Земля

Ее тело почти сразу же напряглось, и она закричала, очнувшись только в очередной перерыв.

– Строггорн, скажите, там, в возможных последствиях – временная мышечная неподвижность? Я что, ходить какое-то время не смогу? – Тина даже не пыталась говорить вслух.

– Не только ходить. Ты первые дня три и есть ничего не сможешь, а первые сутки, вообще ничего не сможешь. У тебя будет полное ощущение, что тело не твое и подчиняться оно тебе не будет.

– Ужас, Господи, – она заплакала. – Потом восстановится?

– Тина, мы вам про возможные последствия зачем читать давали? Этого никто не знает, но Диггиррен хороший хирург, вряд ли будут такие плохие последствия. Главное, чтобы не было выкидыша, это самое страшное, что может быть.

После его слов она зарыдала.

Понадобилось еще несколько перерывов, чтобы пройти зоны боли, и после этого Диггиррен сделал большой перерыв. Тине нужен был отдых, но не меньший отдых был нужен ему самому.

Диггиррен со Строггорном сели пить чай.

– Удивительно, что она до сих пор не просила все остановить. Не понимаю, как это можно выдержать? Сколько проводил полный зондаж преступникам, ни разу не было случая, чтобы после зон боли человек не просил убить его.

– Она оказалась намного сильнее, Диг. Честно говоря, я тоже удивлен. В любом случае, мы будем продолжать, она подписала безотказное соглашение.

– Я бы предпочел наоборот.

– Я тут повспоминал. За всю мою жизнь, только один раз мне попалась такая сильная женщина, еще в Инквизиции…

– Аолла? – сразу насторожился Диггиррен.

– Ты с ума сошел! Аолла – жуткая трусиха, как только прочитала, что с ней будут делать, сразу согласилась все признать. Да ее и не пытали почти, у нее же сразу выкидыш начался, бессмысленно было продолжать, а когда родился мертвый ребенок, мне стало ее жалко.

– И ты отправил ее на костер?

– Между прочим, не надо вешать мне лишнего, – обиделся Строггорн. – Я же ей еще и обезболивающее дал выпить перед этим. Так что костра она бы даже не почувствовала. А сожгли бы ее все равно. Можно было сделать пожизненное заключение – раз она все взяла на себя, это было возможно. Только я сразу подумал, что при ее внешности, для нее это кончится бесконечными изнасилованиями, пока не замучат до смерти. Так что еще более страшная смерть. А мне убить себя она не дала.

– А просила?

– Очень убедительно. Согласна была доставить мне удовольствие в любой, удобной для меня, форме, – Строггорн нехорошо усмехнулся, эта картинка сейчас отчетливо возникла в его мозгу, и Диггиррен вздрогнул.

– И было?

– Какой ты любопытный, Диггиррен! Не было ничего. После родов на нее смотреть было страшно. Да с ней и без меня неплохо развлеклись. Как только я попытался ее убить, она испугалась до полусмерти. Я же говорю, Аолла – большая трусиха, на самом деле страшно боится боли, только пожив в Аль-Ришаде, хорошо научилась это скрывать.

– А я думал, это я один такой трусливый, – Диггиррен покачал головой, подумав про себя, как хорошо, что он родился, когда уже не было Инквизиции.

– Все люди боятся боли, поэтому меня так удивляет Тина. Но ты меня увел в другую сторону, как всегда, – продолжил Строггорн. – Попалась мне как-то одна девушка. Никакой колдуньей она не была, конечно, но невероятно сексуальное и гордое создание. Ее социальное положение вполне это позволяло – высокопоставленные родители и, как это обычно и бывало, не в ладах с церковью. Большой их ошибкой было не выдать ее замуж, но брак, который ей навязывали, никак ее не устроил: женишок был на двадцать два года ее старше, профессиональный военный, то есть – убийца, пошлялся за свою жизнь более чем достаточно, а тут – нежная утонченная женщина! Он просто на стенку лезть был готов и в ногах у нее валяться, чтобы она согласилась. Но она уперлась, ни в какую. Родителям заявила, что лучше утопится, чем за него выйдет. Понять ее, конечно, можно. Удовольствие спать с этой скотиной было минимальное. Последовал отказ. Родители ее считали, что их власти вполне достаточно, чтобы защитить дочь. Так бы оно и было, если бы ее отец ладил с церковью. Через пару месяцев, когда, казалось, женишок уже успокоился, с девушкой стали происходить странные вещи: то застынет, как статуя посреди бала, то не может ответить на простой вопрос, то забьется в истерике. В общем, как сказали бы мы с тобой: неадекватное поведение, но в то время имелось совсем другое название: одержимая нечистым духом. Грозный приговор, ведь даже когда его изгоняли, все равно после этого отправляли на костер! Отец девушки заметался, к тому времени на нее уже поступило несколько доносов в Инквизицию, в такой ситуации нужно было платить и немало.

– И он платил?

– Как ты думаешь? Единственная дочь. Сначала пытались выдать ее просто за больную, только приступы становились все чаще. Не знаю, кто ему про меня рассказал и как он на это решился, видимо понял, что шансы ее спасти в любом случае минимальные, но однажды вечером он пришел ко мне и честно объяснил, что не знает, что делать с дочерью, – Строггорн помолчал. – Между нами, из-за нее над ними всеми повис меч Инквизиции. Если он пытался защищать одержимую дьяволом, значит – сам завязан с ним. Конечно, примитивная логика, только против нее не поспорить.

– А что он хотел от тебя?

– Спастись. Как только он вошел, я сразу понял, что, по большому счету, дочь его уже не волнует, а вот своя собственная шкура – очень даже волнует. Да и положение свое терять он не хотел. Детей можно еще нарожать, а в нищете дальше жить… – Строггорн замолчал.

– И что? – от этого рассказа Диггиррену уже давно стало не до чая.

– В таких случаях только одно оставалось – собственноручно сдать ее Инквизиции. Да это еще было не все. Накладывалось наказание: пройти паломником, бичевание, посты, да много еще чего придумать можно, а суть – признать, что это из-за непокорности церкви с ней все это произошло.

– И сдал?

– Как бы Франсуаза ко мне попала? Развлечение было на полную катушку, но я решил, что для его покаяния вполне будет допустимым, чтобы он присутствовал при пытках дочери.

– Господи! Неужели ты мог это сделать? – ужаснулся Диггиррен.

– А тебе его жалко? Неужели ты не понимаешь, что если бы он плюнул на свое положение, ее можно было спасти? Но он этого не хотел, а я хотел, чтобы всю оставшуюся жизнь он мучался потом. Покаяние, Диг, должно быть настоящим. А вот девушку было жалко! Редко встретишь такое упорство. Она выдержала все пытки, Диг. Тебе не представить, что с ней делали. Много месяцев подряд, и, как ты понимаешь, девственности она лишилась в первый же день. Что для нее была бы жизнь с нелюбимым мужем по сравнению с этим!

– А при чем он здесь?

– При том. Когда он понял, до чего дошло, он ведь считал, что отец любит ее и не сдаст Инквизиции, пришел ко мне, предлагал любые деньги. Удивительно, что этот мужлан был готов все отдать, только чтобы спасти ее. Никогда не забуду, как она рыдала, когда я рассказал ей об этом – как отец предал ее, а нелюбимый жених, который хотел только ее добиться, а вовсе не таких последствий, готов был всем пожертвовать для нее. При этом он ведь и так уже рисковал, придя ко мне. Я ведь мог его отпустить, а мог и задержать. Моя была воля.

– Все равно не понял, при чем здесь был он?

– Ты же врач, Диг. Неужели непонятно? Он подкупил слугу, и девушке подсыпали зелье, один из несильных ядов, маленькими дозами. Чтобы не отравить, а вызвать состояние легкого помешательства.

– Какая страшная история. И чем это кончилось?

– Плохо кончилось. Ничем я не мог ей помочь. Она все упиралась и не хотела признавать себя ведьмой. Единственное, что я мог – дал ей несколько свиданий с женишком.

– Неужели она его приняла?

– Приняла и простила. И несколько ночей провела с ним вместе. Первый раз он полночи простоял перед ней на коленях, плакал и умолял его простить! И это человек, убивший в бою несчетное количество людей! Правда, меня больше удивило, что он от ее вида не упал в обморок. На нее же страшно было смотреть. Я потом спросил ее, почему она осталась с ним. Она сказала, что хотела перед смертью почувствовать себя женщиной, которую любят, а не которую насилуют. Страшно жалко было ее. Так и пошла на костер, не раскаявшись.

– Ужас. Когда ты рассказываешь о своем прошлом, у меня волосы дыбом встают.

– Так ведь было, никуда от этого не деться, – Строггорн пожал плечами, допивая остывший чай.

– А с Аоллой?

– Я же толком даже не запомнил ее тогда. Естественно, женщина-телепат – это большая редкость, по канонам того времени – настоящая колдунья, еще ребенка родила, но тогда все это не произвело на меня большого впечатления. Конечно, если бы не ее беременность, я бы с ней неплохо развлекся. У меня сразу возникло такое желание, но я не любил это делать после того, как женщину уже пытали. Маленькое удовольствие. В первые несколько дней еще можно, а потом на них страшно смотреть становилось.

– И много их у тебя было?

– Много. Но Франсуазу я хорошо запомнил, ее бы не забыл. Тем более она девственницей ко мне попала, невероятно сексуальная оказалась.

– И все равно ты ее отправил на костер?

– Не понимаешь ты меня, Диг. Иначе, меня бы отправили на костер вместе с ней, и сейчас я бы тебе все это не рассказывал.

Через полчаса Строггорну пришлось разбудить Тину. И помимо этого у них с Диггирреном была работа. Она молча посмотрела на него. Ей снилось, что все уже кончилось, и сейчас, поняв, что это совсем не так, стало больно. Пошевелиться Тина не могла: ни руки, ни ноги ее не слушались и казались чужими.

– Сейчас мы займемся зонами памяти, Тина, – предупредил Строггорн. – У вас много было плохого в жизни?

– Да нет вроде, – она старалась припомнить. – Только гибель родителей меня очень потрясла. Это больно?

– Зависит только от воспоминания. Если во время него было больно, сейчас все повторится, но быстрее.

Это походило на плавание. Тина то видела себя в прошлом, вспоминая события своей жизни, то снова оказывалась в операционном зале. Диггиррен прошел все воспоминания, тщательно обходя сексуальную сферу и гибель родителей. Он решил оставить это на самый конец, но, подойдя к этому, ощутил такой страх, что больше продолжать не смог.

Строггорн рассердился, но сменил его. Диггиррен оказался прав. Присутствие постороннего при весьма интимных моментах жизни произвело на Тину совершенно жуткое впечатление, причинив сильную боль. Она не могла кричать, а просто периодически проваливалась в шок, и требовалось немало времени, чтобы привести ее в чувство. Сейчас ее губила слишком большая чувствительность психики, которая и позволяла проведение операции по превращению ее в эспера, но причиняла при зондаже чудовищную боль. Когда дошли до родителей, понадобилось почти полчаса, чтобы привести ее в чувство.

– Осталась одна зона, – предупредил Строггорн. – Мы не знаем, возбудится она или нет, лучше бы Тина ничего не вспомнила.

Строггорн потихоньку увеличил поток энергии, возбуждая участок коридора памяти, который послушно засветился, а ему от этого стало страшно, хотя очень редко в своей жизни он испытывал страх. Воспоминания восстанавливались, и Строггорн увидел тихий вечер.

Солнце висело совсем низко, его лучи попадали Тине в глаза, проходя сквозь листву. Она была в парке, на скамейке и, улыбаясь, наблюдала за детьми, а потом вспомнила про Алана, своего партнера, с которым прожила два года и так и не поняла, почему он так резко оборвал отношения. Тина задумалась и не заметила, как какой-то мужчина сел рядом.

– Ваш? – спросил мужчина, имея в виду мальчика, споткнувшегося о его ногу. У мужчины был мягкий, бархатный голос, но она все равно вздрогнула от неожиданности.

– Спасибо, что поймали его, – подошла мать ребенка и взяла мальчика за руку. – Такой непослушный, – сказала она вслух, нечетко выговаривая слова.

Мужчина проводил женщину взглядом.

– Хороший мальчик, – улыбнувшись, сказал он. – А почему такая красивая женщина грустит? Поругались с кем-нибудь?

– Вы телепат? – резко спросила Тина, не смотря на него. Всю свою жизнь она старательно избегала знакомств с телепатами.

– Разве я похож на телепата? Просто вы так печальны, задумчивы. А вы не любите телепатов?

Тина подняла глаза на мужчину. Он был невероятно привлекателен: темные волосы локонами спадали до плеч, мягкий бархатный взгляд почти черных глаз странно завораживал. Мужчина был в тонкой светлой рубашке с длинными рукавами, и это немного удивило ее: в этот день было очень жарко.

– Вы мне не ответили, – улыбнувшись, напомнил он. – Жарко сегодня, правда?

– Правда, – она еще раз вгляделась в его мягкие глаза. Нет, мужчина никак не походил на телепата. – Не люблю. Разве это удовольствие, когда кто-то читает твои мысли?

– Мне тоже это не нравится!

– Тогда мы с вами поладим, – Тина, наконец, расслабилась.

– И расскажете мне, с кем поругались?

– А вам это интересно?

– Очень, – он рассмеялся. – Я такой же любопытный, как телепаты. Давайте познакомимся? Так как вас зовут?

– Тина… Почему вы так побледнели? Вам не понравилось мое имя?

– Ну почему же, красивое имя, – мужчина натянуто улыбнулся, словно стараясь справиться с собой. – Ну что, может быть, пойдем с вами куда-нибудь? Обещаю, что этот день вы не забудете никогда.

– Вы так в себе уверены? – она едва сдержала смех. – Может, сначала представитесь?

– Меня зовут… Лион.

Лион явно был очень самоуверенным мужчиной, но почему-то от его взгляда расставание с Аланом отодвинулось куда-то далеко, словно прошло много времени.

– Вы опять вспоминаете плохое, у вас сразу меняется лицо, когда вы это делаете, – заметил Лион. – А мне хочется, чтобы вы отвлеклись и не думали о грустном. Можно? – он поднялся, предложив ей руку.

У Лиона было сильное, хорошо тренированное тело. Тина сразу поняла это, как только взяла его под руку.

Они летели на такси, а потом долго сидели в маленьком ресторанчике с оглушительно громкой музыкой, и поэтому было почти невозможно говорить. Лион несколько раз приглашал ее танцевать. Его глаза, совсем черные в темноте, бархатисто поблескивали, и он сильно, но нежно, прижимал ее к себе, а ей казалось, будто все вокруг исчезло. Остался только этот совсем незнакомый, и почему-то казавшийся таким знакомым, мужчина, полумрак зала и бесконечная громкая музыка.

– Тина, если я задам один нескромный вопрос, вы мне ответите? – спросил Лион. Они танцевали, и, чтобы она слышала его, он прижал ее к себе, говоря почти в ухо, а его локоны мягко касались ее лица.

– Отвечу, – ей казалось, что ему она может ответить на любой вопрос.

– Вы согласитесь сегодня остаться со мной? Обещаю, вы не пожалеете об этом.

Тина задумалась. Это было совсем не в ее правилах ложиться в постель в первый день знакомства. Она посмотрела в его глаза и уловила в них мольбу, а потом представилось, что если сейчас сказать нет, этот человек исчезнет навсегда, и эта мысль причинила удивившую ее боль.

– Вы меня озадачили, Лион, – от волнения она покусывала губы. – Это не в моих правилах…

– А если завтра я должен уехать, надолго? Поверьте, я не сделаю вам плохо, для меня Любовь всегда была искусством.

– Вы хотели сказать, секс?

– Секс не может быть искусством, слишком грубое слово, вы не находите?

– Я не верю в любовь с первого взгляда, – улыбнулась Тина.

– Неужели? – Лион как-то странно посмотрел на нее, и от этого взгляда родился страх, и теплая волна прошла по телу. Они танцевали, и Лион не мог не почувствовать этого. – Рискнете?

Она несколько секунд еще думала, а потом подняла глаза.

– Рискну.

Он сразу закружил ее в танце и, казалось, словно внутри него расправилась пружина.

Лион внимательно обошел ее крохотную двухкомнатную квартирку, хотя в ней нечего особо было рассматривать.

– Вы скромно живете, Тина. А чем вы занимаетесь?

– Работаю в юридической фирме.

– Наверное, вы еще очень молоды?

– У женщины неприлично спрашивать о возрасте. Разве вас этому в школе не учили?

– Не припомню, – Лион рассмеялся.

– А вы чем занимаетесь? Или это секрет?

– О-о-чень большой, – протянул он, садясь в кресло. – Я агент разведки, – серьезно добавил он.

– Шутите? – обиделась Тина. – Не хотите даже сказать, чем занимаетесь, а я должна вам доверять. С какой стати?

– Я работаю ассистентом врача, в клинике. Вы забавно обижаетесь. Можно заказать чаю?

– Можно. У меня есть кухня, сейчас подогрею, – Тина вышла, пытаясь разобраться в своих чувствах и понять, почему этот мужчина, о котором она ничего не знала, произвел на нее такое сильное впечатление.

Она вернулась с чаем, Лион смотрел телеком.

– Зачем вы его включили? Там последнее время ничего интересного. Показывать веселое, когда умирает столько людей – безнравственно, а грустного – и так хватает.

– Вы правы, Тина, – он выключил телеком.

Она наливала чай из красивого, круглого, чайника, а затем принесла тосты.

– Вы еще лечитесь? – спросил он.

– Приходится иногда, хотя я терпеть не могу врачей! А вы нет? – его вопрос удивил ее.

– Лечусь, – он неуверенно сказал это, и Тина подумала, что он врет, только непонятно – зачем?

Повисло молчание, как это часто бывает с малознакомыми людьми, когда неожиданно кончаются темы для разговоров. Лион осторожно брал тосты тонкими длинными пальцами и также аккуратно подносил к губам чашку. Тина обратила внимание на одну его привычку: периодически он быстро бросал взгляд на свои руки, словно с ними могло быть что-то не в порядке.

– У вас была травма? – спросила она, а Лион вздрогнул от ее вопроса.

– Почему вы так решили?

– Вы все время смотрите на руки. Так бывает после травмы, когда человек хочет убедиться, все ли нормально.

– Вы наблюдательны, Тина.

– Я же юрист. Как бы иначе работать? – она пожала плечами. Они закончили есть, но у нее не было ни малейшего желания проявлять инициативу, и так она достаточно поступилась своими принципами, приведя домой незнакомого человека.

– Знаете, если вас так нервирует, что вы привели меня к себе домой, у меня есть предложение, отправиться в одно замечательное место. Как бы вы отнеслись к этому? – спросил Лион и мягко улыбнулся.

– Хорошее место?

– Вам понравится. Знаете, мне хочется, чтобы вы и правда запомнили этот день, как что-то особенное, а здесь…

– Это невозможно, я слишком просто живу… – Тина зарделась. Лион тут же встал, подошел к ней, заставил подняться, взял ее голову в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза. Тина почувствовала, как сердце сильно забилось в груди и тяжело стало дышать.

– Не сердись, – сказал Лион, – и ничего не бойся, все будет хорошо. А сейчас – закрой глаза…

Шел проливной дождь. Тина покрепче прижалась к Лиону, она сбилась со счета в который раз он привозил ее в этот заброшенный город.

– Замерзла? Сейчас будем дома, я разведу камин, и ты согреешься…

Они подошли к особняку в старинном готическом стиле, с огромной парадной лестницей и двумя мирно спящими каменными львами. Массивные дубовые двери жалобно скрипнули, когда Лион отворил их. Внутри дом утопал в рассыпанных повсюду цветах. Их были тысячи и тысячи здесь: розы, тюльпаны, лилии…, свежесрезанные…

– Для меня всегда загадка, где ты берешь столько свежих цветов! – сказала Тина, поднимаясь на второй этаж по массивной каменной лестнице, покрытой тяжелой ковровой дорожкой.

– Зачем ты хочешь это знать? – Лион рассмеялся и прижал Тину к себе.

– Я очень люблю тебя, Лион, очень, – тихо сказала Тина.

– Я знаю.

Они вошли в спальню, с огромной кроватью с паланкином. Постель была усыпана розами.

– Хочешь что-нибудь съесть? – спросил Лион.

– Хочу, – Тина рассмеялась. – Тебя!

– Тогда иди ко мне, – он потянул ее на кровать…

Лион протянул руку, осторожно снимая ее платье, и от этого она почувствовала легкий страх.

– Чего ты боишься? – сразу спросил он.

– Не знаю, – она почувствовала слезы на глазах.

– Все будет хорошо.

– Я знаю, с тобой мне всегда хорошо.

Она легла на кровать, позволяя ему раздеть себя и полузакрыв глаза. Он нежно проводил своими мягкими пальцами по ее телу, и оно послушно расслаблялось.

– Тина, можно попросить тебя закрыть глаза и больше их не открывать?

– Странно, – она слегка приподнялась, опираясь на локоть. – Неужели ты все еще меня стесняешься?

– Можешь считать и так, – улыбка застыла в уголках его губ.

– Хорошо, – она послушно закрыла глаза, позволяя делать ему со своим телом все, что угодно.

Водоворот чувств захватывал ее, и один раз возникла мысль поглядеть, что он делает, потому что, по ощущениям, у Лиона должно было быть отнюдь не две руки, иначе никак невозможно было объяснить то, что происходило. Тина открыла глаза, но все было нормально, а Лион сразу прекратил ее ласкать, строго посмотрев ей в глаза.

– Тина, я просил тебя не подглядывать! Чего ты боишься?

– Чего я должна бояться? Я знаю тебя столько лет, – она сказала это и тут же сама удивилась, словно это была неправда. – Как-то странно все сегодня, – она легла рядом с ним на подушку, любуясь его правильными чертами лица. – Ты очень красив, Лион, – она сказала это совсем тихо и поворошила его волосы рукой. Он все равно услышал, рассмеялся. У него был странный смех, отражающийся от стен…

… Тина закрыла глаза и расслабилась…

… Через какое-то время ей стало казаться, что она находится с каким-то странным существом, многоруким и многоликим, но это нисколько не пугало ее. Лион одновременно воздействовал на несколько эрогенных зон, что порождало совершенно необычные ощущения, а когда, наконец, вошел в нее, она сразу перестала понимать, что происходит и где она находится. Все было другим, и невозможно было понять, почему. У нее появилось чувство, словно она внутри чего-то, и в то же время кто-то был внутри нее, что создавало непрерывное чувство оргазма, бесконечно усиливающееся, до потери сознания. И на самом пике возникло ощущение постороннего, разглядывающего ее словно под микроскопом, сверхобнаженность смешалась с диким стыдом. Тина и без этого кричала от наслаждения, но сейчас ее крик превратился в крик боли, такой же бесконечной, как наслаждение…

…

– У нее шок Строггорн!

– Вижу, не останавливайся!

…

– Так хорошо с тобой, так хорошо, – она больше не стонала, лежала расслаблено на кровати. – Ничего не помню… Кроме нас, в мире есть еще люди?

– Угу, несколько миллиардов, – Лион прижал ее к себе.

– Я бы хотела умереть…

Он вдруг резко поднялся, оперевшись на руку, пристально вглядываясь в ее глаза, как будто хотел разглядеть ее душу.

– Почему ты так смотришь? Не нужно, мне больно…

– Придется потерпеть, Тина, мне очень жаль, правда, что так получилось… – он казался раздосадованным.

– О чем ты?… Я просто хочу быть с тобой, всегда, и никогда не уходить из этой спальни. Я что-то не то хочу? Прости, я устала, – ее глаза слипалась и вдруг ужасно разболелась голова. – Можно, я посплю у тебя на плече?

– Можно, – он лег на спину и снова прижал ее к себе.

Тина глубоко вздохнула и провалилась в сон.

Строггорн отключился от кресла, но встать у него не было сил. Диггиррен безуспешно пытался вывести Тину из шока, бесконечно изменяя препараты.

– Бесполезно, Диг. Не мучайся. Мы перегрузили ее нервную систему.

– Ты хоть понял, что у них там было?

– Не до конца. Сначала, я подумал, что это ложные воспоминания, но теперь почти уверен, что он уводил ее в Многомерность. Я так думаю, он создал этот город в Многомерности для Тины.

– Чем это плохо?

– Они провели вместе вовсе не несколько часов. Это у нас, в реальности, прошла одна ночь, а на самом деле, для Тины, там прошел большой кусок ее жизни.

– Строг, я не очень понял, что он делал с ней в постели?

Строггорн помрачнел. – Он был с ней нечеловеком, судя по ее восприятию.

– Это еще как понимать?

– Изменял тело, видимо. Иначе, то, что с ней делали, невозможно объяснить.

– Подожди, – Диггиррен нахмурился. – Тогда, это эксперименты на людях?

– И как ты сейчас его будешь за это судить? Вся эта история плохо кончится, Диг, – он услышал, как Тина пришла в себя в операционной и сразу заплакала. – Ну вот, уже начинается! – Строггорн отключился от кресла и прошел под купол.

– Почему ревем?

Она подняла на него опухшие глаза.

– Убейте меня, я больше не хочу жить…

– Тина, мы закончили зондаж.

– УБЕЙТЕ МЕНЯ! Я НЕ МОГУ ЖИТЬ БЕЗ НЕГО!

– Тиночка, все пройдет, сейчас мы сделаем вам обезболивание, закончим операцию, это совсем не больно, поверьте! Все самое страшное позади.

– Вы меня не понимаете, Советник. Я не хочу никакой операции. Я не хочу больше жить. Он же не сможет быть со мной, никогда, и это после того, как мы были столько времени вместе!