Вопрос был скандально нескромным. Но она кивнула.
– И ты больше не хочешь умереть?
Маша похолодела. Никогда ещё она не формулировала задачу так жёстко и окончательно. Но этот милый парень слишком глубоко забрался к ней в душу. Не с ногами, нет. С ласковой, участливой улыбкой.
Она прибавила свет и посмотрела на него в упор.
– Кто ты такой, Паша, чтобы говорить мне такие вещи?
– Я и сам не знаю, кто я, – печально ответил он. – Мне было тринадцать, когда отец умер. У него был приступ астмы. Я узнал об этом в школе.
– Прости.
– Я не просто узнал об этом. Я знал об этом раньше. Он сообщил мне.
– Ты опять меня пугаешь.
– Маша, я и сам боюсь. Никто не сказал мне, что с этим делать. И я никому не говорил. Только тебе. И знаешь почему?
– Почему?
– Когда ты нашла меня сегодня утром, я услышал кое-что, что меня поразило. – Он замолчал, повернулся и совершенно по-взрослому погладил Машу по голове. – Ты говорила: если он умрёт, я тоже умру.
– Я этого не говорила, Паша. Ты всё придумал. Я хотела вызвать скорую, и всё.
– Нет, ты говорила, что выбросишься из окна. С двадцатого этажа. Я даже видел, как ты стоишь раскинув руки. Ты говорила почему-то: птица я, птица…
Этого Маша уже не вынесла. Она заплакала навзрыд:
– Я… ничего… не говори-ила…
– Ладно… ладно… Я же и сам хорош, Маша. Полетел в кювет, как курица мокрая. Помнишь? Смешно, правда? А скажи, что это ещё за птица?
– Это песня такая… утром в машине.
– А-а-а…
– Слушай… я не могу так, Паша… Если ты умеешь читать мои мысли…
– Сам – не умею. Мне как бы приходят сообщения. Это бывает редко. А то я точно охренел бы.
– Погоди. Скажи мне, как это я могла думать о тебе такие вещи? Я же только что тебя увидела… Лежит какой-то незнакомый парень, просто надо помочь…
Тут Паша задумался, потом заговорил очень серьёзно:
– Тут может быть два ответа, Маша. Первый: ты в меня влюбилась с первого взгляда, только не обижайся… Отсюда второй ответ: ты умеешь влюбляться с первого взгляда. Это значит, что ты тоже умеешь видеть будущее. Только своё. Как я – чужое. Поэтому…
– Что поэтому?
– Поэтому ты и замуж не вышла.
Накинув халат, Маша уселась в кресло. Налила коньяка себе и ему.
– Паша, ты говоришь ужасные вещи.
– Извини, если я тебя обидел.
– Это не так называется. Ты городишь какую-то чушь. Ты учишь меня жизни. У тебя были девушки? Думаю, были.
– Были…
– И что ты им говорил? Тоже пугал до полусмерти?
– Нет… Они смешные, – сказал Паша. – А полусмерти вообще нет. Полусмерть – это жизнь. Смерть – это как взрыв. Крик о помощи по всем каналам. Это называется: calling all stations. Собаки воют, когда слышат. Кошки прячутся.
– Странно: ты просишь помощи у людей… А слышат – кошки…
– Ты не просишь помощи. Что-то другое за тебя просит помощи. Я не знаю, что это.
– И ты слышишь слова?
– Я вижу картинку. Я соврал, что смотрел твою передачу. Просто как будто я увидел тебя в телевизоре. Но это не всегда так бывает.
– А в последний раз? Когда старик бросился под автобус, что ты увидел?
– Там была тоже картинка. Море. Пальмы. Только очень давно.
– Южный берег Крыма, – проговорила Маша. – Путёвка от профсоюза.
– Ливадия, – уточнил он безжалостно. – На этикетке.
Маша повертела в руках пустой бокал, поставила на столик. Встала, поплотнее прикрыла балконную дверь.
– Паша, таким людям, как ты, очень трудно жить.
– Да. Я в час пик в метро боюсь ездить. Вообще страшно, когда много народу.
– Вот почему ты от армии бегаешь…
– Понимаешь, они там постоянно думают о смерти… своей, чужой… И в больнице то же самое. Я там с ума сойду.
– Я не хочу, чтобы ты сошёл с ума.
– Маша, не уходи, пожалуйста.
И она вернулась. Или он пришёл к ней. В сущности, это неважно.
* * *