Во главе раздора

– Ваша трость металлическая?

– Да, но не из ваших металлов, – Аякс оттянул манжету рубашки, демонстрируя край серебряного ахакора. – Будь эта трость из вашей меди, думаешь, я не смог бы её касаться?

Мой незамедлительный кивок вызвал у Аякса сдавленное хихиканье, отчего теневой ещё больше произвёл до жути странное впечатление.

– Ошибаешься, человеческое дитя. Можем мы жить среди ваших металлов, хотя трогать их неприятно. Губительны они лишь при попадании в тело. Как пуля. Даже если она ранит не самый важный орган, из-за отравления лечение будет долгим.

– Регенерация вашего организма вдвое или втрое быстрее, чем у людей, – отчиталась я в своих знаниях.

– Верно, – похвалил Аякс. – Если мне в ногу воткнуть нож из металлов моего мира, то после удаления лезвия рана заживёт за несколько дней. Если же воткнуть нож из вашего мира, то рана будет заживать неделю, и то если я приму специальные лекарства. Они нейтрализуют отравление, их наши учёные разработали. Но любой нож убьёт меня сразу, если окажется, например, в сердце, – без какого-либо стеснения поделился Аякс, задумчиво пожевав нижнюю губу. – Тебе чай не по нраву?

Я растерялась от внезапной обиды в его голосе, поэтому, не подумав, сделала большой глоток и закашлялась. Тот был каким-то слишком крепким.

– Вы – люди – даёте горячие напитки гостям, а я радушный хозяин, – почти с детским хвастовством заявил он, отчего у меня руки покрылись мурашками.

– М-м-мистер Коллинз сказал, что у вас могут быть книги с информацией о Переправе, – выдавила я, решив как можно быстрее найти что нужно и уйти.

– О да, да! Есть такие, – Аякс огляделся, ища что-то на стеллажах, но не предпринял попытки встать. Расслабленно откинулся на спинку дивана и упёр в меня немигающий взгляд. – Но тебе будет тяжело их понять, если не знаешь, как появился мой мир. История тебе известна?

– Да. В университете нам прочитали лекции…

– Не-е-ет. Ты знаешь нашу историю так, как знаем её мы?

Я немного запуталась, не понимая, что именно он от меня ждёт, но, похоже, эта заминка дала ему исчерпывающий ответ.

– Позволь поведать, – воодушевился он, я не стала спорить и согласно кивнула, не желая ненароком оскорбить теневого.

Может, из его рассказа узнаю что-то уникальное. Мне необходимо произвести хорошее впечатление: если я ему понравлюсь, то смогу приходить сюда регулярно. Я снова окинула взглядом комнату, руки зачесались от трепета при виде книг, написанных теневыми. Сколько же в них секретов? Даже в крупной библиотеке университета подобной литературы очень мало. После того как люди нашли управу на другие расы при помощи огнестрельного оружия, палагейцы и даории стали весьма неохотно делиться информацией о себе и своих мирах.

– Тебе известно, что мы с даориями почти родственны? Внешне отличить вы нас неспособны, живём мы схожий срок и слабости к здешним металлам у нас одинаковые, – заговорил Аякс, и я уверенно закивала. – А всё потому, что мы являлись единым народом. Но это было так давно, что даже мы не помним, как тогда назывались. Сохранился только корень «палагэ», от которого произошло название нашей расы и мира. Во главе нашего общества стояли могущественные боги, – с восхищением протянул собеседник, а его тёмные глаза заволокло мечтательной пеленой. – И речь идёт о настоящих богах: зримых, живых, ходящих среди своих подданных, а не о ваших представлениях о высшей силе, которую никто толком не видел. – Аякс вновь издал высокий, неподходящий его образу смешок.

– Мойры? – уточнила я, и тот рассмеялся громче.

Я старалась не чувствовать себя оскорблённой, видела, что Аякс не пытался меня задеть. Скорее, его веселила ограниченность наших знаний. Возможно, я для него как мышь, безнадёжно ищущая выход в лабиринте, а он тот самый учёный, наблюдающий за моими потугами со стороны.

– Мойры действительно богини – хранительницы судеб, но богов куда больше. Всё началось с Хаоса, из которого родились Эреб – бог вечного мрака и Никта – богиня ночной темноты, – голос Аякса завибрировал от трепета. – Слышала о них?

– Да. Их дети стали первым поколением правящих богов: Танатос, олицетворяющий мирную смерть, Гипнос – бог сна, Морос – несущий погибель, Гемера – богиня дня, Эфир – бог воздуха, Немезида, отвечающая за возмездие, приносящая раздор Эрида, следящие за судьбами мойры и многие другие.

– Верно! – обрадовался теневой. – В то время мы с даориями были едины, как и семья наших богов. Но с течением времени среди нас появились удостоенные гения, именно таланты разделили мой единый народ на две расы. Даориями именуют тех, кто получил дар влияния на материальное. На элементы, которые мы в силах либо ощутить, либо увидеть. Даории верят, что их возможности от Эфира и мойр. Хранительницы судеб позволили любимому брату – Эфиру – прикоснуться к чьим-то нитям и наделить тех особым потенциалом.

Нам на лекциях рассказывали про разделение единой расы на две из-за способностей, но я уже догадывалась, что рассказ Аякса будет намного более детальным. В горле пересохло от волнения. Мне хотелось вытащить блокнот и сделать пометки, но я боялась двинуться и сбить палагейца с мысли. Только продолжала подносить чашку к губам, допивая чай.

– Но другим богам тоже стало интересно, особенно Мому – богу насмешки. Заинтриговала его мысль, как он может повлиять на народ. Мом подговорил своих братьев и сестёр наведаться к нитям судьбы и прикоснуться к ним ради шутки. Он отвлёк мойр, дабы потрогать сплетённые ими жизни, но его перехитрили Эрида и Гипнос. Сеющая раздор Эрида первая тронула нити, поэтому Дом Раздора и считается самым сильным в Палагеде. Следом Гипнос одарил некоторых и получил Дом Кошмаров. Лишь третьим к нитям подоспел Мом, создав Дом Чревоугодия. Самый неоднозначный из всех, чьё название сродни сатире. Этот Дом на старом языке именуется Домом Жажды, Голода или Ненасытности. Его представители распространяют тягу не только к пище, но и к деньгам, красивым безделушкам, власти и прочему.

– Почему Мом не сделал Дом… Насмешки? – с недоумением спросила я, вызвав у Аякса новый приступ веселья.

– Потому что Мом плут и любит посмеяться. Представители Дома Чревоугодия распространяют несдерживаемое желание потреблять больше, чем требуется, и, судя по всему, чрезмерное потребление пищи их основоположник находил до омерзения смехотворным. Мом подбил ещё нескольких богов на шутку над мойрами. Поэтому трогать нити пришёл Эрот, породивший Дом Соблазна, Лисса – богиня гнева и так далее, – опять хохотнул Аякс. – Эфир прикоснулся к нитям с позволения мойр, но наши покровители сделали это обманом, развлекаясь.

Теневой выдержал паузу, и я выдохнула неосознанно задержанный в лёгких воздух.

– Так мы – палагейцы – стали воздействовать на нематериальное. Начали эмоциями управлять и желаниями. Однако мойры тем обманом были недовольны и сделали так, что влияние происходит без нашего желания. Мы эти способности мало контролируем, в отличие от даориев.

– Получается вы – даории и палагейцы – жили все вместе?

– Да, на заре нашего развития. Но после получения нынешних способностей стали отдаляться друг от друга, словно чуждые народы. Время шло, у богов рождались дети, а наши поколения сменялись. Некоторые боги ушли в другие миры. Наши не единственные, их много.

Я постаралась не задумываться над этим. Не представляю, что будет, если однажды откроются проходы в незнакомые места. А если с теми расами нам не удастся достичь такого же согласия, как с теневыми и лучезарными?

– Мойрам так понравилась сотворённая ими с Эфиром раса, что они взяли её под своё покровительство и увели в другой мир. Так произошло разделение на Палагеду и Даорию. Во главе даориев встали три сестры-мойры, а палагейцам покровительствовали три брата: Танатос, Морос и Гипнос.

– И тогда Переправа стала связующим звеном между мирами?

– Верно. К тому времени мы стали слишком разными, отношения между нашими народами всё ухудшались. Происходили стычки и войны. Богам это претило. А созданная Гипносом Переправа не только соединила, но в какой-то степени и разделила наши миры. Во главе неё он поставил своих детей. Ты знаешь, кого ему родила Пасифея? – преподавательским тоном поинтересовался Аякс.

– Да. Жена Гипноса – Пасифея – была прекраснейшей из харит и родила ему трёх сыновей. Морфея – бога сновидений, пророческих или же лживых. Фобетора, которого прозвали пугающим, потому что он бог ночных кошмаров. И третьего, Фантаса – бога фантазий и сюрреалистических видений, – без запинки ответила я, в душе всё завибрировало от мысли, что мы подошли к желанной теме.

– Точно-точно! Поэтому Переправу пройти непросто. Она напоминает сны, меняется под того, кто пытается её пересечь, – серьёзнее ответил Аякс и нахмурился, рассматривая мою пустую чашку чая.

Он наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону, будто что-то ему было не ясно. Повисшая тишина начала давить. Я поёрзала, неуверенная, погрузился ли Аякс в раздумья или уже закончил рассказ.

– Но ведь их больше нет, – выпалила я, не выдержав затянувшегося молчания. – Морфея, Фобетора и Фантаса. Это правда, что они мертвы? Разве можно убить богов?

– Как оказалось, можно. Ужасающая трагедия. Это была война, что мы теперь именуем «Войной разрыва». Конфликт, погубивший детей Гипноса и его жену Пасифею. Конфликт, в итоге которого Танатос и Морос ушли, Гипнос обезумел и разорвал связь между Палагедой и Даорией, лишив наши расы возможности встречаться и вредить друг другу, – без былого веселья ответил Аякс. Его голос понизился и стал больше подходить теневому.

– Это правда, что Гипнос создал Привратника?

– Да, он создал стража Переправы. Привратник отличается от нас всех. Он часть самой Переправы, поэтому владеет сумраком и иллюзией. Говорят, что он вечен.

– Вы его встречали? – напряжённо сжав деревянную столешницу пальцами, я подалась вперёд.

Аякс поднял на меня взгляд, я вздрогнула, поняв, что с самого начала казалось неправильным в его лице. Чёрные глаза выглядели больше нормального размера, словно радужка шире в диаметре, чем обычно, из-за этого они напоминали акульи. Теневой почуял мой испуг и обнажил ровные зубы в улыбке. Не знай я, что палагейцы точно не едят людей, подумала бы, что он не прочь обглодать мои кости.

Аякс ничего не ответил. Меня охватило разочарование и отчётливое понимание, что его молчание не означает отрицательный ответ. Аяксу что-то нужно. За информацию он хочет нечто взамен.

– Ты странное человеческое дитя, – протянул он.

– Меня зовут Кассия.

– Кассия-человеческое-дитя, – передразнил он. – Я чую в тебе гнев, раздор и… кошмары, – он проворковал последние слово так, будто оно слаще любого нектара. Для удержания невозмутимого выражения лица мне потребовалась вся выдержка. – Я надеялся, что ты расскажешь мне несколько новых снов.

Аякс бросил разочарованный взгляд на пустую чашку с чаем. Мысли панически заметались, хотя моё лицо оставалось бесстрастным. Не мог же он…

– Что вы добавили в чай? – строго спросила я, холодея под напускным спокойствием.

– Мак. Любимый цветок Переправы, – просто ответил Аякс, продолжив хмуриться и размышлять над непонятной задачей.

– Вы подмешали мне наркотик?!