Попытка номер 2

ГЛАВА 5. Женька

– Ну как тебе? – резкая подруга моя широким жестом обвела пыльное помещение.

– Здесь много лет никто не жил. И не прибирался, – смущенно прогудел Дамблдор. Почесался пятерней в бородище. – Зато это самая теплая комната во всем доме.

Я кивнула. Мансардный этаж над тату-мастерской. Древнее, пережившее обе мировые войны и энное число революций здание из красного кирпича в самом сердце Города. Как оно прилетело в собственность душке-Коляну? Здесь каждый квадратный метр шкалил реальным состоянием.

Тепло. На этом, пожалуй, все красоты моего нового жилища заканчивались. Хотя. Если я вымою большое окно, круглое, с чугунной витой струной крыла бабочки по абрису дубовой рамы, то станет светло. Если разгребу коробки, мусор и узлы, то сделается просторно. Где-то глухо цокали загадочной механикой часы. Шли.

– Тут есть над чем работать, это понятно, но ведь жилье бесплатное. Да, Колян? – Женечка погладила тонкими пальчиками большого мужчину по густо разрисованной кисти правой руки.

Тот хотел поймать узкую, быструю ладошку. Не успел. Вздохнул и кивнул. Никакая тема, кроме этих черных блестящих глазок, его очевидно не занимала.

– Здесь много разных вещей, даже диван где-то скрывается под… – хозяин дома потерялся в поисках слова. – Бабушка хранила все, ну вы знаете, девочки, эти старые люди, те что помнили Великую войну, они ничего не выбрасывали…

– Да-да, – без интереса проговорила моя подруга. – Что-то Звоночек мой не звонит.

Она радостно засмеялась собственной незатейливой шутке. Стояла по центру помещения. Ни к чему не прикасалась. Умела бы, торчала бы в воздухе, не касаясь белоснежными скечерсами грязного пола.

– Короче, план такой, – начала наша повелительница. Айфон громко взыграл «пулей-дурой» известного трека. – Звоночек, мой сладкий! Ты проснулся, ла-апа моя? Я соскучила-а-ась! Что-о? Да-а!

Восторженное, придыханное нытье завершилось долгим обчмокиванием телефонного аппарата. На пару минут мир завис. Женька выходила из транса.

– Я с ним совсем охренела, едет крыша, шифером шурша, – поставила себе решительный диагноз барышня. Делово. – Коля, ты ведь идешь в Харчевню?

– Да, – ответствовал печальный великан. Перевязал бороду веревочкой, надел тюбетейку и превратился в доброго волшебника окончательно.

– Так! Сегодня Лизок – твоя девушка. Ухаживай и корми! – Женька была уже в седле. Организовывала и направляла. – Погнали, голодные мои! Праздник продолжается!

Конечно, следует вести себя по-взрослому: стать обратно правильной и ответственной, замужней женщиной. Надо вернуться в квартиру и поговорить с Витей. Все же три года вместе. Он первый и единственный мой мужчина. Был. Если двое парней трое суток облизывают и суют в тебя разные предметы, от языков до… Интересно, если ты ничего не помнишь, это считается изменой? Тогда и он может сказать, что был в беспамятстве. Сексуальный припадок. Перепутал, например, меня с соседкой. Какая разница, что мне скажет муж? Будет оправдываться или, что скорее, хитро вывернется и сделает виноватой меня. Без-раз-лич-но. Ничего не чувствую, кроме тупой лени. У меня мир рухнул, а я, кроме банальных трусов, ни о чем не жалею. И не желаю вспоминать, видеть и думать. Я не хочу, я подумаю об этом завтра.

Все трое мы стояли на крыльце. Такси ждали. С кованных завитушек широкого козырька капала вода. Оставляла темные следы на сером одеянии Коляна.

– Я все-таки вернусь домой, – тяжело вздохнула я.

– К Витьке? А как же вечеринка? – Женька крепко взяла меня под руку. – Это же Харчевня, там еда суперская, лучшая в Городе! И ты мне нужна, Лизок! Очень-очень!

– Да в чем я пойду? В лыжном костюме? – я выдала главную женскую проблему. Засмеялась невольно.

– Это фигня! Ща все решим. Ты мне нужна! – Женька стукнулась лбом в мое плечо. Прикрикнула, – Колян! Видишь того придурка в желтой машине? Во! Рожу варежкой раззявил. Очки купи, дурандас! Походу, это наше такси потерялось. Догони его!

– Слушай, ты у нас девушка тверезых взглядов, – начала негромко Женька, зажатая между мной и Дамблдором на заднем сиденье такси. Ее чудесный возлюбленный занимал переднее место. – Погляди внимательно за столом, Лизок, как он ко мне дышит. Все подмечай. Потом доложишь мне. Только честно. Я сама как-то неважно соображаю, когда мой Звоночек рядышком.

Звонарев оглянулся и одарил задний ряд улыбкой. Обаятельный парнишка, ничего не скажешь.

– Я кончила, – призналась чуть слышно подруга детства. И тут же: – Че ты навалился на нас, Колян! Такого бегемота надо было вперед засунуть! Лизок! Прекрати все время поправлять платье!

– Как-то я без…

– Твой недоразвитый первый номер без лифчика смотрится офигительно! Одни набухшие соски чего стоят! Да, Коля? – полным голосом обнародовала Женька.

Водитель такси заинтригованно глянул в зеркало заднего вида. Женя-мальчик обернулся и посмотрел. Как проступает сквозь черно-прилипчивый трикотаж платья моя нескованная грудь.

Дамблдор не сводил зеленоватых глаз с коротко стриженного затылка своей прекрасной дамы. Ничто другое в целом мире не занимало великана.

Это было похоже на встречу одноклассников или университетских выпускников. Разнокалиберная публика примерно одного возраста. Мужья и жены. Подруги и друзья. Мужчин две трети. Встретили нас с Женькой заинтересованно. Но быстроглазая подруга моя сразу лишила общество иллюзий, прижалась к любимому бюстом и губами. Дамблдор снял шапку, потом выпутал меня из рукавов шубы и отодвинул стул. Я села.

Чей-то взгляд уколол в правую щеку. Я оторвала лицо от карты меню. Мсье Добровольский собственной персоной через соседний стол наискосок. Моргнул пару раз растерянно. Не узнает? То, что Звонарев сегодня знакомился со мной заново, меня не удивило. Он ничего, кроме своей спутницы, в Новогоднюю ночь не мог вспомнить по определению. Но синий взгляд его приятеля шарил тогда по мне плотно, не уставая. Или за неземной красотой тогдашних губ и драконом на грудях ничего не заметил? Эрекция присела на мозг? Привстала.

Либо глаза, либо губы. Закон.

– Вот такие омуты. Без дна. Бездна, – бормотала себе под нос моя художница, когда создавала точной твердой рукой мне сегодняшний новый образ на лице. – Вера Холодная. Эх, жаль платья нет у меня подходящего, но и черное сойдет. Рот твой лягушачий сделаем матово-натуральным. Отправим губы на второй план. Сегодня главное в тебе – это прекрасные глаза. Как два тумана или обмана, как-то так, не помню…

Я невольно провела пальцами по светлым кудрям, поправила широкую ленту, приподнимающую их вверх. Накрутила рыжеватую прядь на палец. Черный лак ногтей и серебро. Кольца хитрые, браслеты черненые и с янтарем. Женька украсила меня от души. Она обожала вычурную авторскую чрезмерность. Покупала, заказывала, коллекционировала. Любовалась и хвасталась. Носить только сама не могла.

– Вы сильно рискуете, девушка, когда так проводите рукой по волосам, – сказал мне сосед слева. Успел занять место пропавшего Дамблдора. – Я могу не выдержать и расплакаться от восхищения. Утоплюсь в слезах.

Около тридцати, плюс-минус, как почти всем здесь. Загар и армейская стрижка. Хорошие плечи, дорогой костюм.

– Я умею плавать. Я вас спасу, – улыбнулась я.

Тонкий трикотаж черного платья поднимался под самый подбородок, полностью шею закрывал. Рукавов нет. Женьке наряд доходил до края каблуков, мне пришел на середину голени. Из украшений здесь только моя беззащитно и бессовестно выступающая грудь. Сосед сглотнул и желал знакомиться.

Вернулся Колян из похода в гардероб. Объявил меня своей девушкой и изгнал варяга со стула. Стал заказывать еду. Я вспомнила о своей миссии наблюдателя.

– Давай пересядем к ним за стол, Коля, – предложила я Дамблдору.

– Если честно, то я бы не хотел, – замялся большой парень. Потер зачем-то между собой немаленькие ладошки. – У меня сегодня не самые лучшие отношения с Робертом. Да и Звонка видеть не особо хочется.

– Зачем же мы притащились в такую даль? – удивилась я. У меня цель визита плохо просматривалась. Мешала жирная пальма в кадке.

– Сначала – поесть, здесь лучшая кухня в Городе, – обстоятельно стал докладывать мой кавалер. Принял плоское широкое блюдо у официанта. Крошечные, чуть больше пельменя, печеные пирожки-куличики. Десять видов начинки. Пока не откусишь, не узнаешь, где какая. Меню обещало даже предсказание судьбы на тонкой рисовой бумажке.

– Второе. Мне надо встретиться тут с товарищами. И за кое кем следует присмотреть, – великан улыбнулся мне открыто. – Конечно, если ты захочешь потанцевать, я к твоим услугам. Кушай, пожалуйста, Елизавета.

Невзирая на время суток, новогоднюю суету, разряженную компанию и танцы, Дамблдор спокойно опустил ложку в дымящуюся солянку. Ел с аппетитом.

Высокие спинки диванов капитоне разбивали ресторанный зал на уютные кабинеты. Отдельные столы и общий треп. Звонарев что-то веселое рассказывал явно знакомой семейной паре по соседству. Женька в своей манере перебивала его ежесекундно. Уточняла или целовала, куда придется. Я, на месте парня, уже сбежала бы от такой плотной опеки. Но он, молодец, держит лицо. Вроде бы ему это даже нравится.

Внезапно я поняла, что Добровольский смотрит прямо на меня. Узнал, что ли? Я аккуратненько кивнула. Он заметно вздрогнул. И откинулся на спинку сиденья. Тем временем Женька звонко чмокнула своего Женьку в кончик носа. На лице Добровольского страдание перемешалось с отвращением. Поведение моей лучшей подруги серьезный мужчина не одобрял. И не считал нужным скрывать свое отношение. Да кому бы это было интересно! Женька за руку потащила милого танцевать. Тот смеялся и сопротивления не оказывал.

– Почему ты зовешь его Звонком? Вы знакомы с детства? – спросила я у Коляна.

Великан срыл гигантский ростбиф с деревенской картошкой и страшно острой маринованной свеклой. Полировал обильную жратву крошечной рюмкой коньяка.

– Его старший брат учился с нами в одном классе, – он выглотал коньяк до донышка. Оценивал букет. – Вечно таскал младшего братишку за собой, а тот нас постоянно закладывал учителям, тренерам, родителям. Вот мы его Звонком и нарекли. Соответственно фамилии и характеру.

– Кто учился в этом классе?

Я наблюдала, как топчутся на танцполе Женька и Женька. Он красиво улыбается ей в счастливое лицо. она перебирает белыми лапками его красный джемпер на груди.

– Оба Добровольских и я. Нам необходимо идти танцевать или я закажу себе кофе?

– Заказывай. Они двойняшки? На близнецов не тянут совсем, – мне было интересно. Я чуяла, как бродит по мне синий взгляд. Никак не решится ни на что.

– Нет. Хэм младше Роберта на полтора года, – Коля, не замечая, бросал внутрь себя крошечные пирожки, как семечки. – Он устроил дома апокалипсис-истерику и пошел в первый класс одновременно со старшим братом. Александр Робертович ни в чем не отказывал своему младшенькому. Ничего хорошего из этого, по-моему, не вышло.

– А ты с Добровольским из-за чего в ссоре? Право первородства тебя ведь не мучает, как его младшего брата, – я засмеялась и погладила большую разрисованную ладонь друга на скатерти.

– Не могу рассказать, прости. Но Добровольский неправ и виноват. Знает сам это прекрасно. А признать и извиниться ему гордость не дает. Но тут ничего нового нет. Он с раннего детства такой, – с горечью закончил Николай.

Я убрала остатки выпечки из-под тяжелой руки.

– Ты ничего не съела, – покачал головой большой человек. Махнул рукой. – Я должен соблюдать диету, а вместо этого…

– Не расстраивайся, пожалуйста. Ты все равно уже наелся, так пусть будет на здоровье. Завтра начнешь новую жизнь, – я улыбалась, Дамблдор улыбался. От сердца к сердцу протягивалась нить. – Закажи мне пирожное с кремом и американо.

Человек в смешной шляпе и с аккордеоном наигрывал тему. Что-то старое. Зимний сон. Электрогитара и контрабас подхватили. Я увидела, как Добровольский встал. Обошел стол и направился в мою сторону. Ко мне? Не может быть. В туалет он наверняка собрался. Высокая, очень прямая фигура в черных брюках и синем, в цвет глаз, поло. Левая рука небрежно засунута в карман. Мужчина смотрел мне в глаза. Приближался, лавируя между людьми и стульями.

– Николай, я могу пригласить твою даму на танец? – глуховатым голосом проговорил он.

– Все, как дама пожелает, – ответил Дамблдор.

– Вы танцуете? – обратился ко мне мужчина. Синие глаза, как льдинки.

– Да, – я отдала ему свою руку.

Сухая теплая ладонь. Слишком близко я придвинулась. Моя острая грудь коснулась его тела под тонким трикотажем. Я хотела было отстраниться, но ладонь на талии не позволила.

– Меня зовут Роберт, а вас? –глуховато произнес он мне в висок. Знакомиться желал.

Не узнал. Не мудрено. Была шатенкой с губами и драконом, стала блондинкой с глазами и дезабилье.

– Лизавета, – призналась я. Ну?

– Красивое имя, – мягко и как бы с улыбкой.

– Главное, редкое, – я попыталась пошутить.

– Я бы так не сказал, – невозможно серьезно ответил мой партнер, – скажите, Елизавета, как вы относитесь к французской кухне?

Не поняла. Свидание? С места в карьер?

– Честно говоря, есть я не хочу, – рассмеялась я. Прикалывалась.

– Куда же мне вас пригласить? – он удивился. Словно французским рестораном заканчивался мир. Синие глаза смотрели честно. Серьезно до полной прозрачности.

– А давайте представим, что мы уже в ресторане, пришли, поели, танцуем, – веселилась я. Что ему нужно? Не откормить же он меня мечтает? Пара рюмок армянского делали свое дело. Смешили горячим духом изнутри.

– Нет, – не принял игры Добровольский. – У меня здесь и сейчас назначена встреча. Я не могу уделить вам должного внимания. Давайте встретимся завтра в шесть часов вечера. Называйте место, я приеду.

– Площадь АСП, – назвала я, не задумываясь. Я даже не успела понять, как согласилась.

– До завтра. Спасибо за танец, – он клюнул мою руку твердыми губами. Повел назад.

Другой Добровольский стоял, опершись небрежно задом о стол.

Я оторвалась от кавалера и села.

– Чао, солнце! Я соскучился с утра, не передать словами, – ухмыляющийся голос.

Хэм опустился на диван рядом. Отобрал руку и поцеловал. Потянулся к лицу.

– До завтра, – коротко моргнув, сказал мне старший из братьев.

– У меня разрешения спросить не хочешь? – нагло поинтересовался младший. Ногу на ногу положил. Джинсы, белый свитер и рыжая борода. Покачивал небрежно носком ковбойского сапога.

– А должен? – высокомерно до зелени вопросил у меня Добровольский.

Такой редкий заносчивый вид. В наше время мало кто умеет развивать эту тему прилюдно. Не модно и опасно.

– Нет, – призналась я тихо и твердо.

– Тогда до свидания, – он не удостоил родственника ни единой эмоцией. Повернулся спиной и ушел.

– Чугунная задница! – наградил брата Хэм искренним словцом, – извини, малышка. Он тебе нравится?

Я смотрела вслед уходящему парню. Да. Задница – огонь. Я, как большинство лучшей половины человечества, уважаю эту часть тела другой его половины. Кивнула.

– Интересно, чем? Жопой? У меня разве хуже? – ржал Хэм. Громко и зло. Хотел снова дотянуться до лица.

Я отстранилась и отвернулась.

На танцполе Женька обнималась с любимым. Контрабас, гитара и аккордеон шептали слаженно в микрофон чужие слова о французской любви.

– Интересно, он на ней женится? – ляпнула я невпопад. Глядела на танцующих.

Резким звуком примчалось сообщение на чей-то смартфон.

– Кто? Звонок? На этой крошечной хабалке?

Я повернулась к соседу. Хэм быстро листал в телефоне.

– Аккуратнее на поворотах, – проговорил негромко Колян.

– Сори, брат, – сказал младший Добровольский. Сунул айфон в карман синих джинсов. – Я уважаю твои чувства, но из песни слов не выкинешь. А на ваши фантазии, о драгоценный алмаз сердца моего, отвечаю: конечно, нет. Милашка Женечка обязательно продаст себя подороже, к гадалке не ходи.

Хэм глядел на меня в своей излюбленной манере: как на малолетнюю дурочку. Держал паузу и усмехался. Протянул руку к кудрявой пряди, выбившейся из плена широкой ленты. Остановил себя. Не прикоснулся. Положил ладонь на велюр дивана между нами.

– Почему? – я задала вопрос, который он явно ждал.

– Поцелуй меня, тогда скажу, – светлые губы в рыжей щетине облизнулись.

– Хватит разговоров, – Николай встал. Громоздкая фигура в сером. – Лизонька, подожди меня, пожалуйста, здесь. Мы уйдем ненадолго, минут пятнадцать-двадцать, не больше. Пошли, Хэм.

– Мы ненадолго, – ХБЧ поднялся на ноги согласно.

Вышел из-за стола, встал рядом с Дамблдором. Оглядел меня сверху. Облизал глазами, не иначе.

– Лизонька, – он пробовал мое имя на вкус. Словно леденец на палочке. – Лизонька – ох…енно звучит. Как ты прав, толстяк!

– Мы едем к морю!

Крик радости перекрыл шум ножей и вилок. Растолкав мужчин, Женька плюхнулась на место Коляна:

– Теплое море зимой, улет! Мой Звоночек гений!

Хэм цокнул языком и ткнул Дамблдора в плечо. Тот вздохнул и отклеил глаза от счастливой громкой барышни.

Старший Добровольский и Звонарев ждали у высоких распашных дверей, когда к ним подойдут мои кавалеры. Что у них там? Заговор? Встреча сторон на нейтральной территории? Вечное, ненужное и жгучее женское любопытство подняло змеиную головку.

Женька уселась удобнее. Запустила быструю ручку в остатки пирожков.

– Есть хочу, как первобытный грех, – смеялась она. Валила в одну кучу слова и выражения. Откусила остывший изрядно куличик. – Бе! Это что?

Она вытянула изо рта белую полоску съедобной бумажки.

– Обалдеть! Тебе попалось письмо счастья, – расхохоталась я, глядя, как девушка расправляет предсказание на тарелке. – Дамблдор съел с десяток пирожков, и ни одного прогноза на будущее не получил! Или он их всех проглотил и не заметил?

– Эта здоровенная обжора? Да запросто! Женечка пригласил меня в путешествие! Пять звезд! Завтра! Три дня! Море! Как я люблю море! Господи, что это за фигня?

«Счастье рядом, оглянись!» – кто-то не поленился вывести пером каллиграфически красивые буквы подсказки судьбы.

– О! боже выслал мне знак! Мой Звоночек ненаглядный, мое счастье! Все сходится! – Женька захлопала в ладоши. – Давай, Лизок, бери булочку! Посмотрим, получится ли у тебя.

Я осторожно откусила. Пирожок оказался сладким. Брусника и яблоко. И записка.

– Че там?

Я разгладила розовый от ягодного сока намек провидения. Счастье рядом, оглянись!

– Мдя! – Женька разочарованно надула яркие губки, – разнообразием текстов местные ребята не мучаются. Ладно, Лизок! Будем считать, что это знак нам обеим. Просто я уже оглянулась и нашла, а ты нет. Че делать с этой макулатурой дальше?

– Не знаю, – пожала я плечами. Оглядываться или нет? Обычно, в сказках это плохая примета. Махнула рукой, – Давай мы их съедим, как счастливые билетики раньше в трамваях.

– Давай! – с жаром поддержала меня подруга. – И шампанским запьем! Новый год же!

Шампанского не оказалось. Мы старательно разжевали рисовую бумагу и глотнули по рюмочке армянского семилетнего «Арпи».

Я оглянулась. Дверные створки распахнулись. Оба Добровольских шагнули одновременно. Что-то проговорил Хэм, а Роберт едва кивнул ему в ответ.

ГЛАВА 6. Невезение

– Ты меня напоил! – обвинила я ХБЧ.

Хотела лечь. Кожа подушек роллса ткнулась в лицо неземным запахом. Нет, не вариант. Всем известное явление человеческой природы под названием «звездный городок» вернуло меня в сидячее состояние.

– Я тебя не поил, – раздался спокойный голос мужчины за рулем, – ты сама нарезалась в пять минут с этой вертлявой козой. Мы с Коляном даже понять ничего не успели.

– Вот почему ты все время обижаешь мою Женечку? – я огорчилась за подругу. – Она такая умница! Это она на мне дракона нарисовала. И глаза!

– Да, дракон с глазами – это огонь! – светлые губы ХБЧ улыбнулись мне в зеркале заднего вида.

– А куда мы едем? – я попыталась сосредоточиться.

– Заберем Лу с работы и поедем домой, – мужчина усмехался. Длинный светофор.

– Ты так говоришь, будто у нас семья. Папа забрал дочку из школы, теперь за мамочкой направляется! На работу! – я заржала и повалилась на кожаные подушки. Ой! Выпрямилась. Икала от смеха.

– А что? Ничего себе идея, – поддержал прикол человек за рулем роллс-ройса. – Заодно в магаз заскочим, купим что-нибудь на завтрак. А тебе, солнце, как обычно, новые трусы. А? ты как?

– Пф! Нормально. Только, чур, дочка спит на диване в кухне! Обещаешь, папочка? – я пыталась задержать дыхание. Икалось и укачивалось.

– Я уже Коляну обещал, не переживай. Лизонька, – смеялся ХБЧ.

Как же мне плохо! В квартиру Хэм принес меня на плече, как бессмысленную тряпку. Черные омуты моих глаз оставили на его свитере неприятные следы.

– Зачем ты с ней возишься, Алекс? Трахаться не умеет, пить не умеет. Оставил бы там, где нашел, – сердито высказался Лу, входя в дверь последним.

– Тянет, – улыбнулся хозяин всего здесь. Прислонил меня к зеркалу в коридоре. Я тут же сползла на пол. Ноги не держали.

– И ведь было бы что пить, горе мое, – он снова поднял меня на плечо. Понес. Держал легко, без трудного усилия.

От шеи и бороды тянулся тот самый запах японской туалетной воды. Я хотел приблизить нос, чтобы лучше разнюхать, но сил не достало. Тошнит. Глаза лучше не открывать. Укачивает.

В ванной комнате стояло ровное тепло. Мужские руки осторожно вынимали невидимки. Волосы мечтали освободить от хитро закрепленной ленты на моей голове. Я на секунду открыла глаза. Господи, сколько у них зеркал, мужики называются! Добровольский стоял за спиной. Отражался в противно сверкающем полотне вокруг меня, как рама.

– Давай ее утопим, – предложил насмешливо Лу, – в смысле, замочим в холодной воде. Для протрезвления.

– Нет, заболеет еще вдруг, – ХБЧ справился с моей прической. Снял неторопливо черное платье. Сказал вроде даже с гордостью: – посмотри, черный, какая красавица!

Он обнял меня сзади. Осторожные касания от ключиц вниз, по груди, бедрам. Притянул плотно к возбужденному себе. Поймал мой взгляд в зеркале:

– Ее глаза – как два тумана, полуулыбка, полуплач, ее глаза – как два обмана, покрытых мглою неудач. Соединенье двух загадок, полувосторг, полуиспуг…

– Прекрати читать стихи! Меня и без этого тошнит!

Я отпихнула мужчину от себя. Вернее, попыталась. Покачнулась и вошла головой в гадкое зеркало. Баммм!

– Держи! – крикнул Луиш.

Я моментально схватилась за голову. Мне показалось, что черепная коробка треснула, как грецкий орех, и надо срочно соединить половинки и держать. Чтобы не вытекли мозги, и Хэм смог меня зашить. Он же хирург.

– Иди и принеси нам сюда телефон! Хоть какой-нибудь! – заорал черный.

Я стояла, зажмурившись и неподвижно. Мозг боялась растрясти.

– Очнись! Глаза разуй! – он вопил.

Я не шевелилась.

– Че ты орешь, как недотраханный. Может быть, у девочки сотрясение мозга. Открой глаза, солнце, – раздался спокойный голос хозяина квартиры.

Я открыла чертовы глаза. Оба парня стояли, подперев спинами огромный зеркальный лист. Как кариатиды. Нет, атланты. Господи, неужели это я его оторвала от стены? Черный что-то проговорил про мозги. Матерился.

– Голова не кружится? – участливо спросил Хэм. И сделал движение ко мне.

Пространство ванной комнаты искривилось и отправилось за ним. Я застонала от нового приступа тошноты.

– О-о-о!

– Держи зеркало, Алекс! У нее нет сотрясения! Нечего трясти! У нее тупо алкогольный передоз, пусть выблюет все на х… и принесет телефон! – Лу уже не орал, хрипел. Тяжеленькое зеркальце попалось.

Куда звонить? Что говорить? Главное, кому?

Я осторожно ощупала голову. Ну да, ну да. С расколотой черепушкой я погорячилась. Но звук!

– У-у-у, – попыталась я передать ощущения вслух. Спрятала глаза под веки. Так меня не тошнило. Почти. – У-у-у…

– Она гудит, Алекс. Это конец?

– Сунь два пальца в рот, солнце, отдай всю гадость белому другу, – мягко увещевал меня голос ХБЧ.

– Иди, Лиззи, блевани, как следует, в унитаз! – переводил с русского на русский сдавленно его приятель.

Я не могу. Это невозможно.

– Я не могу, – призналась я. Меня все же слегка штормило. Глаза не открою. Нет.

– Да почему?! Нам, что, это гребаное зеркало до среды подпирать? Дожидаться, когда уборщица придет? – Лу уже не бушевал. Просто намечал ближайшие перспективы.

– Тебе станет легче, Лизонька, давай ты…, – голос Алекса звучал очень приятно. Мне стало его жаль.

– Я не могу, мой милый ХБЧ. У меня внутри пирожок с предсказанием, – выложила я начистоту.

– Что у нее случилось? – не понял иностранный парень.