Что с ней сделать? Выбросить? А вдруг кто-то увидит? Но принести её в Патрулат было ещё более глупой затеей.
Ева осмотрелась. В парке было совершенно пусто, даже та парочка, которая недавно прошла мимо, растворилась в розовых кустах. Недалеко от скамейки росло дерево генерала Мариуса, в котором время и, вероятно, какая-то болезнь, проделали отверстие, как раз такое, в какое могло поместиться содержимое коробки. Ева вынула его, завернула в красный платок, доставшийся от Лизы, поспешно спрятала в дупло, а коробку выбросила подальше в кусты. Она зажмурилась и стянула губы в тонкую напряжённую линию.
– Надеюсь, всё будет в порядке. Заберу вас позже.
Глава шестая
Чувство тревоги не покидало до самых дверей Патрулата. А за ними стало ещё хуже. Еве всё время казалось, что на неё подозрительно смотрят.
– Рядовой, – окликнул высокий женский голос. Ева обернулась. Перед ней стояла высокая худенькая медсестра в шикарном брючном костюме с широкими штанинами. Её волосы забраны в тугую косу, а выправке мог позавидовать любой генерал.
– Да, – Ева вздрогнула и вытянулась по струнке, стараясь походить на медсестру.
– У вашего отряда сейчас осмотр, а сразу после него всех собирает Марк.
Девушка кивнула и, вытягивая носочек своих острых белых туфель, замаршировала в сторону кабинета. Ева знала, что заставлять ждать медиков нельзя.
У кабинета стояла такая же длинная очередь, как прошлым вечером, только теперь она делилась на мужскую и женскую. Ева оглядела всех и довольно улыбнулась. Ей нравилось, когда все делились на две колонны и молча стояли в ожидании. В этой чёткости она видела идеальную модель мира. Мужчины смотрели вперёд, сжимая в руках жетоны с номерами, женщины, даже не снимали их с шеи. Вокруг витал запах перечной мяты. Эфирные масла распыляли каждый раз, когда проходил осмотр. Помогал ли аромат сдержать эмоции, Ева не знала. Но на её памяти никаких инцидентов во время ожидания не было.
Через двадцать минут после того, как Ева встала в очередь, её вызвали в кабинет. Привычные светлые стены и безразличное лицо медработника. Ева боялась любых манипуляций со своим телом, а здесь ещё и абсолютное равнодушие.
Агнесса – М1/1, легенда Патрулата. Получившая повышение до лейтенанта уже в пятнадцать, она автоматически стала примером для всех молодых патрульных. Высокая, стройная, словно над её телом и лицом трудились лучшие медики Шелтера. Длинные каштановые волосы собраны в хвост, длинные ресницы идеально разделены, создавалось ощущение, что они не настоящие. Агнесса жестом показала на серебристый стул, даже не обернувшись в сторону Евы. Она села и от неожиданности вздрогнула. Он был невероятно холодный, словно до Евы на нём не сидели живые люди. Острые ледяные кинжалы впивались в ноги и спину, заставляя девушку скривить и без того унылое лицо.
– Утром принимали энзомон? – голос Агнессы оказался не теплее стула.
– Да, я не пропускаю времени приёма, – Ева сглотнула, накопившуюся слюну и, вытянувшись в струну, снова посмотрела на Агнессу. Она напрочь забыла про энзомон. Слишком много событий. Глубокий вдох. Утром Ева проснулась раньше будильника. Не включила телевизор. Несколько минут стояла у окна, разглядывая просыпающийся город. Пустые улицы дышали тяжело и медленно. Они неспешно заполнялись прохожими. После позавтракала. Привела себя в порядок. Подошла к двери. Ева с облегчением выдохнула. Уже на выходе она вспомнила про энзомон. Вернулась и, стараясь не дышать, развела в стакане порошок и поспешно влила его в себя.
– Хорошо, тогда проблем не будет, снимите куртку, – Агнесса, совершенно не замечая присутствия Евы, молча делала все необходимые записи. Она дрожащей рукой выводила идеальные буквы. Иногда спотыкалась о сложные слова, поджимала губы и напрягала брови. Конечно, она боялась. Боялась допустить ошибку, сделать неправильный вывод или пропустить виновного из-за своей невнимательности. Но этого никто не должен был знать и видеть. Агнесса стремилась в высшие чины, а там трусы не в почёте. Бояться можно было только государство, разумеется, и уважать тоже.
Ева склонила голову, будто пыталась понять, почему медицинский работник замешкался, но, когда Агнесса повернулась с огромным, как её показалось, Артерием, инструментом, напоминающим старинные шприцы, она забыла обо всём на свете.
– Снимите куртку, – повторила Агнесса.
– Угу.
Сняв куртку и аккуратно повесив её на спинку стула, Ева изо всех сил попыталась расслабиться. С самого детства она боялась вида иголок.
Страх появился ещё в пятилетнем возрасте, когда она жила в школе распределения. Как-то ночью, часа в два, их разбудила сирена. Это было в порядке вещей, поэтому никто не испугался и не начал паниковать. Кроме мальчика, которого только на прошлой неделе привезли из Санктума. Совсем худого и вымотанного дорогой. Дети решили, что его спасли из лап предателей. Может, его серые глаза, казавшиеся чересчур большими, синяки под ними или чёткие скулы, а может, постоянная усталость навела их на такие мысли. Когда его только привезли, он несколько часов проплакал, сидя в углу общей спальни. А Ева садилась напротив, пока никто не видит, и с любопытством рассматривала мальчика.
Его рыжие волосы, прилипшие от пота ко лбу, напоминали о солнечных днях, когда разрешалось гулять на площадке. Разрешалось бегать. Только никто этого всё равно не делал. Дети уже тогда знали, что редкие прогулки были не чем иным, как проверкой. А ты достойный гражданин? Или жалкий предатель? Что ты выберешь – прогулки с визгами и смехом или тихие игры, развивающие умственные способности? Никому не нравятся шумные дети. Они испорченные детали в механизме счастливого будущего.
Мальчик несколько дней не поднимал глаз. Ева видела, как сильно он устал сидеть в этом углу, как изголодался. Она знала, что не должна ничего предпринимать, чтобы облегчить его немой протест, но сердце подсказывало другое.
По ночам, когда все уже крепко спали, мальчик вставал, на цыпочках пробирался в туалет и возвращался на место. Ева лежала неподвижно, спрятав голову под одеяло, она наблюдала за каждым его движением. Иногда подходил к окну. Забирался на стул, цеплялся за узкий подоконник и всматривался в серую стену. Однажды она решилась заговорить.
– Ты не сможешь.
Мальчик вздрогнул, но с места не двинулся. Он был на три года старше, от того, как сам говорил смелее. Ева встала и босыми ногами дошлёпала до него.
– Не сможешь выбраться. Они всё охраняют. Даже нас сейчас могут увидеть. Ты меня понимаешь? Нет выхода.
Мальчик продолжал молчать. Его серые глаза в свете луны казались серебристыми и очень яркими. Ева тогда подумала, что смотрела бы на эти глаза вечно. Они успокаивали, внушали доверие и мысль, что всё будет хорошо. Нечего бояться.
– Выход есть всегда. Только он тебе не всегда нравится. Ты хорошая. Не такая, как другие. У тебя есть сердце.
– Сердце?
– Ну это когда ты добрый и честный. Когда тебе жаль других, когда помогаешь им.
– Я ещё никому не помогала.
– Прямо сейчас ты помогаешь мне, – мальчик улыбнулся и взял Еву за руку. Она показалась ему хрупкой, готовой рассыпаться от одного только прикосновения.
– Подожди, у меня что-то есть, – Ева мелкими, но быстрыми и уверенными шагами вернулась к своей постели. Залезла в кармашек платья, висевшего на стуле рядом, что-то достала и вернулась к мальчику, – вот.
Она протянула ему сухой пористый хлебный квадратик и смущённо опустила глаза. Мальчик тут же схватил его и прижал к носу. Аромат наполнил всё его тело как живительный эликсир. Но он не съел его сразу. Мальчик тянул удовольствие. Он вдыхал аромат раз за разом и глотал невидимые кусочки вместе со слюной. А когда он привык к запаху, хлеб отправился к нему прямиком в рот.
– Спасибо.
Это обыкновенное «спасибо» Ева вспоминала каждый день. Слово было глотком воздуха. Чужая. Каждый раз ей казалось, что она здесь чужая. Словно лишняя деталь в конструкторе. Такой лишней она ощущала себя и в детстве, и будучи взрослой. Чувство, от которого невозможно избавиться. И куда бы ты ни бежал, с кем бы ни говорил, ты всегда будешь чужим, не на своём месте. Ева не знала, где оно, её место, оттого жила идеей создать его самой. А тогда в детстве, встреча с мальчиков вселила надежду, что есть такие же потерянные, как и она, такие же внесистемные.
Постепенно мальчик и Ева стали близки. По ночам он будил её, садился на кровать у стены и рассказывал про свободу, которой обладал раньше. Он обещал Еве защиту. Говорил, что теперь всегда будет рядом.
А когда их однажды разбудили в два часа ночи, мальчик заплакал, и Ева взяла его за руку. Это была, наверное, одна из самых её больших ошибок.
Их обоих отвели в медицинский отдел школы. Состоялся сложный для пятилетнего ребёнка разговор о предательстве, силе воли и воспитании. После они вытерпели по тридцать восемь уколов. Ева мало помнила о том, что было дальше. Она лишилась воли и остатков чувств. Ежедневные встречи с психологом, разговоры про мальчика и чувства в скором времени превратились лишь в смутное воспоминание маленькой девочки. Словно в одном из её снов. Через неделю мальчик исчез.
Пока Ева проваливалась в воспоминания, Агнесса, не мешкая, вонзила в вену тонкую иглу, и пробирка моментально наполнилась тёмной кровью. Ева вздрогнула и зажмурилась так сильно, что перед глазами появились тёмные пятна.
– Хорошо, теперь откройте рот.
Пока Агнесса брала со стеклянного стола лакмусовую полоску, пропитанную веществом с резким запахом, Ева пыталась не грохнуться со стула, потому что голова кружилась так, что с координацией явно было что-то не в порядке. Она снова сглотнула, открыла рот, невольно вдохнув запах, и почувствовала, как из низа живота вверх поднимается неприятное ощущение. Агнесса мгновенно провела полоской по внутренней стороне щеки, ярко-синяя.
– Всё в порядке! Волноваться не о чем, – всё о чём Ева могла думать.
Втайне каждый гражданин боялся, если полоска окрасится в другой цвет. Синий: количество энзомона на нужном уровне. Можно не бояться. Но если полоска оказывалась зелёной или ещё хуже – оставалась белой, значило одно, среди граждан предатель. И не просто предатель, он самоубийца. Агнесса, вежливо улыбнулась, положила полоску в контейнер с именем «Ева», туда же отправила пробирку с кровью.
– Осталось только сделать укол.
– Я готова.
Кого я обманываю?! Я совершенно не готова. Пожалуйста, пусть это будет не больно, Ева уговаривала себя, мысленно обнимая ту маленькую девочку, на долю которой выпало мучение в виде тридцати восеми уколов.
Агнесса поднесла к шее Артерий, аппарат похожий на обыкновенную ручку, только вместо стержня игла и энзониум внутри, и Ева снова зажмурилась. Небольшой укол вызывает состояние, похожее на сон.
Глаза непроизвольно начали закрываться. Они слезились и неприятно пощипывали. Ева опустила голову и сглотнула очередной комок, подкативший к горлу. Казалось, её сейчас стошнит прямо на белые брюки Агнессы, которая, сложа руки на груди, с любопытством рассматривала Еву. Перед глазами всё плыло, очертания предметов становились всё более размытыми. Из носа текло из глаз тоже. Ева шмыгнула носом и втянула резкий неприятный запах лекарств и еле уловимый привкус крови.
– Вы готовы покинуть кабинет? После вас ещё многих нужно осмотреть, – Агнесса крепче сжала руки на груди и скрестила ноги.