Экспресс на 19:45

– Прости.

– Иди в кроватку.

– Стивен храпит. Можно я посплю с тобой?

Она заглянула в его большие темные глаза. Не по годам мудрые. Только родившись, он уставился на нее тем же взглядом. Стивен плакал, брыкался, отказывался от груди, страдал от колик и другой боли. Оливер был настоящим ангелочком и ее родственной душой. Когда он не баловался и не пытался ей врать, она видела в его глазах отражение прошлого, настоящего и будущего. Понимала, кем он был в минувших жизнях, кем была она, каким мужчиной он вырастет, какими станут они, когда состарятся, какими будут в жизнях грядущих.

Они забрались на большую кровать, она обняла его, как плюшевого медвежонка, наслаждаясь теплом, исходящим от его маленького тела, и ролью матери, которая позволяла ей отодвинуть все остальное на задний план.

– Я слышал, как вы с папой ругались, – сказал Оливер, когда она уже подумала, что он заснул.

Она коротко поразмыслила – и решила не отрицать:

– Прости.

Она была уверена, что мальчики проспали их ссору. Какая глупая надежда! Разве можно было не услышать взрыв такого масштаба?

– Мне показалось, вы ненавидите друг друга, – поделился Оливер.

Ее сердце сжалось от тоски.

– Это не так.

– Но ты сама это говорила. Ты сказала: «Я ненавижу тебя, Грэм». И что нужно было выходить замуж за дядю Уилла.

Черт. Неужели она так сказала? Удар ниже пояса. К тому же она так не считала.

– Позволь задать тебе вопрос, – попросила она. – Вы со Стивеном часто ссоритесь?

– Ага.

– И ты говоришь, что ненавидишь его?

– Ага.

– Ты говоришь это на полном серьезе?

– Наверное, нет, – помолчав, ответил он.

– То есть иногда ты так злишься, так расстраиваешься, что говоришь вещи, которые вовсе не имеешь в виду, верно?

– Наверное.

– Вот и мы с папой не имели в виду всего, что наговорили друг другу прошлой ночью. Мне жаль, что ты застал нас за подобным.

Она вспомнила, каково это – слышать, как ругаются родители. Такие моменты сближали их с сестрой. Она вспомнила, какой беспомощной, бессильной и испуганной себя чувствовала. А теперь из-за нее так же себя чувствовал Оливер. Осознание было ужасающим. Она ненавидела Грэма – действительно ненавидела. Так же, как саму себя.

Она погладила сына по шелковистым волосам. Его лоб показался ей горячим.

С минуту он молчал, его грудь мерно вздымалась и опускалась.

– Родители Зандера разводятся, – тихо сказал он. – Он говорит, что теперь у него будет два дня рождения и два Рождества.

– Неплохо. – Она понятия не имела, о каком Зандере идет речь.

– Я не хочу, чтобы у меня было два дня рождения, – буркнул он.

– Я понимаю.

– Тогда где папа?

– У него «мужские» выходные. Я же тебе говорила.

Она снова возводила между ними стену лжи.

– Ладно, думаю, он у дяди Джо, – наконец сдалась она. Обычно, когда им нужно было отдохнуть друг от друга, Грэм отправлялся в холостяцкую берлогу своего брата.

– А я думаю, он на улице, – не согласился с ней Оливер.

– Что? – удивилась она. – Что ты хочешь этим сказать?

– По-моему, он сидит в своей машине – она стоит через дорогу от нас.

Селена встала и подошла к окну. Оливер был прав: Грэм сидел в своем внедорожнике, припаркованном на другой стороне улицы. Она старательно подавляла заклокотавшие в ней гнев и раздражение. Какого хрена? Она же просила дать ей время и пространство, чтобы все обдумать. Просила держаться подальше. Сказала, что придумает, как объяснить его отсутствие мальчикам, и даже позволит ему созвониться с ними в субботу. Но он, конечно, все делал по-своему. Был Грэмом. Не понимал и не уважал чужие границы, не мог осознать, что так грубо нарушают их только невоспитанные ублюдки.

Когда мать раскрыла Селене и ее сестре истинные масштабы измен их отца, Селена, совсем еще молодая, только окончившая колледж и вышедшая на работу, притворилась, будто понимает, почему мать так долго его терпела.