Журнал «Юность» №07/2023

рассказать соседям: «Ну да, вот не было у нас ничего, и вдруг появился ангел.

Ну что вы, ныне живущая Татьяна Иванна и покойная Анна Васильна, не знаю, как назову.

Может, вообще его сдам в дом малютки».

Но что-то мне подсказывает, что ни в какой дом малютки его не сдать.

С десяти вечера от него исходит сиянье.

Сиянья все больше, никакими шторами это не скрыть, свет бьет из комнаты,

как будто здесь снимается фильм-катастрофа

(а здесь именно и снимают фильм катастрофу, где главный герой – я),

странно, что я не слепну.

Потом на следующее утро он куда-то исчез

(или через несколько лет?),

в колыбельке остался только остаточный свет,

клубничка, малинка, испорченный калейдоскоп,

винтики-шпунтики и гоночная машинка.

Мы на ней поедем домой.

* * *

Едем в Ангельск.

Он стоит на реке.

Налево пойдешь – частные домики, через поездные пути – разноцветные пятиэтажки.

Наш дом значительно дальше, надо выехать за пределы этого городишки,

проехать мимо кладбища, потом свернуть влево,

на проселочную дорогу. Дорога покрыта щебнем.

Там тебя встретит покойная ничейная собака Белка,

она завиляет хвостом, обрадуется (так она радуется всем знакомым, не обольщайся).

Там и стоит теперь навсегда мой, хозяйский, на вечную весну и на бесконечное лето

унаследованный по завещанью хитро плетенный стульчик;

над ним наливаются яблоки,

вечной осенью падают вниз:

бум, стукает четвертое яблоко – прямо мне по макушке:

«Эврика, – говорю, – я знаю, что делать с этими яблоками. Варенье».

Ты уже старый, говорю я ангелу, у тебя сушится кожа,

истончается, становится, как молодой папирус.

Возьми молоко (вон оно, там, стоит в непонятной миске,

в прохладном месте, уже налилось соком, подкисло, потом будет сметана),

сорви цветаевскую ягоду, только с грядки,

мы же культурные люди, и ягода у нас тоже культурна,

разбултыкай клубнику в сметане – и сделай себе маску.

Освежающую.

Хотя что тебя может уже освежить?

Ангел правда старый. Я его хороню

через несколько лет в жестяной конфетной коробке

(он с каждым годом все мельчал, мельчал, уменьшался

и стал совсем мотыльком).

А потом он похоронит меня.

Я до сих пор не могу понять: что там у нас с ростом?

То он больше меня, то я больше его.

(Какая-то ерунда. Кажется, с ростом я попал в молоко.)

А иногда мне кажется, что мы с ним еще до сих пор едем,

меняем поезда, самолеты, вызываем такси и едем.

Зачем мы едем, не знаю.