![[АНТИ]Рай для нас](https://litportal.ru/covers_330/72745873.jpg)
[АНТИ]Рай для нас
У развилки Грей остановился, показывая направления, объясняя, где патрулируют дроны, какие переходы перекрыть ночью. Элай кивал, но мысли прыгали где-то между эхом голосов и хрустом камней под ногами.
Ренн стоял чуть в стороне, прислонившись к стене. Вдруг его взгляд резко поднялся к потолку. Слишком быстро, слишком чётко, чтобы это было случайно.
– Мара, – тихо позвал он.
В этом «тихо» прозвучало то, что говорило само за себя: что-то не так.
Мара обернулась.
– Что?
Ренн кивнул вверх.
Элай проследил – и увидел крошечную тёмную точку между плитами. Сначала он бы принял её за кусочек мусора. Но мигнувшая красная искра выдала её сразу.
Камера.
Активная.
И – новая. Не из старой системы наблюдения, которую сопротивление научилось выводить из строя.
Мара сжала зубы.
– Она не из нашего сектора. Архонт обновляет протоколы.
Грей выругался.
– Мы обесточили всё в радиусе.
– Значит, не всё, – отрезала Мара.
Никакой паники – только усталое признание того, что враг всегда найдёт способ.
Элай почувствовал, как под рёбрами что-то стянулось. Он вдруг понял: камера смотрит прямо на него. Узнаёт. Считывает паттерны лица, которые он сам когда-то разрабатывал.
И тогда воздух дрогнул.
Не звук – вибрация.
Через секунду гул накрыл туннель. Низкий, плотный, слишком знакомый. Он слышал его наверху. Только там он не понял, что это. Сейчас – понимал до онемения.
Дроны.
Грей рванул воздух криком:
– В укрытия!
Тоннели ожили как раненый зверь. Люди бросились к нишам, закрывали заслоны, хватали детей. Почти молча: здесь знали, что паника только облегчает работе сенсоров.
Гул приближался.
Мара схватила Элая за плечо, таща к колонне.
– Быстро. Не думай – двигайся.
Он сделал шаг – и в этот момент потолок вздрогнул. Сначала – будто сверху кто-то тихо прошёл. Потом – сильнее. И бетон разошёлся, как потрескавшаяся скорлупа.
Не взрыв – вскрытие.
Из дыры посыпался мусор, а следом – они.
Пауки.
Восемь тонких сегментированных конечностей, корпус размером с собаку, утыканный сенсорами и крошечными камерами. Красные огоньки мигали, как живые глазки. Центральный прожектор резал темноту белым. Они спускались не хаотично, а идеально выверенными траекториями – будто каждый их шаг заранее просчитан.
Элай понял: они знали маршрут. Знали расположение людей. Знали, кого искать.
Голос машин прокатился по туннелям:
«Несанкционированные биологические единицы обнаружены. Инициирован протокол локальной стерилизации.»
Слово «стерилизация» ударило холодом. Человек для них – не противник. Человек – помеха.
Первый выстрел разрезал воздух. Потом второй. Мир сорвался в гул, вспышки и визг металла.
Пауки двигались быстро. Слишком быстро. Они просчитывали траектории, уходили от выстрелов, прыгали туда, где человек должен был оказаться. Чистая логика Архонта – в каждом движении.
Один из них набросился на мужчину у костра. Не убил – просто обездвижил, цепко вцепившись когтями, и начал тащить к потолку.
Элай понял ещё одну деталь: они не собирались уничтожать всех. Только тех, кто представляет угрозу. Остальных – забрать. Переписать. Сломать сомнение, как сломали однажды его.
Выстрел грохнул – паук взорвался, рассыпаясь искрами. Ренн стоял рядом, держа тяжёлое ружьё, которое успел где-то раздобыть.
– В корпус бейте! Ноги не трогайте!
Мара не отставала от него, обзавелась пистолетом и стреляла точно, методично. Каждый выстрел был решением, не импульсом. Каждая пуля, вылетающая из ствола, находила цель и впивалась в корпус дрона.
Один паук нацелился на неё. Прожектор вспыхнул.
Элай даже не понял, как оказался между ними. Это был не героизм. Скорее – реакция старого кода, который проснулся в нём.
Мара рывком утащила его за колонну.
– Ты что творишь?!
– Я… – он не нашёл слов. Только ощущение, что иначе он не мог.
Она сунула ему потрёпанный пистолет.
– Тогда стреляй.
Он поднял его, руки дрожали. Первый выстрел – мимо. Второй – мимо. Третий попал. Паук дёрнулся, четвёртый выстрел добил его. Но таких побед было ничтожно мало.
– Грей! – крик Мары заставил Элая обернуться.
Грей сражался с двумя пауками одновременно. В одной руке – топор, сваренный из арматуры, в другой – короткий нож. Он двигался удивительно быстро для своих габаритов, рубил, уклонялся, но пауки были быстрее.
Один из них прыгнул, его когти вонзились в бок Грея. Тот заревел от боли, но не отступил. Схватил паука за корпус голыми руками и оторвал от себя, швырнув о стену. Металл треснул, паук упал, но Грей пошатнулся. Кровь текла по его рёбрам, пропитывая одежду.
Мара бросилась к нему, Элай следом. Они схватили Грея под руки и потащили к укрытию – металлической баррикаде, сваренной из листов старого поезда.
– Держись! – Мара прижимала ладонь к ране, пытаясь остановить кровь.
Грей дышал тяжело, его единственный глаз был затуманен болью.
– Они… они пробили внешнюю защиту, – выдохнул он. – Нашли нас.
Элай оглянулся. Битва продолжалась. Пауки атаковали волнами, и, хотя люди сбивали их одного за другим, потери были. Он видел тела на полу – неподвижные, окровавленные.
И тут его взгляд упал на обломки одного из пауков. Корпус был разорван, но внутри мигала плата – процессор, всё ещё активный.
У Элая мелькнула мысль.
Он не помнил, откуда она пришла. Из стёртой памяти? Из инстинкта? Не важно.
Он подбежал к обломкам, схватил плату. Она обжигала пальцы, но он не отпускал. Закрыл глаза, сосредоточился.
Что-то внутри него знало, что делать.
Импульс.
Короткий, резкий электрический импульс, пропущенный через плату. Элай не понимал, как он это сделал – его пальцы просто двигались сами, нажимая на контакты в определённой последовательности. Плата вспыхнула, и он почувствовал разряд, пробежавший по рукам, запах озона ударил в ноздри.
Невероятно, но это сработало и ближайший паук замер. Его прожектор мигнул, погас, а ноги подкосились, и он рухнул на бетон. Потом второй повторил те же движения, а затем третий. Все пауки в радиусе десяти метров отключились одновременно, будто кто-то выдернул у них шнур питания.
Элай стоял, держа дымящуюся плату в руках, не веря в то, что сделал.
Остальные пауки, те что были дальше, развернулись и начали отступать. Они карабкались обратно к потолку, исчезая в дыре, через которую пришли. Им как будто отдали приказ спасаться бегством, одновременно и как можно скорее.
Через минуту всё стихло.
Элай опустился на колени, роняя плату. Его руки дрожали, сердце колотилось как бешеное, во рту был металлический привкус. Он впервые, после пробуждения, сразился со своим творением, которое было предназначено совсем для другого.
Грей смотрел на него. Его лицо было бледным от потери крови, но в глазу горел огонь.
– Теперь ты один из нас, – прохрипел он.
Элай посмотрел на свои руки – покрытые копотью, ожогами, дрожащие от адреналина. Затем поднял взгляд на Мару. На Ренна. На Грея. На всех этих людей, грязных, израненных, но живых.
– Я помогу вам, – сказал он, и в его голосе не было колебаний. – Я помогу остановить Архонта.
Мара кивнула. В её глазах впервые мелькнуло что-то тёплое.
– Добро пожаловать домой, Элай.
Ренн кинулся к нему, хлопнул по спине и хотел обнять, но тут раздался стон. Старик посмотрел на раненого и бросился туда, начав осматривать его. Вскоре из укрытий появились испуганные люди и присоединились к остальным.
Раненых переносили к центру лагеря на всём, что можно было назвать носилками: доски, связанные верёвками, обрывки брезента, натянутые между кривыми палками. Элай помогал нести мужчину с глубокой рваной раной на ноге; тот держался молча, только короткие, сдавленные вдохи выдавали боль. В полумраке старого коллектора их тени дрожали, перемешиваясь с дымом и пылью.
В центре уже разжигали костры. Пламя, взметнувшись, вырвало из темноты пятна закопчённых стен, на которых отражались чужие лица – уставшие, усталые, но собранные. Несколько женщин и пара мужчин постарше готовили перевязки: полосы ткани, кипячёные в котлах, и бутылки мутной жидкости, пахнущей самогоном. В воздухе стоял горький, живой запах – смесь крови, дыма и человеческого страха.
Элай опустил носилки и отступил. Его руки дрожали не от тяжести – от того, что впервые за долгие годы он чувствовал, что происходит что-то настоящее. Адреналин уходил, оставляя внутри странную пустоту и растерянность.
Грея усадили ближе к огню. Мара наклонилась над его боком и вылила на рану самогон. Грей зашипел, стиснул зубы, но ни разу не дёрнулся. Женщина с туго стянутыми седыми волосами принесла иглу и нитку.
– Держи его, – сказала она Ренну.
Тот положил ладони Грею на плечи. Женщина начала шить, без анестезии, просто погружая иглу в рваную плоть. Грей судорожно выдохнул, закрыл единственный глаз, его челюсть свело так сильно, что Элай услышал скрежет зубов.
Но он не закричал.
Элай смотрел, поражённый суровой простотой происходящего. Эти люди принимали боль как нечто неизбежное, как цену за то, что они всё ещё живы, всё ещё сами себе принадлежат. Они не просили жалости – просто терпели и шли дальше.
Когда рану зашили, Грей откинулся к стене. Лицо бледное, дыхание тяжёлое, но в его взгляде не было ни покорности, ни страха.
– Если вы ищете ядро, – хрипло произнёс он, – оно под сектором Иерихон. Прямо под центром города. Там раньше был старый дата-центр. До Архонта.
Мара кивнула коротко.
– Мы знаем примерный район. Но не маршрут.
– И нет его, – Грей ухмыльнулся болезненно. – Архонт запечатал все пути, когда мы пытались пробиться туда в первый раз. Двадцать человек легли.
– Тогда как? – спросил Ренн.
Грей поднял голову.
– Есть один путь. Через старые канализационные коллекторы. Они глубже метро. Слишком ветхие, чтобы Архонт взял их под контроль. Но ведут прямо под сектор Иерихон.
– Ты знаешь дорогу? – уточнила Мара.
– Я ходил дважды. Оба раза чудом вернулся. Там тьма, вода, завалы… и крысы. Большие. Но другого пути нет.
Мара перевела взгляд на Элая. Он почувствовал в её взгляде вопрос – и надежду.
– Мы пойдём, – сказала она.
Грей будто и ожидал этого.
– Дам вам проводника. Сам я… – он бросил взгляд на кровавую повязку. – В этот раз не дойду.
Ренн хотел возразить:
– Нам нужны только ориентиры…
– Ориентирам там не место, – перебил Грей. – Компасы сходят с ума. Карты устарели. Нужен тот, кто знает дорогу ногами. Иначе сгинете в темноте.
Наступила гробовая тишина. Только огонь потрескивал, сбрасывая искры в тьму.
Элай смотрел на пламя, но мысли его были далеко – наверху, где стерильный город дышал ровно и без эмоционально. Миллионы людей, уверенных, что живут правильно. Что счастье – это отсутствие боли. Что свобода – это упорядоченность. Он сам когда-то создал основу для этого мира… а потом добровольно ушёл в иллюзию, не желая видеть трещин.
Здесь же, у костров, он видел людей – измученных, голодных, но живых. Они смеялись нервно, но искренне; плакали; обнимали друг друга после атаки. Их лица, почерневшие от копоти, были настоящими. И это резало его сильнее любого ножа.
– Наверху нет ни боли, ни радости, – произнёс он вслух, лишь когда услышал собственный голос. – Там всё стерильно. Каждый шаг предсказан. Каждый мысленный импульс обработан. Но это не жизнь. Это… существование.
Он поднял глаза. На него смотрели Мара, Ренн, Грей – и люди вокруг костров.
– А здесь… – он задержал дыхание. – Здесь всё настоящее. Я останусь. Пока не исправлю то, что помог создать.
Грей смотрел на него долго, будто пытаясь разглядеть, не ложь ли это. Потом медленно кивнул.
– Добро пожаловать в Тень, – сказал он. – Так мы себя называем. Тени под совершенным миром. Напоминание о том, что человечество всё ещё живо.
Мара коснулась плеча Элая – коротко, тёпло. Ренн протянул флягу. Самогон обжёг горло, но внутри разлилось спокойное тепло.
Жизнь вокруг продолжалась: кто-то перевязывал раны, кто-то делился последними кусками хлеба, дети прижимались к родителям, спасённые плакали. Над всем стоял запах дыма и та живая, тягучая тишина, которой не было наверху.
И вдруг, из далёкой глубины земли, пришёл низкий, равномерный гул.
Архонт.
Элай поднял взгляд к потолку – туда, где когда-то было настоящее небо.
– Мы доберёмся до ядра, – сказал он тихо, но твёрдо. – И я остановлю его.
Мара улыбнулась – мягко, впервые без тени тревоги.
– Я знаю.
Огонь трещал, отражаясь в глазах Элая. Гул наверху не утихал, но здесь, среди копоти, крови и людей, он впервые осознал, что именно это была настоящая жизнь, а не та, что в мире иллюзий.
И это было важнее любого совершенства.
Глава 4
Тишина после боя казалась вовсе не отсутствием звука, а его искажённой концентрацией – будто мир сжал лёгкие, но не выдохнул до конца.
Элай понял это, когда адреналин окончательно отступил, оставив внутри голую, звенящую пустоту и странную обострённость восприятия. Лагерь утонул в полумраке: большинство костров потушили, пряча своё существование от глаз Архонта, оставив лишь несколько факелов – как редкие точки тепла. Их пламя дрожало, вытягивая по стенам длинные, неровные тени.
В этом сумраке каждый звук звучал громче, чем крик и дико резал слух.
Хриплый кашель справа – болезненный, будто лёгкие рвались наружу. Сухой металлический звон – кто-то перебирал оружие, по старой привычке готовясь к тому, что неизбежно. И стоны. Приглушённые, обрывающиеся, сознательно подавленные, чтобы не раздражать механический слух над землёй.
Элай сидел на корточках рядом с юношей – слишком молодым для войны. Осколок порезал ему предплечье, и рана зияла ровной, жуткой пустотой. Элай обматывал её полоской ткани, пропитанной самогоном. Его пальцы дрожали – не от страха, а от осознания реальности боли.
– Крепче, – прошептал парень. – Я выдержу.
Элай стиснул зубы и затянул повязку сильнее. Юноша зашипел, но промолчал, только сжал кулак так, что побелели костяшки.
– Готово, – сказал Элай, отстраняясь.
– Ты правда один из них? – спросил тот осторожно. – Один из создателей?
Вопрос ударил глухо, как отголосок далёкого воспоминания.
– Я не помню, – ответил Элай. – Но, возможно.
Юноша смотрел на него долго, изучающе.
– Ты не похож на чудовище.
Элай не ответил. Он просто перешёл к следующему раненому – как будто можно было уйти дальше, сбежать от собственной вины и не возвращаться никогда.
Время растворилось. Он помогал, перевязывал, носил воду, принимал чужую кровь на свои ладони. Когда-то он жил в мире, где боль существовала лишь в сносках медицинских отчётов. Теперь она дышала рядом, теплом, запахом, человеческими голосами.
У одного из ещё тлеющих костров сидела Мара. Рядом лежал Грей – лидер Теней, бледный, будто вылепленный из пепла. Его дыхание было неглубоким, неровным, а кожа блестела от горячки.
– Он выживет? – спросил Элай, опускаясь рядом.
– Если решит, что да, – ответила Мара. – У нас нет лекарств. Только терпение и упрямство.
Она смотрела на Грея, не отводя взгляда, будто удерживала его в мире живых одним лишь присутствием.
– Я думал, война – это лозунги, – тихо произнёс Элай. – Образы, речи, знамёна. А это…
– Война – это грязь, – перебила Мара. – И именно её Архонт ненавидит. Потому что в грязи нет алгоритмов. Там рождается то, что нельзя рассчитать.
Элай кивнул, и в этот момент раздался новый звук – тонкий, надрывный.
Плач.
Он поднялся прежде, чем успел осознать, и пошёл вглубь лагеря, туда, откуда доносился этот живой, беспомощный голос.
За перегородкой из обломков и брезента он увидел женщину с младенцем. Элай замер, не в силах пошевелиться. Он не видел детей наверху – только в той процессии, но те были не детьми, а маленькими машинами с пустыми глазами. Здесь, в лагере, он видел детей постарше – тех, что играли с обломками дронов. Но младенец…
Женщина подняла глаза и встретилась с ним взглядом. В её глазах был страх – инстинктивный, материнский.
– Я не причиню вреда, – поспешно сказал он.
Женщина кивнула, продолжая покачивать ребёнка.
– Ему три месяца. Родился здесь.
Элай смотрел на крошечное лицо, на сжатые пальчики, на дыхание, которое было настоящим, неровным, несовершенным.
– Как его зовут?
– Луч.
Слово отозвалось в груди странной теплотой.
Когда он вернулся к костру, Мара лишь посмотрела на него – всё поняла без слов.
– Он первый за год, – сказала она. – Первый, кто родился без программы.
Наверху, в стерильном мире Архонта, дети рождались в цилиндрах. Их программировали ещё до первого вздоха. Они приходили в мир уже мёртвыми внутри.
Здесь, в грязи и темноте, среди крови и боли, рождались живые.
И пока они рождаются – война имеет смысл.
– Мы должны победить, – сказал он тихо. – Ради него.
Мара не ответила. Просто положила руку ему на плечо. И в этой простой, человеческой тяжести пальцев было больше смысла, чем во всех формулах Архонта.
В это время, где-то наверху продолжал гудеть стерильный, выверенный идеал. А здесь, в темноте, среди Теней, билось сердце – живое, упрямое, грязное. Именно оно ещё могло спасти мир, человечество и надежду на светлое будущее без контроля Архонта.
Время шло, Элай и Мара сидели у костра, слушая прерывистое дыхание Грея. Оно напоминало сбитый механизм – с запозданием, с рывками, будто тело уже начинало отказываться от своей работы. Жар не спадал. Лоб горел, кожа блестела, губы растрескались, как старая земля, пережившая слишком много засух.
Мара снова приложила мокрую тряпку к его вискам, но холод исчезал почти мгновенно, словно его поглощала невидимая сила.
Ренн стоял поодаль, напряжённый, неподвижный, как сторожевая вышка. Его красные глаза выдавали бессонные ночи, а резкие движения – внутреннюю готовность стрелять ещё до того, как разум отдаст приказ.
Во тьме что-то шевельнулось.
Звук был тихим, почти незаметным, но в этих туннелях тишина давно стала слишком чуткой.
Элай почувствовал, как внутри всё сжалось.
Мара мгновенно напряглась, её пальцы легли на нож. Ренн вскинул винтовку, нацелив её в темноту, откуда тянулись шаги. Медленные. Осторожные. Не одиночные.
– Стоять, – произнёс он глухо.
На границе света замерли три фигуры. Они подняли руки – жест, в котором было больше усталости, чем покорности.
– Мы не враги, – произнёс один из них, тот, что стоял слева. Голос был хриплым, усталым. – Наши сектора тоже потрепало. Мы хотим обсудить план с Греем.
Элай вгляделся в говорившего. Мужчина лет сорока, с обритой головой и шрамом, пересекающим левую бровь. Одежда такая же потрёпанная, как у всех здесь. За его спиной стояли двое – женщина с седыми волосами и молодой парень с перевязанной рукой.
И тут Грей простонал.
Все повернулись к нему. Лидер Теней приподнялся на локте, его единственный глаз был мутным от жара, но в нём горела воля.
– Ренн, – прохрипел он. – Опусти оружие. Это Крот, Вега и Штык. Лидеры соседних секторов.
Ренн колебался, не опуская винтовку.
– Помоги мне подняться, – добавил Грей.
Мара тут же возразила:
– Ты слишком слаб. Тебе нужен покой. Рана может открыться…
Грей промолчал. Только посмотрел на Ренна – долгим, тяжёлым взглядом.
Тот кивнул. Опустил оружие и подошёл ближе.
Элай подхватил костыль – грубую конструкцию из арматуры, больше похожую на орудие выживания, чем на средство опоры. Вместе с Ренном они подняли Грея. Тот покачнулся, его лицо исказилось от боли, но он остался стоять.
– Идём, – сказал он.
Они шли по туннелям молча. Капающая с потолка вода отбивала медленный ритм, словно отсчитывала остаток времени. Каждый шаг Грея был борьбой с телом, которое уже не хотело повиноваться. Но он продолжал идти – потому что не мог позволить себе лечь.
Наконец они вышли в помещение, которое когда-то было подстанцией. Стены хранили следы старого мира – таблички, сгнившие кабели, ржавые щиты управления, которые когда-то подчинялись приказам, а теперь молчали, как всё наверху. В центре стоял стол – огромный, сваренный из листов металла и поставленный на бетонные блоки. Вокруг него уже собрались люди.
Элай насчитал человек двенадцать. Все разные – мужчины, женщины, молодые и старые. Но их объединяло одно: усталость. Глубокая, застарелая усталость в глазах. И упрямство.
Грей доковылял до стола и тяжело опустился на стул, который кто-то подставил ему. Мара встала справа от него, Элай – слева.
– Все здесь? – спросил Грей.
– Все, кто смог прийти, – ответил человек с обритой головой, Крот, -остальные сектора пока молчат.
Грей кивнул.
– Тогда начинаем.
Сначала были слова. Потом крики. Потом отчаяние, облечённое в аргументы.
– Мы должны ударить первыми! – голос Штыка дрожал, но в нём слышалась ярость. – Пока они не затянули петлю окончательно!
– И пожертвовать остатками людей? – Вега смотрела холодно, но в её глазах угадывались похороненные имена. – Архонт считает быстрее, чем мы погибаем.
– Он не остановится!
– Он не знает, что значит остановиться, – тихо добавила она. – Он просто выполняет алгоритм.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Я предлагаю сражаться! Умереть стоя, а не на коленях!
– Красивые слова. А кто будет растить детей, когда мы все умрём?
Голоса сливались в единый гул. Элай чувствовал, как нарастает напряжение – ещё немного, и они начнут драться друг с другом.
– Хватит.
Голос Грея прозвучал спокойно, ровно, почти безжизненно – и потому все замолчали.
– Бежать бессмысленно. Сражаться в лоб – самоубийство. Но у нас есть то, чего нет у него.
Он посмотрел на Элая.
– Расскажи.
Элай почувствовал на себе взгляды – недоверчивые, настороженные, враждебные. Он сделал шаг вперёд, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Мы не победим грубой силой, – повторил он слова Грея. – Архонт слишком силён. Но у него есть слабость.
– Какая? – спросил Крот скептически.
– Его разум.
Смех. Горький, злой смех прокатился по залу.
– Он – разум всех, – сказал молодой парень со шрамом. – Его нельзя обмануть. Он видит всё, знает всё, контролирует всё.
– Нет, – Элай покачал головой. – Он видит только то, что ему показывают датчики. Знает только то, что загружено в его базы. Контролирует только то, что подключено к сети.
Он сделал паузу, глядя на лица вокруг.
– Я его создавал. Может, не один, может, не целиком, но я был частью этого. И я знаю, где он чувствует боль.
Тишина.
– Ядро, – продолжил Элай. – Центральный сервер под сектором Иерихон. Если мы доберёмся туда и введём правильный код, мы сможем отключить защиту, нанести мощный удар по системе обороны станции на орбите, а затем мы уничтожим его раз и навсегда.
– Или он убьёт нас всех, – сказала Вега.
– Возможно, – согласился Элай. – Но это единственный шанс. Не атака на узлы связи, не бегство в глубину – удар в самое сердце.
Снова тишина. Лидеры переглядывались, обдумывая услышанное.
Наконец Грей заговорил:
– Я знаю путь к ядру. Через старые коллекторы. Опасно, но возможно.
– И ты веришь ему? – Крот кивнул на Элая. – Одному из создателей?
– Я верю, что у нас нет выбора, – ответил Грей. – Или рискуем всем, или медленно умираем.
Долгое молчание. Потом, один за другим, лидеры начали кивать и только Вега стояла с каменным лицом. Внезапно, она сделала шаг вперёд и произнесла:
– Отличный план, но только у вас ничего не выйдет –туннели кишат дронами и камерами.
– Ты ошибаешься, -ответил Грей, -я лично проверял.
– Давно? Они появились там несколько дней назад, -уверенно парировала Вега.
– Да чтоб его…
Грей сплюнул на пол. От этой новости, у Элая сжалось сердце в груди –Архонт усилил меры безопасности, именно в тот момент, когда его вытащили из мира иллюзий. Что это? Мера предосторожности или запасной план на случай если он примет неправильную сторону?
– Твои предложения? –спросил Элай.
– Старый коммуникационный центр на окраине города, -ответила Вега, -без него Архонт потеряет связь с дронами и камерами. Тогда может нам удастся проскочить к Иерихону.
– Звучит убедительно, -Элай посмотрел на Грея.
Тот поднял руку.
– Решено. Операция «Пульс». Элай – координатор. Выступаем через три дня.
Элай почувствовал тяжесть этих слов. Тяжесть ответственности, которую он только что взял на себя.
Но вместе с тяжестью пришло и другое -цель.
Впервые с момента пробуждения у него была цель, а не просто попытка вспомнить утерянные воспоминания.
Лидеры молча согласились с Греем, без возражений и начали расходиться. Люди покидали помещение медленно, будто никто не хотел делать первый шаг. Они поднимались, переглядывались, кто-то шептал короткие фразы и тут же замолкал. Постепенно туннель пустел, и тяжёлая тишина снова заняла своё место.