Посмотри на неё

– Почему все смотрят? – спрашиваю я. – Это из-за того, что ты теперь вдова погибшего парня?

Наверное, ты посчитаешь меня грубой. Нетактичной. Или же ты подумаешь, что я стерва, – ничего страшного. Люди думали обо мне вещи и похуже. Но мне нечего скрывать. Мне не было грустно из-за того, что Марк погиб. Я не плакала на его похоронах. Я пошла на его похороны только потому, что мама меня туда потащила, а потащила она меня потому, что любит Табби и считает ее своей второй дочерью. Моя мама хотела быть там, чтобы поддержать Табби.

(Я соврала. Мне есть что скрывать. Но это не мое истинное отношение к Марку. Все оплакивают парня, которого не существовало. Истинная его натура мне была не по душе, и мне совсем не жаль, что он умер).

– Должно быть, – отвечает Табби в перерыве между пережевыванием сандвича. С тех пор как Марк умер, к ней вернулся аппетит. Когда они были вместе, он всегда донимал ее тем, что она ела. «Марк хочет, чтобы я перестала есть фаст фуд. Марк сказал, что у меня быстрее появится рельеф, если я перестану употреблять сахар. Марк сказал, что пеший поход будет отличной тренировкой для моих ног и задницы».

Марк хотел. Марк сказал.

Люди продолжают смотреть весь оставшийся день. Когда Табби везет нас домой, из окна машины я показываю средний палец кучке женщин среднего возраста, одетых в кардиганы. Они кажутся мне знакомыми. Они и меня осуждали. Пусть болтают.

Только после ужина, когда я захожу в «Фейсбук», я вижу ее: ссылку на статью в «Колдклиффском вестнике», где говорится о причине смерти Марка. Лу Чемберлейн запостила ее. Она ненавидит Табби.

Утопление. Моя грудная клетка сжимается, словно собственная кожа стала мне мала. Все полагали, что он умер из-за того, что разбился о скалы. Какая ужасная, злая ирония. Марка-Акулу погубила неглубокая мутная речушка.

Однако не из-за самой статьи мурашки начинают бежать у меня по коже. Все из-за комментариев под ней. Комментариев про Табби.

«Что-то здесь не сходится: почему она не проверила, все ли с ним в порядке?» – Это написала Лу.

«Они ссорились на вечеринке у Элли – все это видели».

«Готова поспорить, она знала, что он собирался ее бросить, и слетела с катушек. Вы же знаете, что она очень вспыльчивая? Как-то раз она послала мистера Мансини».

«Они ссорились из-за их ребенка!!!»

Я перестаю читать. Достаточно. Может, это было неизбежно, и я знала, что подобное произойдет. Все начинают выбирать сторону. Табби не суждено было стать просто вдовой Марка.

Ей суждено было стать его палачом.

Выдержка из дневника Табби

23 июля 2018

Я встретила мальчика, и я тут же влюбилась в него. Как это вообще возможно? Я даже не знаю, зачем я все это пишу. Наверное, потому, что я должна что-то писать, если хочу когда-нибудь стать писателем. Многие даже не знают, что я хочу быть писателем. Такой большой мечтой делиться не нужно.

Итак, Марк Форрестер. Я знаю, что он меня тоже любит. Наверное, он мой единственный. Элли сказала, что еще рано делать такие выводы, но она сама никогда не влюблялась, так что ей не понять. Марк не такой, как другие мальчики. Он не боится показывать, насколько я ему небезразлична. Он реально принес мне на свидание цветы – красные розы. Я одну засушу, чтобы в один прекрасный день показать ее нашим детям.

Наверное, именно поэтому я все это пишу. Потому что это тоже моя большая мечта, которой не нужно делиться, но мне необходимо доказательство того, что это все не сон. Я не могу никому об этом рассказать. Никому не нравятся люди, которые настолько счастливы.

6

Элли

МНЕ ВАЖНО РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ кое-что о Табби. Тебе нужно знать, как она познакомилась с Марком. Все это было из-за меня, так что часть вины за это лежит на мне. Я заставила ее прошлым летом пойти со мной на мини-гольф, потому что у моего папы был купон на группу, и папа не хотел, чтобы он пропал зря.

– Я ненавижу мини-гольф, – сказала Табби. – Там нужно обувать эти уродливые туфли, в которых до тебя побывали ноги тысяч людей.

– Это в боулинге. Я обещаю, что если ты со мной пойдешь, я потом угощу тебя мороженым.

До мороженого дело так и не дошло. Мы так долго возились с мини-гольфом, что следующая за нами команда догнала нас. Их группа состояла из парней, которые были на несколько лет старше нас. Табби настолько разозлилась, что просто взяла и пнула мячик ногой в лунку.

Один из парней засмеялся. Табби тут же повернулась к нему.

– Что смешного?

– Твоя… эм-м техника. Она довольна интересная. – Он облокотился на свою клюшку.

– А ты можешь лучше?

Он пожал плечами.

– Ну, мне ногами пользоваться не нужно.

– Что я могу сказать? Когда есть проблема, я ее решаю. И мне не нужно, чтобы какой-то парень доставал меня менспленингом[6 - Менсплейнинг (англ. Mansplaining) – термин, получивший распространение в среде феминисток, снисходительная манера разговора, используя которую, мужчина объясняет что-то женщине с помощью упрощенных формулировок, делая скидку на ее пол.].

– Менсплейнингом? – Он смеялся, но она даже не улыбнулась.

– Да. Это когда какой-нибудь придурок говорит девушке, как ей лучше что-то делать.

Именно так они и познакомились. Табби всегда обязательно нужно было с кем-нибудь спорить. Ее родители все еще были вместе, но родителями их можно было назвать лишь условно. Они не спорили, не ругались, потому что ни у одного из них просто не осталось на это сил.

Табби любила Марка. Он не был идеальным парнем, а она не была идеальной девушкой. Они обижали друг друга ненамеренно. Они обижали друг друга нарочно. Иногда трудно отличить одно от другого, пока метафорический нож не заденет за живое.

А сейчас я расскажу кое-что обо мне и Табби. Мы стали подругами в первую неделю учебы в восьмом классе, и вместе нас связала кровь. Если точнее, то у меня начались месячные, и Табби оказалась поблизости. Я стояла в кабинке школьного туалета, глядя на свои трусики, и в панике держала испорченную розовую юбку между сложенной в несколько слоев туалетной бумагой, молясь о том, чтобы пятно исчезло. Я дождалась полнейшей тишины, прежде чем выйти из кабинки, после чего я попробовала отлепить юбку от задницы и засунуть ее под кран в раковину. Именно в этот момент Табби нашла меня. Она была новенькой, и вокруг ее персоны уже начали кружить всякие сплетни. Поговаривали, что она переехала из Нью-Йорка, что ее отец был музыкантом, имевшим популярность в девяностые, что сама Табби была ребенком-моделью, что она была уже не девственницей, что подвеска в виде большого черного креста на ее шее, которую она иногда носила, была на самом деле наполнена наркотиками.

Я знала, что разрыдаюсь, когда она начнет смеяться надо мной, стоящей посреди туалета с трусами в крови и мокрой юбкой в руке. Я приготовилась к унижению, но Табби порылась в своей сумочке и достала оттуда тампон.

– Вот, – сказала она. – Я всегда ношу запасной.

Я не хотела говорить ей о том, что это мои первые месячные – то событие, которое моя мама захочет со мной отпраздновать по возвращении из школы. Я понятия не имела, как пользоваться тампоном, и мне было стыдно признаваться в этом Табби. Каким-то чудом мне этого делать и не пришлось.

– Когда у меня впервые пошли месячные, я была на вечеринке у бассейна. В белом купальнике. Именно в тот момент я поняла, что Бога не существует. – Она рассмеялась, и ее смех был больше похож на лай. – У этих есть пластиковые аппликаторы. Насколько я знаю, других не существует. Просто присядь и засунь его внутрь. Я здесь, если понадобится помощь.

Я очень, мать ее, надеялась, что помощь не понадобится, и, к счастью, мне потребовалась всего пара минут в кабинке, чтобы безо всякого сопротивления засунуть в себя тампон. К тому времени, как я вышла из кабинки и вымыла руки, Табби успела снять с себя клетчатую рубашку оверсайз, которую она повязала вокруг моего пояса.

– Вот. Теперь никто никогда не узнает, что случилось. К тому же теперь твой прикид выглядит еще круче.

Я рассмеялась, и она тоже. Мне захотелось ее обнять, но я не стала этого делать. Всю ночь меня преследовали мысли, что она всем рассказала о моих месячных и о том кошмаре, следы которого она помогла мне скрыть. На следующий день я думала, что мне будет неловко встретить ее в школьном коридоре, но это было не так. Она сама подошла к моему шкафчику, и мы начали болтать, и с тех пор так и не перестали. Она говорила правду, когда сказала, что никто никогда не узнает о том, что тогда случилось.

У Табби и меня много общего. Нас обеих назвали в честь наших бабушек: Табита и Элеонор, и мы обе ненавидим наши имена, поэтому мы начали представляться сокращенными формами, которые, слава богу, у этих имен были. Она стала Табби, а я – Элли. Мы обе изменились, когда отказались от лишних букв, став девчонками, которым хотелось диктовать свои правила.

Нам обеим нравится находиться в центре внимания. Иногда кажется, что мы с ней соперничаем за место на сцене, которой даже не существует.

Мне не нравится вращаться вокруг ее солнца, а ей не нравится вращаться вокруг моего. Обычно у подружек бывает так, что одна из них не против находиться на заднем плане и помогать другой выглядеть лучше на ее фоне. Она играет роль помощницы – верной и немного застенчивой. Мы с Табби в данном аспекте резонируем, потому что обе напористые и требуем всеобщего внимания. Иногда этого внимания оказывается слишком много.

Нам обеим нравятся «Настоящие домохозяйки»[7 - Настоящие домохозяйки (англ. The Real Housewives) – американская медиафраншиза, состоящая из нескольких реалити-шоу жизни богатых домохозяек, проживающих в различных регионах по всей территории США.], караоке и халапеньо. Мы обожаем Хеллоуин, потому что это значит, что мы можем нарядиться, не беспокоясь о том, что нас станут осуждать за желание показать как можно больше обнаженного тела (по крайней мере, не станут осуждать слишком уж сильно). Мы проводим слишком много времени в «Снэпчате», балуясь с фильтрами, которые меняют лица. По окончании школы мы обе ходим отправиться вместе в какое-нибудь путешествие, хотя мы так и не решили, куда именно. Табби хочет в Австралию, а я – в Таиланд. Куда-нибудь, где можно будет работать официантками, жить в хостеле и менять парней, как перчатки.

А вот еще кое-что общее, что есть у меня и Табби: Бэк Резерфорд. Но я расскажу о нем позже. Я не хочу, чтобы меня возненавидели сразу же.