Земля матерей

– Я Мила Уильямс, а тебя зовут Никки, и мне четырнадцать лет, потому что эта мелкая деталь затруднит нас найти, поскольку все будут искать двенадцатилетнего ребенка. Но мам, это же глупо. Нас раскусят за полминуты.

– Не раскусят, если привлекать внимание к ложным запоминающимся мелочам. Я тренер по теннису, работаю в школе, никаких особых достижений, хотя одного из моих учеников едва не взяли в национальную сборную. Кемпинг «Кэмп-Каталист», куда мы направляемся, принадлежит семье уже много лет, родители твоего отца превратили его в место корпоративного отдыха. Пешие прогулки по горам, катание на лодках по озеру, рыбалка, обучение туристическим навыкам. Ты не поверишь, как этот офисный планктон обожает учиться разводить костры и ставить палатку.

– Подожди, это реальное место?

– Нет. Но ты понимаешь, что я хочу сказать. Завали собеседника подробностями, сочинять которые никому не придет в голову. Например, самым популярным видом отдыха в КК, это аббревиатура «Кэмп-Каталист», был тематический лагерь зомби для групп от десяти до тридцати взрослых, с трехразовым питанием. Когда мы приезжали в гости, ты играл в маленького зомби, но теперь ты уже большой и считаешь это детской глупостью.

– А в озере однажды появился аллигатор, но только потом выяснилось, что это ручная игуана, сбежавшая от одного из местных жителей.

– Однако легенда продолжает жить, вот почему на фирменных футболках изображен аллигатор.

– Но что, если кому-нибудь вздумается поискать «Кэмп-Каталист» в интернете?

– Хорошее замечание. Тогда давай не будем упоминать никаких названий, только наши имена.

– И папино. Профессор Юстас Уильямс-младший.

– Юстас? – давится от смеха мама. – Черт возьми, откуда ты взял этого Юстаса?

– Кто скажет, откуда берется вдохновение? – улыбается в ответ Майлс, взмахом руки обозначая божественную тайну всего этого.

– Гм. Как насчет Алистера Уильямса? Спортивного журналиста провинциальной газеты? Это вяжется с тем, что я тренер по теннису.

– Мам, но ты же ничего не смыслишь в спорте!

– Да, ты прав. Верно подмечено. Хорошо. Твой отец Ал работал в Лос-Анджелесе медбратом, а я занималась ландшафтным дизайном, разбивала сады в коттеджных поселках.

– Ого, мам. Это просто… здорово!

– Но о других родственниках мы не будем упоминать, ладно? Чтобы не запутаться в собственных выдумках. – Она корчит гримасу, словно съела что-то горькое, и Майлс размышляет, что сейчас самое время спросить: «Что сталось с тетей Билли?» Но он не хочет знать. Если произошло что-то по-настоящему плохое, мама бы ему сказала, правда? Или не очень плохое. В любом случае это его вина. И он это знает.

– Мам, а почему бы нам не поехать в Чикаго к тете Тайле и девочкам? – выпаливает вместо этого он, и мама расслабляется, самую малость, опускает напряженные плечи. – Разве они нам не помогут?

– Может быть, и поедем. Это хорошая мысль. Мы оценим наши варианты, когда остановимся, выйдем в интернет.

– Но мы сможем?

– Посмотрим, тигренок. Я не хочу…

– Что?

– Подвергать их риску.

Вот еще одна великолепная возможность спросить. Какое-то мгновение ему кажется, что мама сейчас выложит все сама, и он внутренне собирается, стискивает дверную ручку с такой силой, словно собирается ее оторвать.

– Эй, смотри, – говорит мама. – Нам сегодня везет. Работающая заправка.

Она сияет неоновым маяком в пустыне, мигающая вывеска отбрасывает причудливые тени от выстроившихся на стоянке фур, чьи погашенные фары похожи на мертвые глаза. Невозможно сказать, как давно они стоят здесь, подобно пустой скорлупе. Майлс гадает, успели ли их уже разграбить, было ли в них что-либо полезное, или же все они были заполнены никчемным дешевым дерьмом вроде плюшевых игрушек или пластмассовых ведерок.

Он ждет в машине, пока мама заходит внутрь заплатить за бензин и купить что-нибудь поесть, потому что лучше, чтобы их не видели вдвоем. В темной кабине одной из фур вспыхивает огонек зажигалки, освещая женское лицо, руку, прикрывающую зажатую во рту сигарету. Почему-то это зрелище кажется Майлсу интимным, и он отворачивается. Ему кажется, что это еще страшнее, чем пустая скорлупа, когда в каждой кабине есть кто-то, выжидающий, смотрящий, когда кто-то затаился за окнами всех безмолвных городов, через которые они проехали, где небо такое большое и черное, а звезды такие холодные и яркие, будто божественные светодиоды.

Ощущение неистовой ярости от кражи денег из бумажника угасло, и Майлс размышляет о том, каким мягким и илистым кажется на вид песок пустыни, и кто может тащиться на своих угловатых ногах через кусты к неоновому маяку. Или сидит у окна в одной из этих погруженных в темноту кабин, с заплесневелым ртом и длинными белыми руками.

Словно Раковые пальцы. Которого на самом деле не существует. Майлс это понимает. Это лишь страх, подобно спазмам живота. Раковые пальцы приходил в ночных кошмарах, когда он был на карантине на базе Льюис-Маккорд, где у него постоянно брали какие-то анализы, а видеться с мамой разрешали только в часы посещений, папа умер, и все умерли, кроме него и Джонаса, а также еще нескольких мальчиков с волшебной мутацией. «Не будь глупым ребенком!» – останавливает себя Майлс. Он знает, что в пустыне никого нет. Нет никаких высохших длинных пальцев, тянущихся к дверной ручке, чтобы выдернуть его из машины и утащить в темноту.

Мама стучит в окно, и Майлс едва не вскрикивает от испуга.

– Я нашла нам новую машину. Идем.

Он помогает ей увязать все их пожитки, все то, что у них есть на целом свете, и всякий раз их становится все меньше и меньше: от дома в Окленде к аэропорту, от военной базы к «Атараксии»; сумка с одеждой для девочки, остатки печенья, свечи, фонарик, набор кухонных ножей и подушка, прихваченные из «Орлиного ручья», бутылка какой-то непонятной газировки и домашние пирожки с курицей, которые мама только что купила в магазине при заправке.

Аромата еды, сочного и соленого, недостаточно для того, чтобы отвлечь внимание Майлса от того, что машина, к которой они направляются, белый фургон, ощетинившийся антеннами и спутниковыми тарелками, очевидно, предназначается для отлова детей.

– Похоже на фургон смерти, – жалуется Майлс.

– Метеорологическая лаборатория, – говорит мама, словно это автоматически отнимает у фургона право также принадлежать серийному убийце.

Миниатюрная женщина, заправляющая бак, при их приближении приветливо машет рукой. В ее взъерошенных волосах фиолетовая прядь; на ней очки в виде кошачьих глаз, слова «Девушки из службы погоды, штат Невада», выведены готическим шрифтом на джинсовой куртке.

– Мы не можем просто так взять и сесть к ней в машину. Ты ее не знаешь. Не знаешь о ней ничего.

– Внешние знаки и признаки, тигренок, указывающие на соплеменницу.

– Что это означает?

– Во-первых, коричневая кожа, – начинает загибать пальцы мама. – Во-вторых, пурпурные волосы. В-третьих, метеоролог, а ученые нам нравятся. В-четвертых, мое чутье, которое, должна добавить, у меня великолепное. И она готова подвезти нас до самого Солт-Лейк-Сити. По ее словам, там есть коммуна с интернетом, и нам не нужно будет никому показывать свои документы.

– Может быть, документы они не спрашивают потому, что это шайка убийц и им так легче прятать трупы. И серийная убийца запросто может выкрасить себе волосы, сама знаешь.

– Она из нашего племени, поверь мне. И послушай, если это не так, мы поедем на грузовике. Твой отец одобрил бы такой план.

– Это нечестно, мама, – пытается возразить Майлс, но женщина шагает к ним и протягивает руку, пахнущую соляркой.

– Привет, – говорит она. – Меня зовут Бхавана. Можешь звать просто Вана. А ты, должно быть, Мила. Твоя мама рассказывала о тебе. – У нее золотая заколка с молнией, и Майлс наконец понимает, в чем дело. Эта Вана правда похожа на маминых йобургских подруг, которые устраивали шумные вечеринки с настольными играми и фильмами ужасов, куда его не пускали. Но нельзя же доверять каждому, у кого прикольные волосы.

– Забирайтесь, устраивайтесь поудобнее. Прошу прощения за беспорядок, а если вам захочется потрогать оборудование, спросите сначала разрешение, договорились?

Выпотрошенный салон фургона заполнен, надо так понимать, различным метеорологическим оборудованием, на вид мудреным и скучным; по полу громыхают пустые банки из-под диетической кока-колы. Майлс усаживается на скамейку вдоль борта, а мама, забравшись вперед, показывает ему большой палец.

– Какая задница, что ваша машина сломалась, – говорит Вана. Двигатель фургона оживает, и она отъезжает от заправки. Они возвращаются на шоссе. «Прощай, машина!» – думает Майлс, потому что, судя по всему, теперь вся их жизнь такая – расставаться с вещами. Расставаться с людьми. С Эллой. С Билли.

– Хотите, я сведу вас с хорошим механиком? Не сомневаюсь, он со всем разберется, если вы так уж привязаны к своей машине. На следующей неделе я возвращаюсь в Элко, так что я могла бы вас подбросить. А можете обратиться за помощью в Солт-Лейк-Сити. Но только тут нужно будет собрать кучу бумаг. Патти говорит, это потому, что автомобильная промышленность все еще надеется на возрождение. Как будто это когда-либо случится!

– Кто такая Патти? – спрашивает мама.

– Хозяйка логова в Каспроинге. А также моя подушка безопасности в Солт-Лейк-Сити. Это сборище анархистов, социалистов, внесистемщиков и прочих свободных радикалов. И всевозможных животных. По большей части собак, но еще там есть несколько спесивых кошек, а также курицы и утки. Отличные девчата, они вам понравятся.

– Вы следите за ураганами? – спрашивает Майлс.