Леди и авантюрист

Внезапно солнце, только что светившее приглушенным светом сквозь дымку раннего утра, бросилось в глаза, ярко засияло. Голова у Кэтрин начала наливаться тупой болью.

Да что за чертовщина! За всю свою жизнь Кэтрин ни разу не чувствовала себя так скверно, даже когда умер Уилл. Ей вдруг пришло в голову, что он и устроил преследующие ее неурядицы. Черт возьми, да как он посмел так безоглядно сглупить – взять и вот так просто умереть? Они же дали клятву заботиться друг о друге! Как он посмел бросить ее одну? Ее снова охватили возмущение и страх.

Боже мой, кто бы знал, какой сломленной она сейчас себя чувствовала! Кэтрин уронила руки и больно ударилась о стоявший рядом с окном сервант. От головной боли к горлу подступала тошнота. Она медленно направилась через весь дом к лестнице на второй этаж, поднявшись в спасительный полумрак своей спальни.

Де Роуэн, несмотря на то, что рано утром завернул в Гайд-парк, пришел к себе контору задолго до появления самого младшего из клерков. Однако, усевшись в кресло, он обнаружил, что его снедает беспокойство, мешая сосредоточиться на бумагах. Он с негодованием оттолкнул в сторону кипу папок, которые Фитершоу оставил ему на столе. Находиться сегодня в четырех стенах становилось еще невыносимее, чем прежде. С четверть часа он безуспешно боролся с неодолимым стремлением без оглядки броситься в круговерть лондонского утра, где его безнадежно дожидалась настоящая увлекательная работа вместо копания в пустопорожних бумажных кипах. В конце концов, он бросил предложения по укреплению уголовного законодательства в верхний ящик стола, со стуком его задвинул и с громким топотом стремительно промчался вниз по двум лестничным пролетам, выскочив в заполненный суетой весенний солнечный день.

В глубине души де Роуэн прекрасно знал, что именно повлекло его на шумные улицы Вестминстера. Он сознавал свою вину. Сегодня утром он нанес глубокую, причем обдуманную обиду. Нет, в отношении себя он вовсе не обманывался. Ему хорошо известно, что многие считали его бесчувственным и грубым, и нельзя сказать, что такие обвинения беспочвенны. Он не уставал повторять, что сама по себе его работа требует определенного бессердечия. Но сегодня утром он вел себя гораздо бессердечнее. Такого за ним раньше не водилось.

Не замечая ничего вокруг, де Роуэн проталкивался через утреннюю толчею лондонских улиц. На сенном рынке, уже забитом подводами и повозками, с которых выгружались доставленные товары, пахло вперемешку горячими мясными пирожками и лошадиным навозом. Вдоль мостовой, расталкивая друг друга, спешили по своим делам клерки и торговцы. То там, то тут знакомые уличные подметальщики и лавочники весело здоровались с де Роуэном, который всякий раз вежливо притрагивался рукой к полям шляпы и продолжал свой путь. Неподалеку от Риджент-серкус он прошел мимо своей излюбленной кофейни, однако на сей раз дразнящий аромат свежезаваренного кофе его не соблазнил. На следующем углу он задержался. Перед витриной лавки стояли две очаровательные женщины, оживленно жестикулируя и наперебой отдавая приказания копошившейся за стеклом маленькой девочке, которая раскладывала изящные дамские шляпки.

– Нет-нет, тюрбан для оперы лучше на самый верх, – замахала рукой первая из дам. – Аккуратнее, Мэри, там же перья! Не вздумай поломать мне перья!

Вторая дама отвела взгляд от витрины и заметила остановившегося неподалеку де Роуэна.

– Доброго вам утра, мистер де Роуэн, – негромко поздоровалась она и бесстыдно уперлась рукой в бедро, – где вы пропадали?

Ее старшая сестра резко обернулась.

– Веди себя прилично, Люси Леонард! – резко бросила она. – Если мистер де Роуэн пожелает нанести визит, так он внутрь зайдет и не станет трещать как сорока посреди улицы.

Де Роуэн вежливо приподнял шляпу и исхитрился широко улыбнуться.

– Доброе утро, миссис Элден, доброе утро, миссис Леонард. Торговля идет хорошо?

– И не говорите, мистер де Роуэн! – Айрин Элден с несчастным видом воздела руки. – Сезон в самом разгаре, рук не хватает!

Дав последние указания девочке в витрине, она, шурша платьем, торопливо прошествовала в лавку.

Ее сестра, похоже, вовсе не горела желанием отправиться следом за ней. Де Роуэн прекрасно знал, что для Люси он стал героем-победителем. Четыре месяца назад ему удалось уберечь симпатичную вдову от ограбления, когда та несла из лавки домой недельную выручку. С тех пор она не упускала малейшей возможности пофлиртовать с ним. Он несколько раз приглашал ее на прогулку, и два раза они даже целовались. Поцелуи она щедро и самозабвенно возвращала, позволяя его рукам путешествовать там, где им хотелось.

– Макс, мы с Айрин собираемся завтра вечером в театр, – промурлыкала она. – Ну хотя бы один разочек сходите с нами! Ну, пожалуйста! Мы пойдем на «Как вам это понравится».

Последние слова она произнесла слегка двусмысленным тоном. Де Роуэн невольно проследил взглядом, как Люси машинально провела кончиком розового язычка по своим соблазнительно пухленьким губам. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как нравится Люси то, к чему она призывала. Порой он даже впадал в легкое искушение на деле узнать об этом.

– Люси, приношу свои извинения, но завтрашний вечер у меня занят деловой встречей, – с легким сочувствием в голосе ответил де Роуэн.

Молодая женщина обиженно надула губки, отчего их еще сильнее захотелось поцеловать.

– Ну что тут скажешь, Макс? Вы щегольской красавец мужчина, – горько вздохнула Люси. – Вот только у меня нет терпения Иова. Мистер Кент на прошлой неделе уже дважды просил с ним отужинать – весьма обходительный джентльмен, между прочим, – так что, если он попросит еще раз, я соглашусь. Придется согласиться.

Она нисколько ему не угрожала, просто ставила в известность. Макс заставил себя беспечно ухмыльнуться.

– Ну что ж, тогда он самый удачливый мужчина из всех, – ответил он.

Нахлобучив шляпу на голову и легонько ущипнув Люси за подбородок, он заспешил дальше, чтобы не дать себе времени еще разок поразмышлять о том, от чего он сейчас отказался.

За прожитые годы де Роуэн убедился, что для молодого человека первое любовное увлечение оставляет после себя одну только душевную боль и опустошение. Впрочем, для него самого первая любовь стала весьма поучительным уроком. В отличие от Люси та, которая стала его первой влюбленностью, оказалась эфемерной, неискренней и до умопомрачения красивой особой. Однако Пенелопа блистала внешней красотой и не затрагивала сердца. Все же де Роуэн не мог забыть тот миг, когда он ее впервые увидел. В конечном счете, все дело заключалось в послушной почтительности, которая в то время значила для него все. Де Роуэн презрительно фыркнул и торопливо повернул на следующую улицу как раз тогда, когда на церкви Святого Георга зазвонили колокола, заполняя своим гулом Риджент-стрит. По привычке он поднес к глазам часы. В такое время здесь могла происходить только свадьба. Он горько усмехнулся и снова подумал о Пенелопе, которая в этой самой церкви обвенчалась так много лет назад. О той свадьбе еще долго судачили в высшем свете.

Прошло чуть больше года, и главный судья уголовного полицейского суда, что на Боу-стрит, направил де Роуэна в ее вызывающе богатый кирпичный особняк на Гросвенор-стрит. Престарелый муж Пенелопы, всемогущий член совета министров, неистовствовал от неописуемого возмущения. Бесценные драгоценности его дражайшей половины самым наглым образом украдены, и дело он мог доверить только человеку с Боу-стрит. Макс, ставший самым молодым капитаном в подразделении по борьбе с контрабандистами, имел репутацию беспощадного, непреклонного и безупречно честного человека. Выделялся он еще своей изысканной щеголеватостью, что частенько служило поводом для добродушных насмешек. Кроме того, он славился своим упорством и готовностью подниматься на самые высоты и спускаться на самый низ общественной лестницы, ради того чтобы отыскать негодяя, совершившего преступление. И речь шла не о каких-то там простых карманных воришках, проститутках и жуликах, а о сводниках Ист-Энда, которые затягивали свои жертвы в самое натуральное рабство, и о джентльменах из Уэст-Энда, которые финансировали их отвратительные делишки ради солидных барышей.

Де Роуэн верил, что его отец гордился бы делами своего сына. На Боу-стрит его сочли идеальным кандидатом на ведение дела о краже драгоценностей. Поручением вести дело об ограблении де Роуэн был несказанно польщен и верхом деловито направился к Гросвенор-стрит этаким странствующим рыцарем, дабы небрежно положить свое сердце к ногам холодной и пронырливой стервы. Преступление для расследования оказалось несложным, а решение загадки очевидным. Все сразу и узнается, стоит ему только заглянуть чуть дальше показной красоты Пенелопы. Если ему, конечно, удалось бы отставить в сторону свою увлеченность ею. И если бы он сумел миновать ее постель. В отличие от всех остальных она не пыталась ни лезть к нему, ни требовать его любви. Напротив, Пенелопа соблазняла намного коварнее и ждала от своей игры гораздо больше, чем просто сладострастного удовольствия.

На протяжении нескольких недель он жадно ловил каждое ее всхлипывание и очень скоро вообразил себе, что влюбился в нее без памяти. Несчастная Пенелопа угодила в ловушку брака без любви, принесенная своей семьей в жертву ради денег. Мужа своего она представляла мерзким ревнивым старцем, который не давал ей и шагу ступить и обращался с ней как с последней служанкой. Она не уставала повторять, что Макса ей послали небеса, дабы утешать ее обездоленное сердце. Де Роуэн и старался изо всех сил исполнять роль утешителя, помимо своей воли раз за разом отвергая малейшие свидетельства, указующие на отвратительную правду. Медленно, но верно уголовное дело все сильнее буксовало, добавляя головной боли на Боу-стрит. Муж Пенелопы все громогласнее выражал недовольство. Вполне могло статься, что он начал уже подозревать и собственную жену. Макса тихо и незаметно отстранили от расследования, и дело стал вести более опытный следователь.

Пенелопа оказалась намного вероломнее, чем можно было себе представить, и преступления, которые она совершила, оказались намного тяжелее, чем кража драгоценностей у самой себя. Макс не мог поверить. Он даже дошел до того, что вернулся на Гросвенор-стрит, где ему пришлось вынести ее унизительные насмешки. В конце концов, член совета министров оказался перед лицом принятия весьма затруднительного решения. Его прелестная Пенелопа со дня на день могла угодить в исправительную тюрьму либо отправиться в далекое путешествие на Гебридские острова и остаться там до конца своих дней в одном из его поместий. Власть и положение в обществе такой выбор ему предоставляли. У Макса же выбора не было никакого. Всю глубину своего провала ему так никогда и не удалось до конца постичь, однако на протяжении многих месяцев за ним тянулся хвост туманных подозрений.

Когда ему предложили должность в речной полиции Уоппинга, он сразу же согласился, благодаря судьбу за возможность скрыться с поля брани и избежать нелицеприятных эпитетов в свой адрес. Законченный болван. Развратный прелюбодей. Неудачник. Так что, поджав хвост, он ударился в бега. Но с какой стати ему сейчас пришли в голову прошлые неудачи? Им уже исполнилась дюжина лет. За тот грех, как и за все остальные, он расплатился, вновь и вновь проверяя себя делом. Однако страх повторения оставался при нем, а жажда успеха так и осталась неутоленной. О нем говорили, что он не боится никого и ничего. Это было неправдой. Он приходил в ужас от одной только мысли о неудаче.

Де Роуэн, ушедший в воспоминания о прошлом, шагнул на мостовую, чтобы перейти улицу, и резво отпрыгнул назад, когда ему прямо в правое ухо продудел сигнальный рожок. Вскинув голову, он увидел, как по Кавендиш-сквер во весь опор летит почтовая карета, промчавшаяся так близко от него, что порывом ветра галстук закинуло ему на плечо. Обругав себя последними словами, де Роуэн огляделся вокруг и увидел, что умудрился, не заметив, пересечь весь Мейфэр и стоять теперь в самом начале Харли-стрит. Он тут же сообразил, отчего оказался именно здесь. Пройдя быстрым шагом вдоль улицы, он остановился около дверей знакомого дома и, подняв трость, постучал.

Дверь широко распахнулась, и на пороге возникла запыхавшаяся служанка.

– Могу я видеть доктора Гривза?

– У него сейчас пациент, – ответила служанка и приглашающе повела рукой в сторону небольшой и уютной гостиной. – Проходите и присаживайтесь, сэр, доктор выйдет к вам, как только освободится.

– Спасибо. – Де Роуэн вошел и протянул девушке визитную карточку. – Но я не пациент, я из министерства внутренних дел.

Служанка слегка удивленно приподняла брови, однако визитную карточку взяла, присела в торопливом реверансе и поспешно вышла. Де Роуэн устроился на более чем мягких подушках массивного кресла, что стояло около камина, и уставился на головешки, оставшиеся в очаге после утренней топки.

Очень быстро его снова начало грызть чувство вины. Не из-за Люси или Пенелопы, но, странным образом, из-за незнакомой ему женщины. Хотя как ее зовут, он знал. Леди Кэтрин Вудвей. Представилась она ему сама, и, как только она назвала свое имя, он ее оскорбил. На миг ему страстно захотелось стать таким же верующим, как его бабушка София. Она до конца дней своих оставалась убежденной паписткой, и торопливая исповедь укоризненному священнику сейчас могла бы облегчить ему душу. Самое правильное – отыскать леди Кэтрин Вудвей и принести ей глубокие извинения, только сделать это выше его сил, даже несмотря на то что адрес незнакомки – он не сомневался – ему добудут за несколько минут. Ну за полчаса, самое большее. Единственное, чего он не хотел, – еще раз встретиться с ее правой рукой. С отсутствующим видом он осторожно потрогал слегка опухшую нижнюю губу. Хотелось бы знать, что имела она в виду, приглашая отобедать с ней. А чем черт не шутит, если только обед и более ничего?

Он вздрогнул, увидев стоявшего на пороге гостиной доктора Гривза.

– Максимилиан! – воскликнул дородный доктор. Расплывшись в широкой улыбке, он шагнул вперед, протягивая руку.

Де Роуэн сердечно ее пожал.

– Доброе утро, Гривз. Полагаю, вам известна причина моего появления у вас?

– Констебль Сиск предупредил меня, что вы можете прийти. – Доктор с легким кряхтением опустился в кресло напротив. – Вы хотите знать, закончил ли я осмотр трупа леди Сэндс? Могу сказать, что закончил. Она умерла не от естественных причин.

Де Роуэн с понимающим видом покивал.

– У нее на горле я видел синяки. Причина смерти в них?

Гривз, в свою очередь, коротко кивнул и вытянул ноги к потухшему камину.

– Можете не сомневаться. Умирала она медленно, от удушения, – ответил доктор и сложил руки на своем объемном животе. – К несчастью – впрочем, лучше я скажу к счастью, – к моменту удушения она уже прилично набралась. Сомневаюсь, что она проснулась раньше, чем ей раздавили дыхательное горло.

– Да, в спальне признаков борьбы почти не было, – задумчиво заметил де Роуэн. – Но, по моему опыту, нужна недюжинная сила, чтобы задушить человека, пусть даже такую миниатюрную леди, как Сэндс. Вы согласны?

Старый военный хирург чуть приподнял густую седую бровь:

– О да. Масса синяков, а горло почти полностью раздавлено. Не похоже, что работал слабак, сели только отбросить приступ слепой ярости. Во всяком случае, тут нужна мужская сила.

Перед мысленным взором де Роуэна возникли здоровенные руки лорда Сэндса. Он раздраженно тряхнул головой и заставил себя выдавить скупую улыбку.