Лицом к лицу. Бывшие. Исчезнувшая

– Сейчас, Лариса, – копаюсь в телефоне, – ловите! Посылаю ей достаточно денег, чтобы она не думала о ремонте, – вы меня несказанно выручили. Очень вам благодарен.

– Да я тоже спешу, и мне совершенно не хочется ждать и возиться с их рулетками и протоколами, – смотрит в телефон и видит, что деньги поступили, – ну, я поехала. Всего доброго, Сергей! – она поворачивается, открывает дверь своей машины и садится внутрь.

Я успеваю только ей помахать рукой. Ничего себе, хирурги пошли. Красотка. Наверное, недавно закончила институт. Едет куда-то ночью.

Повезло, что попал на такую сговорчивую и понимающую девушку. Менты бы меня сейчас распластали по полной с алкоголем в крови.

Левая фара разбита, а правая нет. Быстрее домой. Паркуюсь кое-как, вылетаю из машины и бегом в подъезд.

Лифт, пятый этаж, двенадцать шагов до двери, звоню.

Не открывает. Два часа ночи. Спит?

Звоню опять. Нет. Достаю ключи, открываю сам, захожу.

– Шура!

Скидываю ботинки босиком бегу в спальню, – её нет! Кровать пустая.

– Шура!

Проверяю всю квартиру, ношусь из угла в угол.

На кухонном столе стоит пивная кружка, наполненная водой. В кружке, то есть в воде, «плавает» её телефон. Рядом лист бумаги А4, на котором распечатанный на принтере цветной снимок меня и этой суки Марины в позе, не вызывающей ни малейшего сомнения. Как только получился такой чёткий и ясный кадр?! Под снимком читаю подпись: «Свадебный подарок для Шурочки».

Меня пробивает холодный пот.

Она готовилась, эта тварь Марина. Она отомстила Шуре за что-то. За что? За меня?

Я уже знаю, что никакой свадьбы не будет. Если честно, я хотел её даже больше, чем Шура. Я мечтал о нормальной семье и детях, а Шура просто не сопротивлялась. Я ей не изменял. Что на меня сегодня нашло, объяснить не могу. И никогда не смогу. Как будто это был не я. Но это был я. Я, придурок!

Я не буду её искать, звонить знакомым и спрашивать, где она. Это бессмысленно. Она либо вернётся сама, либо не вернётся вообще. Она дала мне понять, что ушла, а не пропала.

Представляю, что она почувствовала, бедная девочка, когда получила это послание. Ужас! Мне так жаль – её, себя, наше разбитое счастье, и я совершенно не готов принять, что судьба моя, скорее всего, изменится, то есть уже изменилась.

Иду в спальню, срываю с себя одежду и валюсь на кровать. Мне так хреново, что ни на что другое я больше не способен.

Дом полон её вещей. Куда я всё это дену, если Шура не вернётся? Я с ума от них сойду. Чувствую на подушке знакомый запах, еле уловимый, но я слишком хорошо его знаю, чтобы не слышать.

Куда она ушла? Да куда угодно. На все четыре стороны. Как я буду без неё жить? Мы не разлучались целый год. Ни на один день.

– Шурик, слушай! – говорю я вслух и держу в руках нашу любимую фотографию, где мы стоим а Питере на фоне Египетского моста и слева виднеется женская голова сфинкса, – я постараюсь тебя найти и буду тебя ждать, я хочу, чтобы ты вернулась. Я – скот и последняя сволочь, но дай мне шанс тебе всё объяснить и попросить у тебя прощения. Я жду тебя, Шурик!

ГЛАВА 2. Лариса. Пятое отделение

Утренняя конференция заканчивается. Все встают.

Гришин только что выступил с интересными перспективами на дальнейшую работу, учёл все пожелания и отчёты коллег, прошёлся по проблемным пациентам, уделил пару слов новым халатам, но ни слова не сказал про Пятое отделение. Как будто его не существует. Тайна, покрытая мраком. Отдельный блок с отдельным входом. Только он и Тимошина. А она крыса. Гришин мне не верит и не хочет даже на эту тему разговаривать. Надо просто ему это доказать. Собрать компромат и кинуть на стол. Как в кино.

– Лариса Евгеньевна, – слышу голос Гришина, – останьтесь, пожалуйста.

– Слушаю вас, Фёдор Степанович! – выпрямляю плечи и стою перед ним, как гимнастка перед стартом – струна.

Дожидается, пока все выйдут.

– Лариса, у вас очень неплохие результаты по малоинвазиву. Хотел лично отметить, – хвалит меня Фёдор.

Это он про новую подтяжку лица. Стараюсь.

Приятно, конечно, но почему не сказать это при всех? На конференции. Чтобы заткнуть рот кое-кому, сомневающемуся, что я попала в клинику не по блату.

– Дело вот в чём. Открываем новую должность практически для вас.

Мне нравится Фёдор. Нравится, как врач и, главное, как мужчина. Офигенный. Умный, с добрыми глазами, спортивной фигурой и хирург от бога. Второго такого нет. А он путается с Тимошиной. Как переехали в новую клинику, уволил Соловьёва, или он сам ушёл, не знаю, и на его место назначил Тимошину. Теперь она его зам по лечебной части. Не верю я ей. Врач она неплохой, но продажная шкура. Я не верю в её лояльность. Продаст, не поморщится. А наработок к Фёдора много. Да, мы все подписали договора о неразглашении профессионального ноу-хау, но у каждого договора есть своя цена. Там, где не сработает миллион, сработают десять.

– Интересно, – смотрю ему в глаза.

– Нужны клиенты.

– Не понимаю, Фёдор Степанович. У нас же очередь на два месяца вперёд. У меня лично, например, последняя запись назначена через полтора месяца.

– Речь идёт о новой технологии, которую мы бы не хотели сейчас озвучивать в сети. Только через личные контакты. И только профессионально, а не с помощью ничего не понимающих в медицине маркетологов.

– Я чего-то не знаю?

– Это поправимо.

– Пятое отделение? – чего тянуть кота за причинное место, сразу и спрашиваю. Надоели уже эти тайны.

Фёдор смеётся в голос.

– Лара, успокойтесь. Всё, что касается новых разработок с участием искусственного интеллекта я не могу разбазаривать кому попало, – многозначительно вздыхает, – тем более, что речь идёт о трансплантации лица. Это как опасное оружие массового поражения. Важно, как и в чьих руках окажется.

Не помню, чтобы когда-нибудь открывала глаза шире, чем сейчас.

– Но… – мямлю я невнятно, – трансплантация означает наличие донора… – и совсем тихо, – верно?

– Не могу не согласиться, – кивает Фёдор.

– А где же их брать доноров-то, чтобы группа крови подходила, да и само лицо? – я, конечно, за науку, за прогресс, даже за трансгуманизм местами, но лицо же не почка, тут ещё столько дополнительного всего.

– Мы отстаём, к сожалению, от коллег в Азии, в частности, в Сингапуре, там подобные операции становятся не таким уж редким явлением, но зато мы можем предложить нечто новое и усовершенствованное.

– У нас есть практические результаты? – опять блею я.

– Несомненно. Мы должны расширяться и развиваться. Но подобная операция – вещь не просто дорогостоящая, а довольно деликатная.

– В Азии, что, проще с донорством?