Свернув в другой неосвещенный… то ли переулок, то ли подъездной путь, ограниченный по противоположной стороне видавшей виды сеткой-рабицей, Майлз остановился в нерешительности. Из сгущавшегося сумрака, под проливным дождем из ангелов, на него плечом к плечу надвигались две фигуры. Майлз поморгал, чтобы разглядеть их как следует, и тут же пожалел.
Та, что справа, была чешуйчатой бусинной ящерицей с Тау Кита, ростом не ниже (хотя, можно сказать, и не выше) самого Майлза. Пестрая шкура, покрытая бисером чешуек, переливалась темно-красным, желтым, черным и слоновой костью, словно ошейником вокруг горла и дальше, по брюху. Вместо того чтобы двигаться положенными ей жабьими прыжками, рептилия перемещалась на задних конечностях, что многое объясняло. Настоящий ядозуб с Тау Кита на четвереньках достал бы Майлзу до пояса. Так что этот не был слишком уж большим представителем своего вида. К тому же он помахивал какими-то мешками в руках. Ящерицы так себя не ведут.
А вот второй… То было порождение собственной фантазии Майлза, кошмарный жирный гигантский масляный жук. Ростом метр восемьдесят, с бледным брюхом, в котором что-то перекатывалось, он смахивал скорее на чудовищного таракана. Голова подпрыгивала из-под древесного цвета крыльевых пластин, но тварь вышагивала на ножках-палочках, а в передних клешнях также болтались тряпичные мешки. Средняя пара конечностей то появлялась, то растворялась, словно сознание Майлза никак не могло решить, какого размера омерзительное насекомое.
Парочка приблизилась, замедляя поступь и пялясь на Майлза. Тот покрепче вцепился в стену и осторожно начал контакт:
– Э-э… Приветствую вас!
Тараканище повернул хитиновую голову, продолжая столь же осторожно изучать Майлза.
– Не вздумай подходить, Джин, – посоветовал он своему спутнику-коротышке. – Кто его знает, откуда он. Наверно, укурок. Вишь, зенки какие?
Жвала и усищи шевелились. Голос принадлежал ворчливому старикашке.
Майлзу очень хотелось объяснить им, что он действительно одурманен, но вовсе не наркоман. Однако сил пояснить разницу уже не было. Чтобы не перенапрячься, он попытался улыбнуться. Галлюцинации испуганно отшатнулись.
– Послушайте, – раздраженно начал Майлз, – не может быть, чтоб я напугал вас больше, чем вы меня. Может, пока потерпите мой вид?
Должно быть, он забрел в кошмарную сказку с говорящим зверьем – одну из тех, что сам читал и перечитывал Саше и маленькой хулиганке Елене. Только вот в тех сказках зверье было попушистее. Жаль, что растерзанные «химией» нейроны головного мозга не изобразили ему больших пушистых котят.
Выбрав самый строгий дипломатический тон, Майлз изложил суть проблемы:
– Прошу прощения, господа, но я, похоже, заблудился.
А еще, похоже, где-то заблудились мой бумажник, комм и половина одежды. А еще я потерял телохранителя и способность трезво мыслить. А еще – он пошарил рукой по шее – потерялось его Аудиторское гербовое кольцо-печатка вместе с цепочкой. Конечно, коммуникационные и многочисленные другие возможности встроенного в печатку чипа абсолютно бесполезны на этой планете, но Роик, телохранитель, смог бы обнаружить его по сигналу. Если, конечно, Роик еще жив. Когда Майлз видел его в последний раз, тот маячил над испуганно мечущейся толпой.
Майлз неосторожно наступил на осколок камня и убрал ногу. Если глаз различает камень, стекло и обрывки пластика на тротуаре, почему он не видит разницы между людьми и гигантскими насекомыми?
– В прошлый раз мне, помнится, мерещились здоровенные сверчки, – сказал он тараканищу. – Масляный жук, по-моему, гораздо лучше. Ничей другой мозг на этой планете, кроме, пожалуй, Роика, не родил бы масляного жука. Так что я точно знаю, откуда вы взялись. Судя по тутошней моде, будь вы порождением разума аборигенов, носили бы шакальи головы. Или ястребиные. Человек с головой ястреба в белом лабораторном халате.
Майлз понял, что сказал все это вслух, только когда парочка отступила еще на шаг назад. Да чего ж они так боятся? Может, его глаза лучатся небесным светом? Или, наоборот, сверкают адским пламенем?
– Отойди от него, Джин. – Тараканище продолжал тянуть ящерицу за лапу, прочь от Майлза. – Не разговаривай с ним, отходи медленно.
– Ему надо помочь.
Другой голос был совсем юным, непонятно только, мальчишечьим или девчачьим.
– Да, конечно, мне надо помочь! Из-за всех этих ангелов перед глазами я земли под ногами не вижу. Еще и обувь потерял. На нас напали…
– Пойдем, Джин! – не унимался спинокрыл. – Надо успеть отдать секретарю мешки с находками до темноты, иначе нам достанется.
Майлз задумался, есть ли в этой реплике какой-нибудь смысл, но решил, что даже будь его мозг не в одурманенном состоянии, он бы не понял, о чем речь.
– А куда вам надо? – спросила ящерица с детским голосом. Тарканище тянул, но та упиралась.
– Я… – понятия не имею, подумал Майлз. Назад ходу не было, пока наркотик не дает трезво мыслить. К тому же он не знает, кто враги и с кем придется сражаться. Вернуться на конференцию по криогенной инженерии, даже если считать, что она продолжилась после всей шумихи, значит, попасть прямо к ним в руки. Конечно, надо бы домой. До вчерашнего дня домой хотелось больше всего. Но потом… произошло столько всего интересного. С другой стороны, если бы кому-то приспичило его убить, у них уже была масса возможностей. Значит, все не так и плохо… – Я понятия не имею, – признался Майлз.
Старикашка-таракашка прошамкал с отвращением:
– Тогда нам будет трудно подсказать вам, как туда пройти, согласны? Джин, мы уходим!
Майлз облизнул пересохшие губы. Языка он не почувствовал. «Не бросайте меня!» – безмолвно прокричал он. А потом тихо попросил:
– Я очень хочу пить. Не могли бы вы хотя бы сказать, где здесь можно попить?
Сколько же он пробыл в подземелье? На мочевой пузырь в качестве часов полагаться нельзя – он ведь вполне мог отлить где-нибудь в углу, двигаясь запутанным маршрутом. Судя по жажде, он провел внизу от десяти до двадцати часов. Лучше бы двадцать, подумал Майлз, тогда наркотик скоро выветрится.
Ящерица по имени Джин предложила, подумав:
– Я принесу вам попить.
– Ни в коем случае, Джин!
Ящерица выдернула лапку из тараканьей клешни.
– Не указывай мне, что делать, Йани! Ты мне не папа с мамой! – На последних словах ее голос задрожал.
– Да пойдем же! Смотритель сейчас запрет ворота, ждут одних лишь нас!
Неохотно, оглядываясь через ярко расцвеченное плечо, ящерица поплелась следом в сгущающуюся тьму улицы.
В изнеможении и отчаянии Майлз осел на землю, привалившись спиной к стене здания. Попробовал глотать ртом влажный вечерний туман, но от жажды это не помогло. Холод от стены и тротуара пробирал до костей, легкая одежонка совсем не грела. На нем и были-то всего рубашка да серые штаны. В карманах пусто, ремень тоже забрали. А ночью станет еще холоднее. Фонарей на улице не было, небо над городом тлело абрикосовым свечением – все лучше, чем непроглядная тьма под землей. Зато там теплее. Интересно, подумал Майлз, долго ли я здесь выдержу, прежде чем холод загонит меня вниз? Долго. Черт, очень долго. А холод он ненавидит.
И потянулось время. Майлз дрожал, прислушиваясь к отдаленному городскому гулу и приглушенным крикам в собственной голове. Похоже, ангельская напасть снова начала таять и превращаться в мельтешащие стрелы перед глазами. Ну и слава богу.
Не надо было садиться.
Напряженные мышцы ног сводило судорогой. Вряд ли он теперь сможет встать.
Слишком уж неуютно здесь было, чтобы задремать, но Майлз задремал. Сколько прошло времени? Трудно сказать, однако пробудился он резко – кто-то осторожно коснулся плеча. Рядом на коленях стоял Джин, теперь он гораздо меньше походил на рептилию.
– Эй, если хотите, пойдемте ко мне в убежище, – прошептал он. – У меня и вода в бутылках есть. Йани нас не увидит, он уже лег спать.
– Вот… – язык не слушался Майлза, – вот здорово.
Сам бы он не встал, но крепкая юная рука не дала ему упасть.
Окруженный воющим ореолом вертлявых светлячков, Майлз побрел за гостеприимной ящерицей.
* * *
Джин шел, посматривая назад, проверяя, не потерялся ли где забавный коротышка, ростом не выше самого мальчика. Даже в сумерках было ясно, что наркоша – взрослый мужчина, а не мальчишка, на что Джин поначалу надеялся. Тот говорил взрослым голосом, хоть и забалтываясь от усталости словами точными и непростыми. А еще чудно – низко и раскатисто. Коротышка двигался прямо как Йани – медленно и скованно. Зато случайно пробегавшая по лицу улыбка светилась добротой, словно у человека, привыкшего радоваться жизни. Ворчун Йани никогда не улыбался.
Интересно, кто его поколотил? И за что? На коленях протертых штанов – засохшая кровь, на рубашке – коричневые пятна. Для обычной сорочки она выглядела несколько вычурно. Казалось, прежде чем ее уделали, рубашка сверкала безупречной чистотой. Как такое могло быть, Джин не понимал, ну да и ладно. Зато теперь у него есть еще один, новый дружок. И никто его у Джина не отберет.
Подойдя к пожарной лестнице, бегущей по внешней стене теплообменника, Джин еще раз посмотрел на пятна засохшей крови и скрюченные от холода конечности. Спросил: