Племянница словаря. Писатели о писательстве

Рецензент: – Да что вы? Как странно. Зачем это?

Руководитель: – Напишите, пожалуйста, что пьеса безыдейная, не служит делу пролетариата, режиссер смакует разложение буржуазии, его ничего не интересует, кроме фокстрота, нэпманов и пошлого раздевания роскошных женщин. Тогда у нас будут сборы.

* * *

Кроме анекдотов, друзья также сохранили несколько политических афоризмов писателя.

? Если бы к «рыковке» добавить «семашковки» (Семашко – народный комиссар здравоохранения РСФСР) то получилась бы хорошая «совнаркомовка».

? Рыков напился по смерти Ленина по двум причинам: во-первых, с горя, а, во-вторых, от радости.

? Троцкий теперь пишется «Тро-ий» – ЦК выпало.

? Слыхали про новые постановления ЦИКа? Нет? Ну, как же! Одно – «О переименовании народного артиста Станиславского в СТАЛИНславского», а второе «О переименовании народного артиста Немировича-Данченко в Кагановича-Данченко».

? В период укрупнения колхозов и совхозов решили укрупнить три театра: Большой, Малый и Художественный – в один Большой малохудожественный театр.

? Большой и Малый театры решили слить в один Средний театр.

* * *

Габриэль Гарсиа Маркес, автор «Ста лет одиночества», саботировал экранизацию собственного произведения. Формально он не запретил съемку, но обозначил условие: книга должна быть отснята полностью, в год можно выпускать по 1 главе, хронометраж которой – 2 минуты. И так на протяжении 100 лет.

* * *

Однажды в начале 60-х Виктор Некрасов с Андреем Вознесенским устроили розыгрыш в ялтинском Доме творчества. Только шутку не оценили.

Все началось с того, что Вознесенский впервые привез в Россию «уоки-токи» – дистанционное переговорное устройство, работающее на десять километров. Новинка научно-технической мысли! С виду – продолговатый транзистор с антенной.

«Никто у нас не подозревал о его существовании», – рассказывал Вознесенский.

Так вот, в Ялте, в Доме творчества, шло великое застолье – справляли день рождения Некрасова, тогда еще не эмигранта.

«Во главе стола был К. Г. Паустовский, стол заполнял цвет либеральной интеллигенции, – вспоминал поэт. – Среди них находился и крымский прозаик Станислав Славич».

Транзистор с антенной, уоки-токи, стоял на столе.

– Андрей, – обратился именинник. – Сегодня по «Голосу Америки» должно быть твое интервью.

– О! Да вот как раз сейчас!

Включили «транзистор». А Вознесенский ушел из комнаты, закрылся в туалете и оттуда повел свой репортаж.

«Как я был остроумен! Как поливал всех, находящихся за столом. Называл имена. Разоблачал их как алкоголиков, развратников и приспособленцев. Собственно, я мыслил свои филиппики как пародию на официальную пропаганду. Паустовский был назван старомодным. Главный алкаш был, конечно, Вика. Я гнусно подлизывался к власти, утверждая, что Брежнев более великий, чем наши либералы, потому что он может выпить не закусывая больше водки и у него больше баб. Когда перешел к Славичу, тот среди полной тишины обескураженно произнес: «Славич – это я…»».

Что было потом?

В столовой – гробовое молчание. Паустовский гневно:

– И этот мерзавец ел наш хлеб. Что он болтал там зарубежным корреспондентам?!

Некрасов с Вознесенским пытались объяснить, что это шутка, розыгрыш.

– Ах, розыгрыш?! Значит, мы плебеи? Значит, вы дурачите нас вашими заграничными игрушками?

Славич двинул Некрасову по лицу. У того до конца жизни остался шрам на нижней губе.

Дж. Кепплер. Шарж «Марк Твен – лучший американский юморист». 1900-е годы

Часть 5. Припечатал или Не вырубишь топором

Язык – самое опасное оружие: рана от меча легче залечивается, чем от слова.

    Педро де ла Барка Кальдерон

Острый язык – единственное режущее оружие, которое от постоянного употребления становится еще острее.

    Уильям Ирвинг

Древнегреческий драматург Софокл сказал однажды, что три стиха стоили ему трех дней труда.

– Да я за это время написал бы сто, – воскликнул посредственный поэт, имени которого история не сохранила.

– Да, – ответил Софокл, – но они прожили бы только три дня.

* * *

Как-то раз Вольтер был приглашен на званый ужин. Когда все расселись, получилось так, что маэстро оказался между двух сварливых джентльменов. Хорошо выпив, соседи Вольтера принялись спорить, как правильно обращаться к прислуге: «Принесите мне воды!» или «Дайте мне воды!». Вольтер невольно оказался прямо в эпицентре этого спора.

Наконец, устав от этого безобразия, маэстро не выдержал и сказал:

– Господа, по отношению к вам оба этих выражения неприменимы! Вы оба должны говорить: «Отведите меня на водопой!»

* * *

В последние годы своей жизни поэт-сатирик Михаил Васильевич Милонов сильно пил. Однажды он пришел поэту, общественному и театральному деятелю Николаю Ивановичу Гнедичу по своему обыкновению крепко выпившим, в разорванной и грязной одежде. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный этим Милонов заплакал, и, сваливая все на житейские неудачи, между всхлипами и стонами, сказал, указывая на небо:

– Там я найду награду за все свои страдания!

– Братец, – укоризненно возразил ему Гнедич, – посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?

* * *

В молодости Милонов был в приятельских отношениях с одним бездарным молодым поэтом, которого современники называли «маралой» и «рифмоплетом». Когда Милонов начал сильно пить, то прежний приятель стал избегать его.

Однажды, при встрече на улице, уже крепко выпивший поэт видит своего товарища, который, во избежание встречи с ним, переходит на другую сторону. Раздосадованный Милонов все же догоняет того и пытается с ним заговорить. Но бывший приятель намеренно громко, чтобы слышали все окружающие, бросил резкие слова:

– Говорить с тобой не хочу: ты все по кабакам шляешься, считаясь поэтом!