Герцог в сияющих доспехах

– Но что, если за нами погоня? – спросила Олимпия, когда он вел ее к ялику. – Нельзя ли заручиться поддержкой лодочника? Тогда он, наверное, нас не выдаст.

– Я давно обнаружил, что деньги красноречивее любых слов, – ответил Рипли.

Сплетни его не волновали: их видело пол-Лондона – Олимпию вообще невозможно не заметить, – так что судачить непременно начнут, однако Рипли надеялся исправить положение, если девушку благополучно доставить в Твикенем еще до наступления ночи.

Нет, это было посложнее банального розыгрыша. Как он может за всем уследить? И главная беда – Эшмонт. Насколько Рипли знал своего приятеля, в его духе было продолжать напиваться. А может, этот разгильдяй уже допился до бесчувствия. Таким образом повышались шансы на то, что по следам сбежавшей пустятся ее же родственники, что будет уже совсем не забавно.

Рипли не улыбалось выслушивать кучу обвинений и требований объясниться, не видел он и резона оправдываться перед кем бы то ни было, в том числе и перед самим собой.

Они подошли к ялику, возле которого дежурили гребцы. Благодаря наличным золотым и герцогской манере, которая не располагала ни к расспросам, ни к сомнениям, Рипли уладил дело очень быстро.

Оставалось только посадить девицу в лодку.

Задача не представлялась особенно трудной. У пассажирских лодок наличествовал длинный узкий нос, по которому пассажиры могли перейти на судно, не замочив ног.

Рипли выбрал просторное судно, на котором свободно размещались несколько пассажиров и гребцы – ребята самые крепкие и надежные с виду из всей той братии, что дожидалась клиентов.

Уставившись на лодку, Олимпия спросила:

– Это что такое?

– Баржа лорд-мэра, по несчастному стечению обстоятельств, сегодня занята, – сказал Рипли. – Моя яхта стоит в Уортинге, как мне сообщали в последний раз. А это ялик.

С интересом наблюдавшие за ними гребцы молчали, что свидетельствовало об одном: им заплатили достаточно, чтобы обеспечить и молчание, и максимальную скорость, – поскольку лодочники на Темзе деликатностью не отличались.

– Уж больно низкая у него осадка, – с сомнением заметила леди.

– Их специально такими делают, – пояснил Рипли. – Для остойчивости и… неважно. Могу объяснить вам принципы судостроения позже. Просто давайте в него сядем, хорошо? И постарайтесь не упасть, пока не опуститесь на скамью. Но даже если упадете, то не утонете – здесь слишком мелко, – однако кому-то придется вас вылавливать. Сомневаюсь, что могу вымокнуть еще больше, но лезть в эту сточную канаву мне не хочется.

Разумеется, он полезет, если понадобится: не позволять же этим мужланам хватать леди своими ручищами.

– У меня кружится голова, – пожаловалась Олимпия.

– Так можно еще вернуться и лечь в уютную постельку.

– Нет, ни за что!

– Уверены?

Если она колеблется, он отвезет ее назад, скажет, что это одна из знаменитых шуток «их бесчестий», и на том приключение закончится. Нет, конечно, будет не так весело, как если бы Эшмонт бросился за ней в Твикенем, но даже Рипли не пал бы столь низко, чтобы дать ей по голове, выбив дух ради более изощренной забавы.

– Сейчас это было бы полной глупостью, – добавила она.

– Правильно, – согласился он. – Несомненно, как и ваше пребывание здесь, а не, скажем, на свадебном завтраке. Не кажется ли вам, что данное положение – я лишь предполагаю – может шокировать своим безрассудством?

Она воззрилась на него.

– Вы так думаете? А вас не шокирует, что вы сейчас здесь, со мной?

– Это как раз соответствует тому, как должно быть, – ответил Рипли.

– Как это? – не поняла Олимпия.

– Разве вы сами не признались, прекрасная дама в беде? Стало быть, я ваш рыцарь в сияющих доспехах.

Ее брови поползли вверх, а он добавил:

– Вот в чем разница.

– Я бы так не сказала, – возразила девушка. – В вашем случае это скорее… – В ее глазах блеснули веселые огоньки. – Катастрофа.

– Вы собираетесь садиться в ялик, или мне сделать то, что мог бы сделать другой – очень голодный и менее галантный, – а именно сбросить вас с моста? – спросил Рипли.

Олимпия посмотрела на деревянный мост, который стоял, попирая законы физики, не говоря уже об эстетике, уже лет шестьдесят. Он был выстроен под неудобным к течению реки углом и мог похвастать восемнадцатью быками, который буквально наползали друг на друга. Суда то и дело в них врезались. Злые языки утверждали, что Баттерси-бридж построили для удобства тех, кому нужно было перейти на другой берег, но вовсе не для судов, которые под ним проплывали.

Единственным мостом на Темзе, который мог бы поспорить с ним по несуразности и уродству, был его собрат в Патни, чуть выше по течению.

– Или мы просто можем подождать здесь, – предложил Рипли. – Эшмонт протрезвеет, явится сюда и спасет вас от меня.

Рипли обернулся на толпу, которая ожидала посадки на пароход: никаких признаков погони, – однако время-то шло. Долго ли они ехали в кебе? Эшмонт, верхом или в собственном экипаже, проделает этот путь гораздо быстрее, если (1) находился в сознании, (2) мог сложить два и два и (3) пришел к совершенно очевидному выводу.

Другими словами, вероятность не особенно велика.

Вновь взглянув на беглянку, Рипли обнаружил, что она за ним наблюдает. Сейчас ее глаза казались голубыми.

– Нет, – повторила девушка. – Жребий брошен. Сегодня я замуж не выйду, и точка.

Очень хорошо. Назад не возвращаемся. Отлично. По крайней мере, можно поразвлечься.

– Не поможете сесть в лодку? – попросила Олимпия. – Или желаете посмотреть, как я свалюсь в воду?

– Это было бы незабываемое зрелище, – сказал Рипли. – Только беда в том, что это позабавит также лодочников и прочих зевак, а мы и без того привлекли к себе достаточно внимания.

– Мне кажется, в этом как раз и состоит смысл вашей жизни, – заметила Олимпия. – Привлекать к себе внимание. Или это выходит случайно? Поскольку если это не так и вы все обдумали… – Ее брови сошлись на переносице. – Неважно. Лучше даже не пытаться угадать, что творится у вас в голове. В любом случае мне трудно думать, потому что трудно. Это дилемма?

– Так и не надо гадать, не надо думать – все просто!

– Это многое объясняет в поведении некоторых джентльменов, которых лучше не называть по имени. Виной всему бренди…

– Садитесь в ялик, – сказал Рипли и, сжав ее локоть, повел девушку в лодку.

Пройти по носу оказалось задачей несложной, а вот дальше началось: леди то и дело спотыкалась и ругалась как сапожник, хоть и по-французски. Кружевной тюль развевался как паруса, а ноги герцога путались в юбках. Пару раз невеста сваливалась в его объятия, и тогда приходилось чертовски постараться, чтобы самому не упасть за борт, но ему все же удалось, в конце концов, усадить леди на скамью под уродливым навесом.

Похоже, лодка использовалась еще и для рыбалки – во всяком случае, на дне было полно хлама, выловленного в реке, и вонь стояла еще та. Рипли тонул в юбках девушки, а налетевший ветер поднял вверх фату и бросил ему на голову. Он схватил облако кружев, чтобы стащить с лица, как раз в тот момент, когда Олимпия потянула фату к себе, и пальцы их соприкоснулись.

Она вздрогнула и, смутившись, отвернулась и стала смотреть в воду.

А он не мог забыть те моменты, когда она падала в его объятия и вырывалась во время посадки в ялик, и аромат ее волос.