
Колокол
Гром разразился пугающим шумом, ударил по лесу, сверкнул выше крон. Мария подбежала к Жоэлю, но тот и не двигался с места, будто прирос к могильной земле. Падре кричал, чтоб уводила парня. Мария не слышала ничего. Гром оглушал грозовыми раскатами. Треснуло дерево – и загорелось, вмиг осветив все белые плиты, что, как призраки, стояли вокруг. На землю упали мёртвые птицы, прямо под ноги ей и Жоэлю. Жоэль вскрикнул и побежал; Мария бежала за ним. Падре некуда было спешить; он поднял намокшие лопаты металлическими остриями вверх, да так и пошёл, будто надеясь, что кара настигнет его прямо сейчас. Молнии били в мокрую землю, но ни одна не попала в него.
– На всё воля Божья, – вздохнул тогда падре.
Где-то вдали бежали его дети, догоняя друг друга, так же как раньше. Ничего не изменилось с тех пор – так же сверкали их грязные пятки, так же длинные тонкие руки Марии пытались поймать чудно́го мальчишку.
32 глава
– Знаешь, чего я боюсь, Жоэль? – Ребекка сидела возле постели брата и пристально смотрела в стену, будто видела там что-то. – Я боюсь, что ты заговоришь. Я боюсь, что ты посмотришь на меня так, как смотрел тогда в лесу. Я видела тебя, Жоэль, я всегда вижу тебя, я хочу обнять тебя, забрать, прижать к себе, но ты всегда убегаешь. И я больше не могу тебя найти. Это я оставила тебя там. Я думала, из-за тебя они не любят меня; я не знала, что они никого не любят.
Ребекка посмотрела на спящего брата через пелену набегающих слёз. Он был каким-то расплывчатым и далёким, будто опять уходил от неё. Она закрыла глаза, вытерла мокрые щёки – и вот он опять перед ней, мирно спит, даже не слыша её.
– Мы живём в своих кошмарах, Жоэль, каждый в своём. – Она убрала волосы с лица спящего брата. – Как хорошо, что ты не видишь снов…
Жоэль всегда мирно спал; ей казалось, он так отдыхал во сне. Глаза его не шевелились под веками, дыхание было ровным, лицо спокойное-спокойное… Да, ей казалось, что он счастлив. Словно отдыхал от жизни, от себя самого, запертого в этом теле, убитого заживо, убитого ею. Ребекка отвернулась, закрыла лицо руками. Ей так нравилось смотреть на Жоэля, ей так больно было на него смотреть…
Ребекка вдруг посмотрела на подол своего платья – новое. Вчера она была в другом… Ах да, Люсинда сняла его вечером, когда её принесли домой. От вчерашнего дня почти ничего не осталось, Ребекка не помнила лица напавшего. В тот момент ей казалось, что это даже хорошо, если её убьют, но крик о помощи вырвался как-то внезапно, сам собой, в ту секунду, когда он стал лезть ей под платье. Так умереть она не могла. Она сама решит как. Ребекка встала с кровати Жоэля, осторожно и тихо, чтобы тот не проснулся, и пошла к письменному столу.
Никогда ещё Ирен Лоран не вставала так рано. Она зажгла почерневшую от копоти лампу – огонёк вздрогнул и осветил полкомнаты. За окнами уже всходил рассвет, но мадам Лоран ненавидела бьющее в глаза солнце, потому и закрывала всё плотными шторами, ни на миллиметр не пропускавшими свет.
Ирен не верила больше доктору: тот порошок, что он ей дал, на Фабьена никак не действовал и уже подходил к концу. От него Фабьену не становилось хуже – он всегда был одинаково пьян, и то, что можно было принять за недомогание, оказывалось обычным похмельем. Месяц назад ей показалось, что он наконец-таки помер; она даже успела написать записку гробовщику в город и отправить за ним Юбера. Тот же успел поплакать и осушить наполовину выпитую бутылку виски, что стояла рядом с кроватью покойного. Но муж её был всего лишь мертвецки пьян – настолько, что доктор не сразу смог прощупать его пульс. Когда же они собрались возле почившего, Фабьен так смачно чихнул, что чуть не уморил гробовщика, пенсне которого вылетело из глаза, а линейка, коей он измерял тело, с грохотом упала на пол. Тогда им пришлось откачивать гробовщика и с извинениями отвозить его обратно в город. Тот сказал, что если месье умрёт ещё раз, пусть обратятся в другое похоронное бюро.
Больше Ирен не могла надеяться на случай или на пилюли доктора, на которых даже никаких обозначений нет, да и Фабьен стал выглядеть лучше – может, этот доктор рассказал ему всё, а ей, Ирен, выдал пустышку или, того хуже, какие-нибудь витамины? От мысли, что ей придётся прожить с мужем до конца его дней или, не дай боже, до конца своих дней, мадам Лоран становилось дурно. Вчера, когда доктор принёс Ребекку в комнату, Ирен прошмыгнула в его кабинет и украла из саквояжа пару флакончиков с морфием.
Ребекка подошла к письменному столу, остановилась, упёрлась в него руками, оглянулась на мирно спящего брата, открыла ящик и достала нож для бумаг; его будет достаточно для того, чтобы покончить с этим. Толстое лезвие уже не было таким толстым, а края – неудобно тупыми: неделю назад она украла с кухни камень для заточки и каждый вечер правила нож.
Храп Фабьена разносился по комнате. Воздух здесь был спёртый, густой, отдавал резким запахом пота и перегара – этот параноик почти не открывал окна. От духоты мадам Лоран чуть не стало дурно. Как хорошо, что они уже давно не спали вместе, думала Ирен. Она подошла к окну и открыла его. Яркое утро ослепило её; она зажмурилась, отвернулась и подошла к Фабьену. Стояла над мужем с двумя открытыми флаконами морфия и всё не решалась налить их в бутылку с недопитым виски.
В коридоре послышались чьи-то шаги – уверенные, неспешные, твёрдые. Это доктор, поняла она, и спрятала пузырьки в декольте.
Он узнал, он обнаружил пропажу, взволновалась Ирен, но она не отдаст их ему; сделает вид, что не в курсе. Не для того она столько лет промучилась с этим пьянчугой, с этим убийцей своего мальчика, чтобы не смочь отомстить. Шаги прошли мимо. Ирен выдохнула, подождала ещё немного, достала из декольте морфий, подняла с пола начатую бутылку и пошла к столу.
Ребекка смотрела на Жоэля. Из-за подступивших слёз она опять не видела ничего, кроме блестящего небольшого ножа с красивой фигурной ручкой. Сжала рукоятку так сильно, что холодный металл потеплел в её горячих ладонях. Ничего, ещё немного, и она тоже станет холодной, как и эта резная рукоять. Рука Ребекки, до этого твёрдая и сильная, предательски дрожала. Бекки медленно подносила нож к горлу, молча глотая слёзы, стараясь не разбудить Жоэля…
– Вы здесь, Ребекка?
Она обернулась и спрятала нож за спину.
– Почему вы не у себя? – Доктор заглянул в комнату.
– Я навестила брата.
– Вы плакали?
Бекки осторожно, чтобы доктор ничего не понял, положила нож на стол.
– Нет.
– Ребекка, – он подошёл к ней, – успокойтесь. Я осмотрел вас вчера. С вами всё хорошо.
– Да? – Ей было всё равно.
– Этот негодяй, что напал на вас, ничего не успел сделать.
– Я знаю, – пролепетала Ребекка.
– Понимаю, вы шокированы, и это нормально…
– Пожалуйста, месье Бёрк, я не хочу об этом говорить.
– Понимаю, – доктор понимающе закивал.
– Я хочу побыть одна.
Он посмотрел на Жоэля.
– Как мальчик?
– Всё хорошо.
– Я оставлю вас, но ненадолго, – доктор пошёл к двери. – Кстати, вы не видели мои записи? Листы, такие пожелтевшие листы…
– Нет, я ничего не видела, месье Бёрк.
– Странно, очень странно… – Доктор окинул напряжённым взглядом комнату. – Не обыскивать же мне весь дом… – Остановился в дверях. – Вы уверены, что всё хорошо?
– Да, доктор.
– Вы принимаете успокоительное, которое я вам выписал?
– Принимаю, – Ребекка кивнула.
– После вчерашнего, я думаю, можно будет удвоить дозу.
– Хорошо, – согласилась она.
Доктор вышел, не закрыв дверь.
– Я же точно помню, что оставлял их в чемодане… – Его голос удалялся от Ребекки. – Не могли же они испариться?
Она подождала, пока шаги его стихнут, подбежала к двери и закрыла её. Взяла стул и подперла им дверную ручку.
Нужно было действовать быстро – невозможно медлить со смертью. Ребекка взяла нож. Ждать больше было нельзя – если она умрёт, ничего не изменится, никто этого не заметит… ну, может быть, только их конюх – он так яростно её защищал. «Бедный Юбер, – вздохнула Ребекка, – он опять будет плакать…» Поднесла нож к горлу, лезвие впилось в кожу, вены набухли. Ребекка изо всех сил сжала рукоять…
Ирен открыла бутылку – запах виски резанул по носу.
– Какое же дрянство, – поморщилась она.
Виски пах Фабьеном. Казалось, его самого выжали в эту бутылку, со всем его запахом пота и перегара.
Ирен открыла один пузырёк с морфием, поднесла его к стеклянному горлышку и вылила всё без остатка; следом – второй. Оглянулась на мужа и встряхнула содержимое.
– Твоё здоровье, дорогой, – улыбнулась она.
Поднесла виски на свет. Ничто не выдавало содеянного.
Вдруг кто-то свистнул под самым окном. Ирен вздрогнула, бутылка выскользнула у неё из рук и разбилась об пол.
– Эй, Фабьен! – кричал прокуренный голос. – Просыпайся, чёртов ублюдок! Смотри, кто у меня здесь!
Свежее снадобье медленно растекалось по полу.
– Вставай, мешок дерьма! – За окном свистнули ещё раз.
Фабьен подпрыгнул на кровати, не удержал своё грузное тело и свалился с неё.
– Что происходит? – Он лежал на полу, потирая ушибленный копчик и ошалело смотрел на Ирен.
Она смотрела на разбитую бутылку и не могла проронить ни слова.
33 глава
– Что ты имел в виду, когда говорил о продолжении эксперимента?
Марк Перро, учредитель крупнейшей фармацевтической компании, заправлял салфетку за ворот своей белоснежной рубашки. «Ресторан «Де Риззотт» – лучшие моменты с нами», – гласил рекламный слоган на каждой такой салфетке.
– А то, что эксперимент не закончен, Перро, я продолжаю работать. – Доктор Бёрк накрутил на вилку спагетти. – И результат, скажу я тебе…
– Результат? – удивлённо посмотрел на него собеседник.
– А ты думал, я стою на месте?
– Я уже боюсь что-либо думать, Бёрк. Разве комиссия не дала тебе понять, что им нужны реальные результаты?
– А о чём мы, по-твоему, сейчас говорим?
– Ты хочешь сказать… – Глаза месье Перро округлились.
– Да, я работаю с ребёнком, Перро, с мальчиком, больным параличом, и уже могу говорить о положительной динамике лечения, кривая которой стремительно идёт вверх. – Андре Бёрк огляделся по сторонам и наклонился к Перро через стол так, что его галстук чуть не угодил в соус. – Ещё каких-то пару месяцев, и я смогу предъявить тебе результаты лечения, а после мы сможем предъявить их вместе.
– Не понял… – Кусок ягнёнка встал поперёк горла месье Перро. – Как это мы? – он закашлялся.
– Ты же давал мне «добро»…
– На исследование, я давал тебе «добро» на исследование, Андре, а не на эксперимент над человеком.
– О чём ты говоришь, какой эксперимент? Я лечу этого ребёнка!
– Лечишь… – он прожёвывал, – чёрт, какой идиот так жарит мясо… Ладно, и где ты взял этого пацана?
– Как это относится к делу?
– Как относится к делу? – Он вытаращил на него и без того удивлённые глаза. – Всё это время ты работал с нашей компанией…
– И ваша компания завернула мою работу.
– Мы приостановили…
– Вам нужны были реальные результаты.
– И мы понимали, что их невозможно добиться; твои компоненты слишком…
– Но я добился, Перро, я же добился!
– Где ты взял ребёнка, Андре?
– Что ты пристал к этому ребёнку?
– Ты до сих пор числишься у нас, Бёрк, как внештатный сотрудник, мы проработали с тобой несколько лет…
– Которые вы смыли в унитаз!
– Иногда некоторые проекты замораживаются до лучших времён.
– Которые не наступают.
– Это уже не нам решать. Ты… – Он посмотрел на Бёрка, потом по сторонам, потом снова на Бёрка и перешёл на шёпот: – Ты же не похитил этого ребёнка, верно?
– Ты меня совсем за психа держишь? – крикнул Андре так, что взгляды всех посетителей и официантов теперь были устремлены на них.
– Тише ты, тише… я не сказал, что ты псих; я лишь спросил, где ты взял ребёнка.
– Мы его усыновили.
– Мы?
– Да, я женат.
– Женат?
– А что в этом такого, не ожидал?
– Я уже и не знаю, чего ожидать, Андре… Послушай, прошу тебя: что бы ты ни делал, какие бы статьи ни писал, не упоминай имя нашей компании.
– Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? Эксперимент удался!
– Над ребёнком?
– Не важно.
– Не важно?!
– Совсем!
– А до того как ты его усыновил, Андре, он уже был болен, не так ли?
– Я, по-твоему, совсем идиот? – Андре встал из-за стола.
– Но ты же калечил мышей, – Перро говорил шёпотом.
– Но это же человек!
– То есть ты видишь разницу?
– Да пошёл ты!.. – Андре кинул деньги на стол и вышел из ресторана, хлопнув дверью.
Доктор Бёрк разминал стопы Жоэля. Мальчик сидел неподвижно, всё так же смотря в никуда. Прошло уже две недели, как ему не давали лекарства, а состояние его не улучшалось. Прошлой ночью он встал с постели и пошёл. «Лунатизм, – понял Бёрк, – нарушение работы мозга». Часть мозга мальчика спала, а часть бодрствовала, потому он и начал ходить по ночам. «Но кто его знает, – размышлял доктор Бёрк, – может, он и раньше это делал, просто они не знали об этом. Разве в больничной карте всё напишут?» Пару раз он слышал, как Жоэль что-то бормотал; он думал, к ребёнку вернулась речь, но это бормотание так и осталось бессвязным, не имеющим с реальностью ничего общего. Реальности Жоэль не замечал, совсем. Ни Андре, ни Элен мальчик не видел. Как он теперь покажет его сообществу? И зачем только рассказал всё этому Перро… Надо было дождаться конца эксперимента, надо было убедиться, что состояние мальчика входит в норму. Если этот Марк заявится к нему, если увидит ребёнка… Хотя можно сказать, что так оно и было, что ребёнок таким и был…
Андре услышал какие-то странные звуки с улицы.
«Но всё есть в больничной карте, – продолжал он говорить сам с собой. – Они поднимут дело ребёнка и поймут, что он был психически здоров. А дневник записей?» Андре отошёл от Жоэля. Дневник записей… надо будет потом спрятать и его.
Входная дверь дома открылась и тут же захлопнулась, на миг занеся с собой гулкий шум и непонятное щёлканье. Быстрое цоканье женских туфель. В комнату влетела Элен.
– Что такое? – не понял он.
Вид у неё был взъерошенный, причёска съехала набок, шарф развязался и свободно болтался на шее. Элен расстёгивала плащ, не успев раздеться в прихожей.
– Ты скажешь, наконец, что происходит? – не выдержал Андре.
– Там, там… – Она задыхалась.
– Да говори же!
– Там репортёры, – еле выговорила Элен.
Бёрк смотрел на неё и не верил своим ушам. Он подбежал к окну и встал за занавеской. Немного отодвинув плотный тюль, увидел толпу людей с камерами, микрофонами и блокнотами. Они, как саранча, облепили его дом, топчась на ровной лужайке, расставляя камеры, выбирая вид. Кто-то уже вёл прямое включение.
– Откуда они взялись? – бормотал Андре.
В комнате затрещал телефон.
Элен вздрогнула; доктор застыл на мгновение, но быстро пришёл в себя.
– Не подходи, – взмолилась Элен и села рядом с ребёнком.
– Мне теперь и телефона бояться?
Андре подошёл к тумбе, подождал пару секунд, выдохнул, снял трубку и медленно поднёс её к уху.
– Алло, Андре? – кричали на том конце провода, – Андре, это декан Маршаль; какого чёрта там у тебя происходит? Включи двадцать пятый канал.
– У меня нет телевизора, – еле выговорил Андре.
– Ты повсюду, на всех новостных каналах, и наш факультет, чёрт возьми, и этот Марк Перро…
– Перро?
– Да, вон его рожа заняла пол-экрана… Он говорит, что компания сразу же расторгла с тобой контракт после того, как узнала о твоём эксперименте над каким-то ребёнком. Ты и правда похитил ребёнка?
Элен выбежала из комнаты.
– Это бред, – кричал в трубку Андре, – полнейший бред!
– Хорошо, что ты успел от нас уйти, Бёрк, – раздалось на том конце.
Андре повесил трубку.
В соседней комнате трещал камин. Мальчик всё ещё сидел неподвижно.
– Элен, – крикнул Андре, – ты где?
– Сейчас приду, – услышал он голос жены.
– Надо что-то делать, что-то делать… – Он метался по комнате.
Бёрк пошёл к двери.
– Ты куда? – догнала его Элен, от неё пахло дымом.
– Я выйду к этим стервятникам, выйду и скажу им, что это всё бред, происки конкурентов, больная фантазия Марка Перро.
– Нет, не надо, давай подождём…
– Подождём чего? Пока они снесут дверь и полезут в окна?
– Но не будут же вечно они здесь стоять?
– Я должен работать, Элен, они мне мешают! Или мне теперь и из дома не выйти?
Элен опустила глаза. Она знала, что это конец.
Только Андре открыл дверь, как мощная волна репортёрского гула поглотила его. Репортёры прихлынули к двери, тесня и толкая друг друга, тыча в лицо Бёрку чёрными объективами и мохнатыми микрофонами.
– Доктор Бёрк, – раздавалось со всех сторон, – скажите, это правда, что вы открыли инновационный препарат для нормализации работы центральной нервной системы?
– На ком вы его испытываете, месье Бёрк?
– К нам поступила информация, что вы усыновили ребенка…
– Вы усыновили ребёнка для этих целей, доктор Бёрк? Почему вы молчите? Скажите что-нибудь…
– Скажите что-нибудь, месье Бёрк…
– Ребёнок сейчас с вами?
– Где вы проводите лечение? Дома? Это безопасно?
– Вас поэтому уволили из института?
Вспышки фотокамер ослепили Андре. Между снующими лицами репортёров ему померещилось одно знакомое.
– Перро, – прошептал Бёрк, – чёртов ублюдок…
Он попятился назад; репортёры теснили его к двери.
– Это частная собственность, – только успел крикнуть он, но кто-то уже задел его микрофоном. – Отойдите, – отмахивался Андре от свисавшей над ним аппаратуры. – Отойдите, иначе я вызову полицию!
– А органы знают, чем вы занимаетесь, месье Бёрк?.. Это законно?
– У вас есть лицензия врача?
Андре казалось, что он сходит с ума; голоса слились воедино, в один большой жужжащий пчелиный рой и нависли над ним. Он переступил порог своего дома и закрыл дверь. В окна все ещё заглядывали репортёры. Бёрк пробежался по дому, закрывая все шторы.
Элен сидела в комнате Жоэля и ждала.
– Сегодня ночью уедем, – сказал Андре, зайдя к ним.
– В самую ночь? – испугалась Элен.
– Не знаю. Как только они уйдут… может, под утро.
– Но куда мы…
– Я ничего не знаю, Элен. Нужно избавиться от ребёнка.
– Избавиться? – Она закрыла уши Жоэлю, – Что ты такое говоришь!
– Господи, да успокойся ты! Нужно придумать, где его оставить. Со мной он поехать не сможет. – Месье Бёрк бегал по дому, что-то ища.
– С тобой? А как же я?
Доктор взял медицинский саквояж и стал складывать в него все оставшиеся образцы лекарства.
– Они вскроют дом, найдут препараты, узнают рецептуру, – бормотал он.
– Тебя только это волнует? – задыхалась Элен.
– Нет, правильно, не только это; нужно собирать чемоданы. Займись, быстрее-быстрее, – подгонял он её.
Элен встала с кровати мальчика и пошла в свою спальню. Достала из-под кровати большой чемодан, тот самый, с которым она приехала к Андре, и стала складывать в него вещи, не замечая, что собирала всё, что попадалось ей под руку.
– А как же Жоэль? – крикнула она из спальни, только сейчас понимая, в какой кошмар попала.
– Не волнуйся, я вернусь за ним, – крикнул он.
– Вернёшься… а как же я?
– Пожалуйста, – Андре зашёл к ней в комнату, – ты можешь думать не только о себе, Элен? Чёрт, – он оглядывался по сторонам, – ты не видела мои записи, мои дневниковые записи, они лежали на столе… Ты не видела их, Элен?
– Не видела. Мне нужно собрать Жоэля, – сказала она и вышла из комнаты.
34 глава
Ребекка выронила нож. Небольшой порез на пульсирующей шее наполнился кровью.
Этот голос…
– Я жду тебя, Фабьен! Пора платить по счетам!
Она знала его – это он напал на неё в лесу.
Дикий свист разбудил Жоэля. Мальчик открыл глаза, посмотрел на Ребекку, потом на пол, на нож, опять на Ребекку.
Она закрыла порез рукой и подбежала к брату. Это были другие глаза – умные, живые, как и в тот день, в тот единственный раз, когда он проснулся в истерике и выкручивал всё своё тело, пока доктор не успокоил его. Жоэль смотрел на сестру; губы его шевелились, но не издали ни звука.
– Прости меня! – крикнула Бекки и упала брату на грудь.
Он прижался к ней щекой – или ей так показалось; он был рядом, здесь, в этой комнате. Ребекка ещё раз взглянула на него осторожно, боясь спугнуть то хрупкое, но живое, что было сейчас в нём. Взгляд его не блуждал по комнате, не проходил сквозь предметы; он смотрел на неё, будто зная, что происходит с ней.
Под окнами раздался выстрел.
Ребекка замерла.
Жоэль посмотрел в сторону окна.
– Ты тоже слышишь, Жоэль? Ты слышишь? – Она схватила его за обе щёки. – Лежи спокойно, я сейчас…
Жоэль заволновался, схватился за простыню, потом за её руку – он впервые взял её руку. Ребекка поцеловала его тонкую ладонь, накрыла мальчика одеялом, встала с колен и осторожно пошла к окну.
Фабьен дополз на карачках до Ирен, схватился одной рукой за занавеску, другой – за стол и, приподняв себя, прильнул к стене у подоконника. Ирен даже не сдвинулась с места. Кто бы там ни стрелял, если он убьёт её сейчас, это будет куда лучше, чем прожить остаток жизни с Фабьеном.
– Отойди от окна, Ирен, – махал на неё Фабьен, – это бандиты, они выследили меня…
– Кому ты нужен, Фабьен! – Ирен оттолкнула от себя трясущиеся руки мужа, подняла занавески и высунулась в окно.
– Доброе утро, мадам Лоран!
Под самыми окнами, у порога их дома, стоял небольшой коренастый человек, он снял шляпу и поклонился Ирен.
Рядом с ним был другой – здоровяк.
Возле них на коленях стоял Юбер; к его затылку было прижато дуло пистолета.
– Смотрите, кого я нашёл в конюшне! – кричал низкорослый. – Я хотел пристрелить его сразу, но подумал, что вы тоже захотите на это посмотреть.
– Кто там у них? – шептал из-под шторы Фабьен. – Это что? Ты разбила мой виски?
– Они притащили Юбера и угрожают вышибить ему мозги, – сказала Ирен и как ни в чём не бывало развернулась и пошла от окна.
– Куда ты? – шептал Фабьен, поспевая за ней, стараясь не наступать на стёкла.
– Пойду приму ванну, сегодня ужасное утро.
– Но они же убьют его, – Фабьен с ужасом смотрел на неё.
– Ничем не могу помочь. – Ирен медленно доставала шпильки из причёски, распуская стянутые волосы.
– А может, и не убьют, – размышлял Фабьен, – может, это всё один дешёвый спектакль…
– Убьют не убьют, – Ирен подходила к двери, – какая теперь разница… Люсинда, где тебя носит? Набери мне ванну! – крикнула она в коридор.
Ещё один выстрел разбудил лес: поднялся ветер, зашелестели последними листьями деревья, недовольные крики птиц смешались с голосами людей.
– Отдавай долги, Фабьен! – крикнули снова.
– Долги? Какие ещё долги? – Ирен обернулась на мужа. – Не смей ему ничего отдавать! – Зевнула. – Этот вонючий конюх того не стоит.
– Ты проиграл весь дом и все свои земли, – кричал прокуренный голос. – Мне нужны документы, Фабьен, тащи их сюда!
– Что он сказал? – спросила Ирен. – Ты всё проиграл? – Она медленно подходила к мужу, не сводя с него острого взгляда.
Жену Фабьен боялся не меньше, чем тех двоих.
– Они убьют Юбера! – В комнату вбежала Люсинда.
– Ты слышала это, Люсинда? – сказала мадам Лоран. – Фабьен проиграл всё! У тебя нет больше дома. У нас его больше нет.
– Это бред, полнейший бред… – Фабьен трясся. – Я был не в том состоянии, они воспользовались мною, моим плохим самочувствием…
– Ты всю жизнь не в том состоянии, Фабьен! Чем тут было пользоваться? Тебя же любой дурак может одурачить!
– Они убьют его, убьют! – кричала Люсинда.
Ирен закрыла уши.
– Ради бога, Люсинда, перестань вопить! Ну, убьют и убьют…
– Да как же так можно, мадам… – Она разрыдалась.
– Да успокойтесь вы! – затараторил Фабьен. – Вы ничего не понимаете! Юбер – подставная утка, он вместе с ними… Они его не убьют!
За окном раздался выстрел.
– Выходи, старый урод! Иначе я вышибу ему мозги!
– Пойдёмте же скорее! – Люсинда тряслась всем телом, порываясь бежать вниз.
– Мне совершенно всё равно, убьют они его или нет, – ворчала Ирен, спускаясь по лестнице. – Лошадь уже сбежала, зачем нам Юбер…
– Что происходит? – Из кабинета вышел доктор.
– Это спектакль, – замахал на него Фабьен. – Они хотят напугать меня, хотят, чтобы я сдался, чтобы я пошёл у них на поводу, но меня ничем не проймёшь! Не на того напали! Не на того…
– Ты полз до окна, как побитая собака, Фабьен! – Ирен покосилась на него. – Ты чуть не помер со страха.
– Я не мог встать из-за больной спины!
– Давай, Люсинда, открывай уже дверь, – приказала Ирен.

