В петле времени

16 глава

На работу Морис прибыл в полвосьмого утра, застав охрану, двух сержантов и капитана. Он должен был увидеть Ронни, и никак не хотел пересекаться с Глорией. Мало кто хотел пересекаться с ней, даже капитан не очень огорчился из-за её вчерашнего отсутствия. Он чуть не спросил, где Глория, но подумал, что не стоит искушать судьбу, пусть она будет там, где есть, главное, не рядом с ним, не в этом участке. Пользы от неё было немного, она пропускала звонки, не отвечала на письма, не реагировала ни на какую критику.

Как-то раз капитан решил сделать ход конём и уволить её. Он привёл к Глории новую секретаршу, милую и обязательную миссис Дженкинс, что уже вечность работала секретарём в одном из участков Бронкса, но ушла из-за сокращения отдела. Он сказал Глории, что нашёл ей помощницу, которую не мешало бы ознакомить с состоянием текущих дел. Но милая и обязательная мисс Дженкинс не продержалась и пары часов и выбежала из участка не прощаясь. Что ей сказала Глория, капитан не знал, но утешил себя мыслью, что скоро пенсия, и в гробу он тогда видел и Глорию, и эту работу, и все нераскрытые дела.

Участок ещё не проснулся. Пустые столы и стулья, беззвучные факсы и телефоны, флаги страны, карты местности – всё ожидало начала рабочего дня. Впервые Морис заметил, что стены участка желтовато-зелёного цвета, а рамы окон и двери – синего. Он проработал здесь больше десяти лет, а увидел это только сейчас, удивительно, как отсутствие людей раскрывает место, будто оголяя его.

Морис долго смотрел на дверь, в надежде, что первым, кто зайдёт в неё, будет Ронни. Вчера вечером он оставил ему сообщение, но Ронни, похоже, даже не прослушал автоответчик. Единственное, что он мог слушать вечером, это телевизор. Однажды Ронни по той же причине не приехал на убийство, но это не помешало ему раскрыть его. Вообще он удивительно их раскрывал, определённым уникальным методом – методом тыка. Да, именно этот метод был основным в арсенале Рональда, и если когда-нибудь он решал-таки подумать и прийти к разгадке логическим путём, то путь оказывался непроходимым, а дело проваленным. Поэтому он и не задумывался вовсе, по крайней мере специально. Дверь открылась, и в неё вошёл Ронни, а за ним и Глория, в полвосьмого утра.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сказал Морис, когда Ронни поздоровался с ним.

– А мне нужно поговорить с тобой, – сказала Глория.

– Глория, пожалуйста, – Морис поморщился.

Глория увидела это и тоже скривила лицо. Ей неприятно было, что он не счёл важным поговорить с ней после всего, что случилось вчера. Её гордость была задета так сильно, как ещё никогда ни одним мужчиной до этого, а сколько их было, этих мужчин, после тридцати она сбилась со счёта и обнулила его. А было их немало. Они приходили к ночи и исчезали утром, избегали встречи и убегали от неё. Один и правда бежал от Глории, он даже споткнулся о бак с мусором и упал в мешки с опавшими листьями, и всё же встал и продолжил бежать. Но никто, даже тот идиот, не ранил её так сильно, как сейчас это сделал Морис. Её могли не оценить как женщину, как женщина она не очень-то и старалась, но не оценить в ней детектива было верхом кощунства. Глория смотрела на Мориса так, будто он сбежал от неё когда-то, оставив одну с двумя детьми, нет, с тремя и все погодки.

– Вы что-то скрываете от меня? – спросил Ронни. – Что, а? Где ты был вчера, Бенджи? Подожди, а ты где была вчера? Секундочку, вы оба где-то были вчера, оба в одно и то же время!

– Нет, Ронни, я оставил тебе сообщение…

– Что значит нет? – спросила Глория. – Или тебе стыдно, что ты был именно со мной?

– Вы, ребята, вместе, что ли? – заржал Ронни.

– Да, мы вместе, – гордо сказала Глория, – нет, чтоб тебя! – поняла она о чём речь. – Как ты мог такое подумать!

– А чем вы там занимались вместе, если не тем, о чём я подумал… Убийство, что ли, раскрывали? – опять заржал он.

«Как он это делает?» – подумал Морис.

– А что в этом смешного? – возмутилась Глория. – Думаешь, я и убийство не смогу раскрыть? Думаешь, я не смогу, да, Ронни?

Ронни смотрел на выпученные глаза Глории с похожими на щётки ресницами. Они так убедительно не моргали, так твёрдо и неподвижно смотрели на него, что он даже поверил им. Не Глории, а именно им, и вот этим теням до бровей, поднятым так высоко, что ещё пару сантиметров, и лоб бы закончился.

– Вы выезжали на убийство? – посмотрел он на Мориса. – А кого убили? Я тут от скуки подохну скоро, а они…

– Ронни…

– Подожди, Бенджи, когда ты пришёл в отдел, кто подкинул тебе первое дело? Нет, ты скажи мне кто? Я, Бенджи, я… А ты даже не сказал мне ничего. Подожди-ка, – он остановился, затряс пальцем и ткнул им в Глорию, – с ней? Ты ездил на убийство с ней?

– А я не поняла, что в этом такого?

– Не было никакого убийства, и говори, пожалуйста, тише, – Морис посмотрел на кабинет капитана.

– А вот и было, год назад, – встряла Глория, – и я нашла свидетеля, я, а не он!

Ей ещё хотелось добавить: «Съел, Ронни?» – но она подумала, что как-то не солидно детективу разговаривать подобным образом.

– Ронни, Морис, зайдите ко мне, – послышался голос капитана.

– Всё, докричалась Глория, – прошептал Морис, – теперь и тебя уволят.

– Меня? Глорию Фернандо ещё никто не увольнял!

Она подняла грудь, подбородок, чуть призакрыла глаза, чуть приподняв брови, и прошла так к своему рабочему месту, будто была не секретаршей, а женой начальника департамента.

Ронни проводил её смеющимся взглядом. Морис поправил ворот плаща, одёрнул подол, пригладил, вроде и так сойдёт.

– Да ладно тебе, – хлопнул его по спине Ронни, – если что, всю вину я беру на себя. Я скажу, что сам послал тебя на дело. Так кого убили-то?

– Никого не убивали, Ронни.

– Я уже теряю интерес к этой истории…

– Пока никого.

Они зашли к капитану. Захлопнув за собой нервно дрожащую дверь. Стены всего кабинета были из стекла – большая прозрачная коробка отгораживала капитана от мира высоченными жалюзи, которые поднимались или проворачивались по его настроению. И в те редкие дни, когда капитан открывал их, все, кто находился тогда в общем зале, сразу же изображали деятельность, активную и плодотворную, все, кроме Глории.

Рабочее место Глории находилось под таким углом, что, если отодвинуть стул чуть подальше и сесть чуть ниже, то через щели даже закрытых жалюзи можно было разглядеть кое-что.

Сейчас она видела, как капитан встал из-за стола и, оперевшись двумя пальцами на него, объяснял что-то этим двоим, потом он достал какие-то бумаги, или нет, это была газета, точно, он достал газету и передал её Морису. Передал и продолжил говорить. А теперь ещё и начал расхаживать. Он ходил по кабинету из стороны в сторону, это был нехороший знак, Глория знала, как капитан выходил из себя, вот так расхаживая.

Морис читал газету, Ронни тоже читал, заглядывая другу через плечо. В зале включили кондиционер. Система кондиционирования включалась автоматически в восемь утра, она включилась и в кабинете капитана, он выключил кондиционер и открыл окно. От сквозняка чуть приоткрылась дверь, но то и дело постоянно захлопывалась, то приближая голос капитана, то отдаляя его. «Почему я должен узнавать об этом из…», а что узнавать и из чего, Глория не расслышала, «а не от органов», донеслось опять. «Пусть полиция Нью-Джерси и не суётся сюда, это наше дело». Дверь окончательно открылась. «Идите и закройте за собой дверь».

Морис сложил газету вдвое, положил в карман плаща и вместе с Ронни вышел за дверь, плотно закрыв её.

– Что он вам сказал? – подбежала Глория. – Это по поводу вчерашнего?

– Нет, не по поводу вчерашнего, – Морис отдал газету Глории, и, пока она вникала в суть дела, они с Ронни вышли из участка.

Новости Бронкса.

10 сентября 2012 г.

«Таинственное исчезновение известного учёного в Бронксе»

На прошлой неделе в стенах Манхэттенского колледжа прошла долгожданная встреча студентов с известным профессором Принстонского университета Альбертом Ланье. Профессор прибыл в один из старейших колледжей Бронкса по приглашению педагога и доцента кафедры физики Анри Шатца для проведения совместных лекций.

К вечеру того же дня Альберт Ланье вышел из колледжа, сел в такси, и больше его никто не видел. Со слов провожающего его доцента, господин Ланье был в хорошем расположении духа, ничто не предвещало беды. При себе Альберт Ланье имел дипломат с лекциями и бумажник. Номера такси господин Шатц не запомнил. Через два дня после отъезда мистера Ланье на номер полиции Нью-Джерси поступил звонок от его встревоженной жены. Миссис Ланье была сильно обеспокоена трёхдневным отсутствием мужа, по её словам, никогда ранее Альберт Ланье не исчезал без предупреждения.

Как разъяснил капитан центрального отдела полиции Нью-Джерси, в данный момент проводятся все необходимые разыскные действия.

Основные приметы пропавшего:

Имя: Альберт Ланье.

Возраст: 55 лет

Рост 175 см.

Одет в серый костюм классического кроя.

При себе имел дипломат.

После статьи была напечатана фотография господина Ланье. Тёмные, с проседью волосы, малозаметные очки без оправы, борода, похожая на недельную щетину.

«Типичный ботаник, – подумала Глория, – обокрали, наверное, где-то по дороге, может, и в такси, может, и сам таксист. Тем более если они ехали вечером. И с дипломатом. Всем кажется, что в дипломате непременно должны быть деньги. Ударили по голове, оглушили и оставили где-нибудь в подворотне без памяти, или того хуже – скинули с моста».

Глория уже представила, как водолазы вытаскивают труп профессора, как следователи пожимают плечами, как Морис удивляется предположению Глории и её разыскному таланту.

Тут Глория вспомнила, что уже год как не была в отпуске, и сразу же решила взять его. Заявление она напишет после, задним числом. Чего только в этих стенах не подписывали задним числом. Особенно заявления на увольнение нарушивших закон полицейских, а уж на отпуск…

«Принеси мне кофе, Глория», – услышала она капитана, когда уже выходила из участка.

17 глава

Последние три месяца профессор Ланье провёл в лаборатории. Он разругался с деканатом, отделом кадров и почти со всеми сотрудниками кафедры. На его странные опыты не давали патента, его работу нечем было оплачивать, его лишили премии и кабинета, того единственного кабинета, который находился возле уборной, в котором вздрагивали шкафы от переменного потока воздуха из вентиляционной трубы. Кабинет пустовал неделю. Никто не хотел переезжать в него, никому не хотелось работать под звуки огромного пылесоса. Они вызывали специалиста, тот пришёл и покачал головой. «Это помещение должно быть техническим», – сказал специалист и ушёл.

Ланье вернули кабинет. Уже несколько недель он приходил в него на пару часов, посреди ночи, чтобы поспать, он перечитал десятки работ, значительных и не очень, о запутанности частиц и параллельности времени, одновременности вселенной, одновременно думая о своём. Он думал, что стоит на пороге чего-то великого, он знал, что это что-то точно грандиозное. Иначе и быть не могло. Через месяц таких издевательств над своим не совсем молодым организмом у него стали побаливать почки, ему что-то прописали, но он не пил. Всю еду, что передавала ему миссис Ланье, он просил приносить в жидком виде, так было быстрее есть. Ещё через месяц у профессора начались головокружения, а у сотрудников университета появилось острое желание отправить его домой. Мистер Ланье совсем забыл о гигиене. Похоже, он не менял ни носков, ни белья. Тогда декану пришлось вызвать в университет миссис Ланье и отчитать его при ней как нашкодившего мальчишку.

– Между прочим, он кандидат… – попыталась оправдаться миссис Ланье.

– Здесь все кандидаты, – осадил её декан, – и никто не позволяет себе подобного. Это не ночлежка, а университет. Это не эксперименты, а чёрт знает что. Мало того, что он окончательно забросил преподавание, и мы были вынуждены в срочном порядке искать ему замену, так ещё мистер Ланье занимает одну из наших лабораторий, он буквально поселился в ней. Ваш муж запирается там каждый день и не выходит до ночи, и мы даже не знаем, над чем он работает. Напишите, пожалуйста, объяснительную, Альберт, – обратился он к Ланье. – Все ваши открытия, пока вы работаете в университете, должны принадлежать университету, как и патенты на них, а я даже не в курсе, чего мне ждать и с чего платить вам жалованье. Вы и раньше застревали в лаборатории, но тогда мы пришли к единому мнению, что вы будете преподавать, на что вы согласились. Мы подписали договор!

Декан достал бумаги и положил их на стол.

– Или для вас это шутки? Юридический документ для вас шутки, мистер Ланье?

– Нет, – вымолвил профессор.

Он так и продолжил стоять, понурив голову.

– Над чем вы там работаете?

– Над квантовой запутанностью, сэр.

– И что вы пытаетесь доказать?

– Что она возможна и в нашем мире.

Профессор поперхнулся слюной.

– Забавно, мне послышалось, внашеммире…

– Вам не послышалось.

– Так, миссис Ланье, можно вас на секундочку.

Декан взял женщину под руку и отвёл к окну.

– Послушайте, – начал он тихо, время от времени поглядывая в сторону профессора, – я всё понимаю, мы всё понимаем, но нас не поймут спонсоры и руководство университета. Я хорошо отношусь к Альберту, он гениальный учёный и отличный педагог, но что мне сказать в отделе кадров? Нужна же отчётность, за что ему платить?

– Я понимаю, – кивала она.

– И эта его идея с запутанностью, кто будет её спонсировать? Как это вообще возможно? Я не хочу вас оскорбить, совсем не хочу, – он подошёл ещё ближе и говорил в самое её ухо, – но мне кажется, он не совсем в себе.

– Я психолог, мистер, – одёрнула его Инес, – и мне лучше знать, когда человек в себе, а когда не в себе!

Миссис Ланье знала, что сейчас её муж не в себе, но не призналась бы в этом никому, и уж точно не вот этому напыщенному ослу.

– Тем более, тем более, вы всё видите, – продолжал настаивать декан. – Я не против, совсем не против таких вот, с вашего позволения, особенных людей, у нас почти все физики такие, но не стоит терять трезвости мышления, миссис, не стоит отрываться от реальности. Мы живём в обществе, и ходить в таком виде по университету…

– Да он просто устал.

– И я о том же, и я о том, – он всё ещё держал её под локоть, а она не знала, как бы высвободиться, – вам надо отдохнуть, возьмите отпуск. Я сам отправлю его в отпуск, всё сделаю сам. Вот отпускных не гарантирую.

Миссис Ланье знала, что отправить человека в неоплачиваемый отпуск равносильно увольнению, только неофициальному. И если её муж погрязнет в этой теории, то, скорее всего, он не вернётся в университет.

Этот господин в чёрном костюме с дорогим атласным галстуком продолжал сочувственно улыбаться ей.

– Вы очень любезны, сэр, – сказала она и наконец освободилась от руки декана, – нам пора.

– Идите-идите, всего доброго, мистер Ланье.

Профессор кивнул.

Женщина взяла мужа за руку и, извинившись, вышла с ним из кабинета.

– Инес, – успокаивал её муж, – не волнуйся, я совсем близко.

– Близко к чему, Альберт?

Взгляд её был потухшим, но полным любви, каким бывает взгляд матери, которой говорят, что её ребёнок безнадёжен. У них не было детей, он ей был как ребёнок.

Профессор Ланье смотрел в стену, в обычную университетскую стену, на которой не висело ничего. Нередко он так зависал.

– Близко к чему, Альберт? – повторила она вопрос.

– Квантовые связи есть в мозгу, – вдруг ответил он, – понимаешь, в мозгу! В маленьких трубках. Они есть у тебя, у меня, у каждого из нас. У каждого из всех. Именно они формируют сознание. Сознание формирует квантовый эффект.

Он посмотрел на дверь кабинета декана.

– Они – идиоты, все идиоты, это грандиозно, они не понимают, не верят, а ты веришь?

– Верю, – потупила взгляд миссис Ланье.

Она не знала, чему ей верить, она не знала, что ей делать. Если в молодости, в минуты такой его болезненной отстранённости, она хоть чем-то могла его отвлечь, хотя бы собой, то сейчас и это невозможно. Она уже давно не могла бы никого отвлечь собой. Годы всегда берут своё, у кого-то отнимают красоту, у кого-то разум. Она с жалостью посмотрела на мужа, погладив его по седеющим волосам.

– Пойдём домой, Альберт.

– Разум – это энергия, милая.

– Я знаю.

– И частица – это энергия. Энергия фотона, например.

– Нас ждёт такси.

Она взяла его под руку и повела к лестнице, он был в пиджаке, подштанниках и почему-то домашних тапках.

«Где он взял эти тапки?» – думала она.

– Так почему же частица может быть в суперпозиции, а материя – нет? Почему человек не может? – продолжал он.

– Разве разум – это материя, Альберт? – пыталась она хоть что-то уловить.

– Нет, милая, нет! Это энергия, но как направить её? Как ты думаешь, разум может быть в нескольких местах одновременно? У нас может быть два разума?

– Сознание и подсознание, если только так.

– Только так! – вскрикнул Ланье.

– Ещё есть сны, но они подконтрольны разуму.

– Откуда ты всё это знаешь? – вылупился на жену профессор.

– Я же психолог, Альберт. Принципы работы отделов мозга…

Она посмотрела на него, он был и вправду удивлён.

Он действительно забыл, кем она работала.

– Гипноз! – сказал он.

– Гипноз, – повторила она.

– Ты знаешь?

– Знаю.

Они вышли из кампуса.

– А если?

– Вполне возможно…

Они сели в такси.

– Мир таковой только потому, что мы смотрим на него.

– Всё может быть.

– Не будь наблюдения, не было бы ничего. И для того чтобы повлиять на прошлое, совсем не обязательно отправлять туда объект из настоящего. Достаточно лишь воздействовать на тот объект. Человек погружается в принудительное состояние сна, его мозг работает, сознание подвижно, оно посылает картинки из прошлого, целые фильмы из прошлого. Да, наука ещё не научилась телепортировать материю, и материи как таковой в состоянии суперпозиции не существует… По крайней мере, это еще не доказали.

– Не доказали…

– Но мало ли чего не доказали лет так, скажем, двести назад, но это же не значит, что того нет сейчас.

– Не значит. Поверните направо.

– Мы будем работать не с материей, мы будем работать с сознанием человека, – задыхался Ланье. – Оно может управлять всем. Любой поток сознания – это энергия, а любую энергию можно измерить и изменить.

– Можно во время терапии…

– Прекрасно! А если за основу взять теорию блоковой вселенной…

– Какой?

– Параллельной…

– Параллельной? – «Совсем плох», – подумала миссис Ланье.

– Именно так, если прошлое существует одновременно с настоящим, значит, сознание настоящего непрерывно связано с сознанием прошлого. Наше сознание – вот то нематериальное, что находится в состоянии нелокальности.

– Тебе надо поспать.

Они добрались до дома. Мистер Ланье был и правда плох и выглядел как бродяга, забывший, что такое душ. Его волосы были взъерошены, седые пожирневшие пакли то и дело падали на глаза, он убирал их к затылку, но они всё равно спадали. Его щетина превратилась в бороду, рубашка стала похожа на ночную сорочку, неудивительно, ведь он в ней спал, и спал, и ел, хотя миссис Ланье передавала ему вместе с продуктами пару рубашек и бельё, но он их, как всегда, не заметил.

Профессор стоял в душе, горячая влага стекала по его спине, била крупными каплями по лицу и темени. Его затвердевшие мышцы постепенно приходили в себя. Они расслаблялись, стали мягче, и Ланье постепенно осел. Он сидел в ванной, положив голову на жёсткое эмалированное ребро, мысли его путались, постепенно превращаясь в один чёрный, бессмысленный рой. Ланье знал, что эта наука не всем даёт овладеть собой. Многих, желавших заглянуть куда не следует, она сводила и сводит с ума. Наш разум, подстроенный под законы макромира, мира, в котором он живёт, который сам он и построил, совсем не адаптирован понимать что-то большее. Это претит его природе, это сводит с ума. Но Ланье не так прост. «Не на того напали, – думал он. – Я знаю, что это возможно, – говорил он сам с собой, – знаю, что мы тоже живём в квантовом мире, просто не понимаем этого. Что нам мешает это понять? Что нам мешает?»

Ланье смотрел на капли, бьющие вниз, на водоворот, уходящий в глубь водопровода, всё уходило вниз. Гравитация, понял Ланье, она замедляет время, законы квантовой физики невозможны на земле из-за земных законов. Единственное, что свободно, – это разум. Разум не подчиняется законам материи. Он есть энергия. Энергия наблюдателя. Если реальность меняется под наблюдением за ней, значит, наблюдение формирует реальность. А наблюдая из настоящего за прошлым…

– Инес, – крикнул он из ванной, – Инес, я всё понял!

Инес, которая всё время находилась под дверью, боясь, что её муж что-нибудь учудит или упадёт в обморок, выждала немного и зашла.

– Расскажи мне всё о влиянии на разум, Инес, всё, что есть в психологии.

Ланье стоял голый и мокрый. Он смотрел на неё каким-то новым, посвежевшим взглядом. На его покрасневшем от пара лице можно было заметить слегка возбуждённую улыбку.

Она сняла с крючка полотенце и прикрыла его гениталии. Кто знает, что взбредёт ему в голову. Однажды он выбежал за газетой в чём мать родила. Инес целый год не могла смотреть соседям в глаза. Сейчас всё было в порядке, потому что это были другие соседи. Они тогда переехали.

– Тебе бы поспать, Альберт.

Но профессор не слышал её. Он что-то писал на запотевшем зеркале. Потом то же самое он писал в кровати и не спал ещё пару ночей, опустошив весь запас колумбийского кофе. Лишь когда миссис Ланье пригрозила ему врачами на дом, за вызов которых придётся платить, профессор, вспомнив неприятный инцидент на автобусной остановке, отложил исписанные листы и выключил прикроватный ночник.

Его благоверная жена думала, что он спит, но он не спал, он так и лежал с открытыми глазами, в которых бегали формулы и цифры, постоянные и относительные, реальные и нереальные гипотезы. Лишь под утро он заснул. Ещё через пару дней позвонил декан справиться о здоровье профессора. Инес поблагодарила, сказав, что всё хорошо, соврав, что всё хорошо, надеясь, что тот ей поверил. Она, как человек с высшим образованием, как психолог с двумя докторскими, всегда могла привести мужа в чувства. Всегда, но не сейчас. Никакие разговоры и методы не действовали на него. Ей показалось, она теряет мужа, ей показалось, она осталась вдовой.

– Знаешь, Инес, – как-то сказал он ей, – если я когда-нибудь исчезну, значит, у меня получилось.

Неужели он был серьёзен, неужели он, человек такого ума, поверил в невозможное? Инес не могла этого видеть, она знала, как сходят с ума, она думала, что он сошёл. Думала до того, пока он не пришёл к ней с журналом в руках. Его теорию напечатали. Его гипотезой о схожести квантовой природы разума с квантовой запутанностью частиц заинтересовались и другие учёные. Но пока она так и оставалась гипотезой. Позвонили из университета, сказали, что будут рады, предложили другой кабинет, освободили от лекций, вернули ставку, но Ланье было плевать на всё. На весь этот мир, которому он уже не принадлежал.

18 глава

– И почему это дело поручили нам?

Ронни сидел на пассажирском сиденье старого «Форда» и смотрел, как пластиковая обивка двери старательно билась о металлический каркас.

– Ты не хотел бы машину поменять, Морис?

– Нет, не хотел.

– Ты с такой тачкой никакую бабу себе не подцепишь.

– Я и не хочу никого цеплять…

– Ты и правда замутил с Глорией? Я, конечно, всё понимаю, Морис, несколько лет без жены, одинокие завтраки, отсутствие секса, но Глория, серьёзно? Это же Глория, я даже не знаю, сколько ей лет. Я боюсь таких женщин: непонятно, сколько им – тридцать пять или пятьдесят пять…

– Ну ты загнул!

– А что, сейчас, знаешь ли, всего можно ожидать. Я вчера видел свою соседку. Помнишь миссис Клаус?