Любовь в полдень

– Сможешь минутку подождать? – с тревогой спросила Одри. – Зайду к Джону, ему пора принимать лекарство.

– Конечно, подожду. Не спеши.

– Вот комната Кристофера. Здесь он останавливается, когда приезжает. Письмо я положила на комод.

– Сейчас возьму.

Одри направилась к мужу, а Беатрикс опасливо приоткрыла дверь в комнату капитана Фелана, заглянула и осторожно вошла.

Здесь царил полумрак, и она поспешила отдернуть тяжелую штору. На полу, застеленном толстым ковром, появился светлый квадрат. Письмо действительно лежало на комоде. Беатрикс поспешно схватила конверт и хотела сломать печать, но вовремя опомнилась: что ни говори, а послание адресовано не мисс Хатауэй, а Пруденс Мерсер.

Нетерпеливо вздохнув, она спрятала письмо в глубокий карман и остановилась, чтобы рассмотреть аккуратно разложенные на деревянном подносе необходимые в быту мелочи.

Маленькая кисточка для бритья с серебряной ручкой… складная бритва… стаканчик для мыльной пены… фарфоровая шкатулка с серебряной крышкой. Не в силах сдержать любопытство, Беатрикс подняла крышку, заглянула внутрь и увидела три пары запонок – две серебряных и одну золотую, цепочку для часов и медную пуговицу. Закрыла шкатулку, взяла в руки кисточку и осторожно провела по щеке. Прикосновение показалось нежным, шелковистым и принесло слабый приятный аромат пены для бритья.

Беатрикс поднесла кисточку к носу и глубоко вдохнула пряный мужественный запах… кедр, лаванда, лавровый лист. Она представила, как Кристофер покрывает лицо пеной, а потом смешно кривит рот – точно так же, как это делали ее отец и брат, пытаясь удалить с лица надоевшую щетину.

– Беатрикс?

Мисс Хатауэй с виноватым видом отложила кисточку и вышла в коридор.

– Нашла письмо, – сообщила она. – И раздвинула шторы. Сейчас вернусь, закрою и…

– О, не беспокойся, пожалуйста. Пусть останутся открытыми. Ненавижу темноту. – Одри с усилием улыбнулась. – Джон принял лекарство и задремал. Пожалуй, пока он отдыхает, спущусь и поговорю с кухаркой – распоряжусь подать на ужин белый пудинг.

Подруги вместе пошли вниз по лестнице.

– Спасибо за то, что согласилась передать письмо Пруденс, – поблагодарила Одри.

– Очень мило с твоей стороны помочь им в переписке.

– О, мелочи! Согласилась ради Кристофера. Честно говоря, не ожидала, что Пруденс найдет время ответить.

– Почему же?

– На мой взгляд, она к нему совершенно равнодушна. Перед отъездом я даже предупреждала его об этом, но он был так очарован красотой и веселым нравом, что решил, будто может возникнуть что-нибудь настоящее.

– Мне казалось, Пруденс тебе нравится.

– Так оно и есть. Во всяком случае, глядя на вашу дружбу, пытаюсь себя в этом убедить. – Одри заметила, что Беатрикс смотрит с недоумением, и слегка улыбнулась. – Да-да, стараюсь брать положительный пример.

– Брать пример с меня? О, пожалуйста, не делай этого! Разве ты не заметила, какая я странная?

Улыбка стала светлее, и на миг Одри снова превратилась в ту беззаботную молодую леди, которой была до болезни Джона.

– Ты умеешь принимать людей такими, какие они есть, и относишься точно так же, как к своим животным: терпеливо наблюдаешь и никогда не судишь.

– Но я строго осуждала твоего зятя, – с раскаянием призналась Беатрикс.

– Думаю, если бы твое отношение разделяли и другие, Кристофер давно бы задумался и сделал полезные выводы, – успокоила Одри.

Нераспечатанное письмо едва не прожгло в кармане дырку. Ожидание мучительно затянулось. Беатрикс поспешила домой, оседлала лошадь и помчалась в Мерсер-Хаус – причудливый особняк с башенками, замысловатыми колоннами у парадного входа и разноцветными витражами вместо оконных стекол.

Пруденс недавно проснулась, потому что до трех часов ночи танцевала на балу, а сейчас встретила подругу в украшенном кружевами бархатном халате.

– Как жаль, что ты не пошла на бал! Собралось множество красивых молодых людей, прибыл даже целый кавалерийский эскадрон. Через два дня их отправляют в Крым. Ах, до чего же хороша форма!

– Я только что была у Одри, – слегка запыхавшись, сообщила Беатрикс, входя в маленькую гостиную на втором этаже и старательно закрывая за собой дверь. – Бедный мистер Фелан болеет. Но об этом позже, а сейчас… письмо от капитана Фелана!

Пруденс с улыбкой взяла запечатанный конверт.

– Спасибо, Беа. Так вот, об офицерах, с которыми я вчера познакомилась… один красивый темноволосый лейтенант пригласил меня на танец и…

– Разве ты не хочешь немедленно открыть и прочитать? – Беатрикс с отчаянием заметила, что подруга равнодушно положила письмо на стол.

Пруденс лукаво улыбнулась:

– О, какая спешка! Считаешь, что следует распечатать прямо сейчас?

– Да. – Беатрикс уселась в обитое ярким атласом кресло.

– Но мне не терпится рассказать о лейтенанте.

– А мне совсем не интересно о нем слушать. Хочу узнать, что пишет капитан Фелан.

Пруденс усмехнулась:

– Сказать по правде, в последний раз ты так волновалась в прошлом году, когда выкрала лису, которую лорд Кампдон специально привез из Франции.

– Я вовсе не выкрала эту лису, а спасла. Везти животное из-за границы, чтобы потом на него охотиться…

чрезвычайно неспортивно! – Беатрикс показала на письмо. – Открывай!

Пруденс сломала печать, быстро просмотрела листок и недоуменно пожала плечами.

– Ну вот, теперь он пишет о мулах. – Она закатила глаза и отдала письмо подруге.

«Мисс Пруденс Мерсер

Стоуни-Кросс, Гемпшир, Англия

7 ноября 1854 года

Дорогая Пруденс.

Несмотря на те сообщения, в которых описывается несгибаемая храбрость британских военных, хочу заметить, что когда в нас стреляют, мы непременно пригибаемся как можно ниже и бежим в укрытие. По вашему совету я пополнил репертуар прыжками в сторону и увертками. Должен признаться, результаты превосходные. Все-таки старая басня не совсем верна: случаются в жизни ситуации, когда хочется быть не черепахой, а зайцем.

В сражении под Балаклавой легкая кавалерия получила приказ наступать непосредственно на артиллерийский расчет русских – без разумной на то причины. В итоге пять кавалерийских отрядов оказались под огнем без прикрытия и защиты. За двадцать минут погибли двести всадников и почти четыреста лошадей. Еще более кровопролитная битва произошла у крепости Инкерман.