять к Крис подкатывал, но она его отшила, потому что ее Митяевы желторотики в оборот взяли. Они с последней ходки при деньгах, вот и пускаются во все тяжкие. Веник взгрустнул, а потом какого-то хрена вызвался Мадам провожать, больше его не видели.