Снаряжение работало прекрасно. Он включил подвешенный к потолку обогреватель и, сев по-турецки, нежился под излучаемым им теплом. Питательный рацион был превосходен. Саморазогревающаяся банка тушеного мяса с рисом и овощами и вполне приемлемый фруктовый сок из порошка. Поев и убрав за собой, Майлз устроил себе удобное изголовье, вставил диск с книгой в проигрыватель и собрался провести несколько оставшихся ночных часов за чтением.
Последние недели достались ему нелегко, как, впрочем, и последние годы. Роман из жизни светского общества Беты, который порекомендовала ему мать, не имел ничего общего с Барраяром, армейскими делами, мутациями, политикой или погодой, и Майлз не заметил, как уснул.
Проснулся он неожиданно. Вглядываясь в темноту, освещенную красноватым светом нагревателя, Майлз пытался понять, который час. Спал он, по-видимому, долго, в окошках палатки было абсолютно черно. Внезапно Майлза охватила паника. Черт возьми, что с того, если он и проспал! Не на экзамен же опаздывает. Майлз взглянул на светящееся окошко часов – да, утро. Должно быть светло. Почему такая темень?
Эластичные стенки палатки прогнулись внутрь. От первоначального объема осталось не больше трети, а пол был весь в морщинах. Майлз нажал пальцем на тонкую, холодную ткань. Она подалась с трудом, как застывшее масло, и впадина от пальца так и не заполнилась. Что за черт?..
В висках у Майлза стучало, воздух был спертым и влажным. Так бывает при недостатке кислорода и избытке углекислоты, вызванных долгим пребыванием в тесном закрытом пространстве. Но откуда здесь такое? У Майлза вдруг закружилась голова; казалось, пол палатки стремительно уходит куда-то вглубь.
И тут Майлз понял: так оно и есть – отравление углекислотой. Стараясь не поддаваться панике, он лег, пытаясь дышать медленнее, а думать быстрее.
«Я под землей. Меня поглотило что-то вроде зыбучих песков. Зыбучая грязь». Неужели эти ублюдки там, в гараже, специально подстроили все это? А он попался в их ловушку, угодил прямо в западню.
Но, может, грязь не такая уж зыбучая. Ведь за время, пока он устанавливал палатку, скат не осел. Иначе он заметил бы. Хотя, конечно, было темно. Господи, если бы он не остановился здесь надолго, если бы не уснул…
«Успокойся! Поверхность тундры, свежий воздух могут быть в каких-нибудь десяти сантиметрах над головой. Или в десяти метрах… Успокойся!» Он пошарил по палатке в поисках чего-либо могущего служить щупом. Где-то должна быть длинная телескопическая трубка с остро заточенным краем для отбора образцов ледникового льда. Ах да, она в скате, вместе с переговорным устройством. По наклону пола Майлз прикинул, что скат должен находиться двумя с половиной метрами ниже, к северу от палатки. Именно скат и утащил его. Сам пузырь палатки просто плавал бы на замаскированной под тундру поверхности грязевого озера. Если он отсоединит цепь, поднимется ли палатка на поверхность? Слишком мало времени. Майлзу казалось, что легкие набиты ватой. Он должен пробиться на поверхность – или задохнется в этой могиле. Будут ли присутствовать родители, когда его наконец найдут и вскроют эту гробницу? Когда тяжелым подъемником вытащат скат вместе с палаткой… и глазам присутствующих откроется окоченевший труп с раскрытым от удушья ртом, заключенный в эту ужасную пародию на матку… «Успокойся!»
Майлз поднялся и начал распрямляться, преодолевая сопротивление давящей на крышу грязи. Ноги утонули в податливой поверхности пола, но ему удалось освободить одно из прогнувшихся под тяжестью ребер палатки. От этого усилия он едва не потерял сознание, однако ему удалось нащупать застежку молнии палатки и сдвинуть ее на несколько сантиметров вниз – как раз настолько, чтобы просунуть стержень. Майлз боялся, что черная грязь польется внутрь и он утонет в ней, но она начала отделяться лепешками и с характерным звуком падать вниз. Очевидная и неприятная аналогия напрашивалась сама собой. «Бог мой, если раньше мне казалось, что я по уши в дерьме, что же теперь?»
Он начал пропихивать стержень вверх. Тот шел с трудом, скользя во вспотевших ладонях. Не десять сантиметров. И не двадцать. Стержень вошел уже на метр, может быть, метр с третью, его длины оставалось чуть-чуть. Майлз переменил ладонь, ухватился покрепче и толкнул снова. Не стало ли сопротивление меньше? Достиг ли он поверхности? Он дергал стержень вверх-вниз, но тот был заляпан грязью и понять что-либо было невозможно.
Кто знает, может быть, между верхом палатки и поверхностью не более полутора метров. Его собственный рост. Расстояние между смертью и жизнью. Сколько понадобится времени, чтобы пробиться наверх? С какой скоростью затягиваются отверстия, прорытые в этой грязи? В глазах темнело, но не из-за слабеющего освещения. Майлз выключил обогреватель и сунул в карман куртки. В наступившей мгновенно темноте его охватил настоящий ужас. А может, это из-за недостатка кислорода? Не важно. Теперь или никогда.
Не зная зачем, он нагнулся и расстегнул застежки ботинок и пряжку пояса, потом нащупал молнию палатки, расстегнул ее пошире и начал копать по-собачьи, отбрасывая большие куски грязи вниз, в небольшое свободное пространство. Потом пролез в образовавшуюся нору, собрался с последними силами и устремился наверх.
Грудь горела, перед глазами плыло красное марево – и вдруг его голова пробила поверхность. Воздух! Он выплюнул грязь и обрывки папоротника, заморгал, без особого успеха пытаясь очистить глаза и нос, вытащил одну руку, потом другую и попытался лечь плашмя, наподобие лягушки. Наружный холод обжег его, как боль. Майлз ощущал, что ноги застряли в грязи, будто парализованные страшным проклятием. Он изо всех сил оттолкнулся от крыши палатки. Та подалась вниз, но приподняться удалось всего на сантиметр. Больше не от чего отталкиваться. Теперь – подтягиваться. Майлз уцепился за стебли папоротника. Еще, еще раз. Он почти не продвигался, жадно хватая ртом ледяной воздух. Ведьмины чары не отпускали. Ноги задергались в последнем отчаянном усилии. И – наконец!
Ботинки и брюки так и остались в грязи. А он уже лежал, раскинув руки и ноги, чтобы обеспечить себе максимальную опору на ненадежной поверхности, и смотрел в свинцовое небо. Шел мокрый снег. Форменная куртка и теплое нижнее белье промокли насквозь, один носок с обогревом потерялся, не говоря уж о ботинках и брюках.
Его нашли несколько часов спустя скорчившимся вокруг тускло светящегося нагревателя в одной из ниш метеостанции, из которой была выпотрошена вся начинка. Глаза на перепачканном грязью лице запали, пятки и уши побелели. Онемевшие багровые пальцы в непрерывном гипнотическом ритме соединяли две проволочки, выстукивая армейский сигнал о помощи. Его без труда можно было прочитать, если бы, конечно, кто-нибудь удосужился взглянуть на показания внезапно забарахлившего датчика и обратить внимание на закономерности в помехах. Даже после того, как Майлза вытащили из его тесного убежища, скрюченные пальцы продолжали выстукивать сигнал, а когда попытались разогнуть онемевшее тело, со спины форменной куртки посыпались осколки льда. Долгое время от него не могли добиться ни слова. Слышно было лишь какое-то прерывистое бормотание, да горели на лице запавшие глаза.
Глава 3
Лежа в горячей ванне, Майлз придумывал, каким способом накажет этих мерзавцев из гаража. Подвесит вверх ногами. Протащит привязанными к антиграву на малой высоте над морем. Или, еще лучше, оставит по шею в болоте во время снежной бури… Но когда он наконец согрелся и санитар выудил его из воды, чтобы вытереть, еще раз осмотреть и накормить, он уже успокоился.
Можно ли квалифицировать пакостную шутку как покушение на убийство? Вряд ли. А значит, не имеет никакого смысла обращаться к Саймону Иллиану, шефу Имперской службы безопасности и левой руке его отца. Конечно, сладостно представлять, как зловещие офицеры безопасности отправляют обоих шутников в какую-нибудь мерзкую дыру, только стоит ли стрелять из лазерной пушки по воробьям? Кроме того, смогут ли они найти место хуже острова Кайрил? Без сомнения, эта парочка надеялась, что пока он будет осматривать станцию, скат затянет и ему придется, к своему стыду, вызывать с базы грузоподъемные механизмы. Но конфуз не убийство. Кто мог предвидеть, что Майлз пристегнет палатку к скату – поступок, едва не погубивший его. Делом может заняться в крайнем случае армейская служба безопасности или просто командование.
Майлз спустил ноги с кровати (он был единственным пациентом в лазарете) и поставил на столик тарелку. Вошел санитар.
– Как вы себя чувствуете, сэр?
– Превосходно, – мрачно ответил Майлз.
– Но вы не доели.
– Со мной это случается. Порция велика для меня.
– Да, вы, конечно, немного э-э… – Санитар что-то отметил в своей электронной книжке, осмотрел уши Майлза, а потом, наклонившись, опытной рукой пощупал его пятки.
– Кажется, все в порядке. Вам повезло, знаете ли.
– А много у вас случаев обморожения? Или я один такой идиот?
– О, когда прибудет очередная смена, тут будет столпотворение. Обморожения, простуды, пневмонии, переломы, сотрясения… зимой скучать некогда. Бедняги набиваются в лазарет как сельди в бочку. Я всегда жалею инструкторов, вынужденных с ними возиться. – Санитар выпрямился и сделал еще несколько записей. – Боюсь, мне придется доложить, что вы здоровы, сэр.
– Боитесь? – Майлз удивленно поднял брови.
Санитар бессознательным движением человека, докладывающего о неприятностях, стал по стойке «смирно». На лице его было написано: сожалею, но служба есть служба.
– Вам приказано явиться в кабинет командующего базой, как только я отпущу вас, сэр.
Майлз подумал, не сказаться ли ему снова больным. Нет. Чем скорее он покончит с этой историей, тем лучше.
– Скажите, санитар, а кто-нибудь еще топил скаты?
– А как же! Обычно за сезон обучающиеся теряют по пять-шесть штук. Да пару еще затягивает в болота. Технические службы просто кипятком писают. Командующий каждый раз обещает им, что если это повторится, он… хм! – Санитар многозначительно возвел глаза к потолку.
«Прекрасно, – подумал Майлз. – Просто замечательно». Он чувствовал, что его ожидает. И чувство это нельзя было назвать радостным.
* * *
Майлз поспешил в казарму с намерением переодеться (вряд ли больничная пижама подходит для разговора), но обнаружил, что выбор у него небогатый. Черная рабочая униформа казалась затрапезной, парадный зеленый мундир, напротив, предназначался для особо торжественных случаев, например, посещения Имперского генерального штаба в Форбарр-Султане. Брюки и ботинки от повседневной зеленой униформы благополучно пребывали на дне болота. С собой Майлз привез только по паре того и другого. Основной багаж еще не прибыл.
И попросить что-нибудь подходящее у соседей он тоже не мог. Его форма была изготовлена на заказ и стоила раза в четыре дороже обыкновенной. На вид она ничем от нее не отличалась, но искусство портного позволило скрыть недостатки его телосложения. Майлз чертыхнулся и скрепя сердце остановил свой выбор на парадном мундире, к которому прилагались начищенные до блеска высокие ботинки. По крайней мере они скроют стержни экзоскелета.
На нужной ему двери висела табличка: генерал Станис Метцов, командующий базой. Со времени их первого, неформального знакомства Майлз тщательно избегал встреч с генералом. Хотя в это время года база напоминала пустыню, они так и не встретились. В компании Ана это было нетрудно: он был отчаянный нелюдим. Но теперь Майлз жалел, что не пытался завести разговор с офицерами в общей столовой. То, что он позволил себе при своей занятости держаться в стороне от них, было ошибкой. За прошедшие пять дней кто-нибудь непременно вспомнил бы про грязь – убийцу номер один острова Кайрил.
Капрал, сидевший за интеркомом в приемной, проводил Майлза в кабинет. Майлз волновался, но был полон решимости найти общий язык с командующим. Во что бы то ни стало. Генерал Метцов, похоже, был настроен не столь дружелюбно: он хмуро смотрел, как новичок отдал честь и встал по стойке «смирно».
Генерал был в черной рабочей форме. Принимая во внимание его пост, это означало, что командующий желает зарекомендовать себя Настоящим Солдатом. Единственным, что отличало его от офицеров, была безупречно отутюженная одежда. На груди Метцова красовались всего три боевые награды. Но скромность явно была напускной: лишенные обычного лиственного орнамента ордена мало сказать бросались – лезли в глаза. Майлз разразился мысленными аплодисментами – Метцов прекрасно играл роль боевого командира и выглядел при этом совершенно естественно.
«Ну надо же мне так опростоволоситься!» – подумал Майлз через секунду, поймав взгляд Метцова, который с издевкой разглядывал сверкающую новизну его парадного мундира – сначала сверху вниз, потом снизу вверх. Вне всякого сомнения, он был для генерала штабным шаркуном-аристократом, не более того. Однако экзекуция затягивалась, и Майлз решил прекратить ее.
– Слушаю вас, сэр!
Скривившись, Метцов откинулся в кресле:
– Я вижу, вы отыскали себе брюки, младший лейтенант Форкосиган. И даже… э-э… ботинки для верховой езды. Только, знаете ли, лошадей на острове не водится.
«В Имперском штабе тоже, – раздраженно подумал Майлз. – Не я же придумал эти чертовы ботинки!»
Его отец пошутил как-то, что офицерам его свиты они нужны для катания на игрушечных лошадках – или гимнастическом коне. Будучи не в состоянии оспорить генеральскую остроту, Майлз молчал, замерев по стойке «смирно».
Метцов наконец оставил издевательский тон и, сцепив руки, бросил на него тяжелый взгляд:
– В результате парковки в области, ясно обозначенной как зона инверсии вечной мерзлоты, вы потеряли дорогостоящий, полностью снаряженный скат. Неужели в Имперской академии больше не учат чтению карты – или теперешним офицерам важнее знать правила чаепития?
Майлз постарался припомнить карту, и она ясно предстала у него перед глазами.