Тайны летней ночи

У Аннабел похолодело в животе. На боль это не похоже. Впрочем, и на удовольствие – тоже. Скорее лишающая сил волна непонятного ощущения, подобного которому она до этой минуты не испытывала.

Сама того не сознавая, она прижала ладонь к месту чуть пониже ребер. Взгляд Ханта устремился к ее руке, прежде чем снова скользнуть к лицу. Он шагнул ближе к каменному столу, перекрыв расстояние между ними.

– Не ожидал увидеть вас здесь, – заметил он, продолжая ощупывать ее глазами. – Но, разумеется, это вполне логично для женщины в вашем положении.

– В моем положении? – повторила Аннабел, прищурившись.

– Но вы же пытаетесь поймать мужа, – пояснил он.

Аннабел надменно усмехнулась:

– Я никого не пытаюсь поймать, мистер Хант.

– Насаживаете приманку, забрасываете удочку и вытягиваете на песок ничего не подозревающую жертву.

Губы Аннабел сжались в тонкую линию.

– Можете успокоиться, мистер Хант, вас я не собираюсь лишать драгоценной свободы. Вы самый последний в моем списке.

– Каком списке? – полюбопытствовал Хант, но тут же догадался и весело покачал головой: – Вот как?! Вы на самом деле составили список потенциальных мужей? – В глазах его заплясали лукавые искорки. – Какое облегчение слышать, что я сошел с круга, тем более что давно решил любой ценой избегать ваших ловушек. Но не могу не спросить: а кто все-таки во главе списка?

Аннабел не потрудилась ответить. И хотя терпеть не могла свою привычку нервно теребить что-то во время неприятных разговоров, все же сейчас, не удержавшись, принялась катать между пальцами кусочек воска.

– Скорее всего Уэстклиф, – предположил Хант.

Аннабел презрительно фыркнула и присела на стол. Старый камень оказался теплым и гладким на ощупь.

– Разумеется, нет. Я не вышла бы за графа, даже если бы он молил меня на коленях.

Откровенная ложь окончательно привела Ханта в хорошее настроение.

– Чистокровный лорд и с огромным состоянием? – расхохотался он. – Да вы не остановитесь ни перед чем, чтобы завлечь его!

Он небрежно уселся на другом конце, и Аннабел едва сдержала порыв отодвинуться. Обычно разговор леди и джентльмена подразумевал, что имеются определенные поступки, на которые джентльмен никогда не решится. Он, например, не оскорбит, не унизит и не смутит даму. Однако Саймон Хант на такое не способен.

– Почему вы здесь? – спросила она.

– Я друг Уэстклифа, – беспечно пояснил он.

Аннабел никак не могла представить, чтобы такой человек, как Хант, мог числиться в друзьях графа!

– Но почему он с вами общается? И не пытайтесь убедить меня, что у него с вами есть что-то общее. Между вами столько же общего, сколько между сыром и мелом.

– Как обнаружилось, у нас немало совместных интересов. Мы оба любим охотиться и придерживаемся одинаковых политических убеждений. В отличие от многих пэров Уэстклиф не позволяет себе держаться в жестких рамках этикета высшего общества.

– Господи, – издевательски протянула Аннабел, – вас послушать, так жизнь аристократов – нечто вроде добровольной тюрьмы.

– Собственно говоря, так оно и есть.

– В таком случае мне не терпится запереть себя в камере и выбросить ключи.

– Возможно, вы будете прекрасной женой какого-нибудь аристократа, – неожиданно согласился Хант.

Распознав нотки иронии в его тоне, Аннабел нахмурилась.

– Если вы так уж не терпите аристократов, не пойму, зачем проводить с ними столько времени.

Его глаза коварно сверкнули.

– Они тоже на что-нибудь годятся. И я не питаю к ним неприязни, просто не желаю стать одним из них. На случай, если вы еще не заметили: высшая знать, по крайней мере образ жизни, который они вели до сих пор, потихоньку умирает.

Аннабел, искренне шокированная столь смелым заявлением, широко раскрыла глаза:

– Что вы хотите этим сказать?

– Большинство богатых землевладельцев теряют свои состояния, которые либо делятся между требующими поддержки родственниками, либо попросту ими тратятся. Таковы наступающие изменения в экономике. Впрочем, это трудно вам объяснить. Но власти крупных землевладельцев быстро настает конец. Только люди вроде Уэстклифа, способные воспринимать новые веяния, переживут перемены.

– С вашей бесценной помощью, разумеется, – съязвила Аннабел.

– Совершенно верно, – подтвердил Хант так самодовольно, что она, сама не желая того, все же рассмеялась.

– Вы никогда не пытались хотя бы изобразить смирение, мистер Хант? Просто из вежливости.

– Не верю в ложную скромность.

– А ведь в этом случае вы имели бы шанс понравиться окружающим.

– И вам в том числе?

Ногти Аннабел впились в мягкий светлый воск. Ничем не выдавая себя, она бросила на Ханта взгляд исподлобья, чтобы измерить всю глубину язвительности в его глазах, но, к ее величайшему смущению, он казался абсолютно серьезным, мало того, явно интересовался ее ответом. Она ощутила, как по щекам ползет предательский румянец. Ей снова стало не по себе. Зря она так неосмотрительно дала вовлечь себя в разговор с Хантом, рассевшимся рядом, подобно ленивому любопытному пирату. Она уставилась на большую, опиравшуюся о край стола руку с длинными, чистыми, загорелыми пальцами и ногтями, остриженными так коротко, что белые полумесяцы были едва видны.

– Ну… «понравиться» – это слишком сильно сказано, – усмехнулась она, отряхивая ладони от воска. Чем больше она старалась не краснеть, тем сильнее багровело лицо. – Думаю, что смогла бы легче вынести ваше общество, если бы вы постарались вести себя как джентльмен.

– Например?

– Ну… хотя бы манера, в которой вы вечно стремитесь уличать людей в лицемерии…

– Разве честность не добродетель?

– Да, но вряд ли она способствует оживленной беседе, – вспылила девушка и, игнорируя тихий смех, продолжала: – И постоянные разговоры о деньгах вульгарны, особенно в высших кругах. Приличные люди делают вид, что деньги и способы их зарабатывать или вкладывать не имеют значения, хотя вы обожаете обсуждать подобные темы.

– Я никогда не понимал, почему энергичная погоня за богатством считается весьма презираемым занятием.

– Возможно, потому, что спутниками такой погони обычно бывают такие пороки, как жадность, эгоизм, двуличие…

– О, эти недостатки ко мне не относятся.

– Вот как? – удивилась Аннабел, вскинув брови.