История знаменитых путешествий. Марко Поло

Однако в Венеции дела обстояли совсем иначе. Крошечная, но охватывающая взором целый мир Венеция вступала в позднее Средневековье, в период экономического роста, культурных достижений и расширяющейся коммерции. Путешествия были не исключением –  нормой. Складывается впечатление, что каждый венецианец был путешественником и купцом или хотя бы стремился им стать. По всей Европе политические силы, прежде рассеянные среди хаотичных, непрочных империй, бравших начало во временах Рима, складывались в вооруженные и организованные города-государства, подобные Венеции. Увеличение коммерческих связей между городами-государствами вызвало прорыв в искусстве, технологиях, исследованиях и в финансовой сфере. Появились компас и часы, ветряные и водяные мельницы –  жизненно важные для европейской экономики. Основывались университеты, дожившие до наших дней. В результате Венеция –  да и вся Европа, как мы знаем, –  пошла в рост.

Венеция –  чарующая, византийская, стоящая на воде, –  относилась к важнейшим центрам коммерции и культуры Европы XIII века. Процветающий город-государство жил ремеслами и торговлей. Торговля преуспевала благодаря агрессивному флоту, доблестно защищавшему город от постоянных нападений соперников-генуэзцев и арабских пиратов. В отличие от других средневековых городов Венеция не имела ни стен, ни ворот. В них не было нужды. Лагуна и болота защищали Венецию с воды и с суши. Будучи воротами к богатствам Востока, Венеция породила искушенную торговую аристократию, к которой относилось и семейство Поло, известное частыми путешествиями на Восток, особенно в Константинополь, за драгоценными камнями, шелками и пряностями. Венецианское общество было чрезвычайно расслоенным, отчаянно независимым и коммерческим. Оно держалось на уникальной комбинации феодального долга и широты взглядов.

Благодаря компактности Венеции, зажатой между лагуной и врагами, ее население остро ощущало свое единство. «Сосредоточившись в столь ограниченном пространстве, венецианцы, –  пишет историк Джон Джулиус Норвич, –  создали уникальную атмосферу единства и сотрудничества. Этот дух давал о себе знать не только во времена общенародных потрясений, но, что еще важнее, в повседневной жизни. Все венецианские аристократы, разбогатевшие на торговле, хорошо друг друга знали, а близкое знакомство порождало взаимное доверие, подобное тому, которое в других городах редко выходило за пределы семейного круга» [3 - Здесь и далее цит. в пер. А. И. Блейз.].

В результате венецианцы приобрели репутацию эффективных и скрупулезных дельцов –  самых передовых в Европе. «Торговое предприятие, –  говорит Норвич, – даже рассчитанное на огромный начальный капитал и многолетние усилия, сопряженные с большими рисками, на Риальто можно было организовать за несколько часов. Это касалось и простого партнерства между двумя купцами, и создания крупной компании, способной профинансировать крупный флот или трансазиатский караван. Иногда договоры заключались на определенный срок, иногда –  и чаще –  сделки автоматически расторгались по достижении оговоренной цели. Но так или иначе все было основано на доверии, и каждый твердо знал, что доверие не будет обмануто».

Практически все венецианцы участвовали в коммерции. Вдовы инвестировали в торговлю, и любой юноша без средств к существованию мог назвать себя «купцом», просто начав карьеру в бизнесе. Пусть риски были велики, невообразимые богатства завлекали всех предприимчивых, жаждущих и неразумных. Состояния наживались и терялись за одну ночь, и богатство венецианской семьи могло зиждиться на одной успешной экспедиции в Константинополь.

Венецианские купцы разработали разнообразные стратегии для преодоления трудностей в оживленной, широко разветвленной торговле. За отсутствием стандартной разменной валюты многообразие монет было кошмаром менял. У Византийской империи были безанты, в арабских странах –  драхмы, во Флоренции –  флорины. Венеция стремилась принимать все, основываясь на пропорции золота и серебра в каждой монете для определения ее ценности. Купцы, подобные Поло, пытались обойти эту нестройную монетную систему, неизбежно приводившую к недоразумениям и обесценивавшую монеты, используя вместо валюты драгоценности, такие как сапфиры, рубины и жемчуг, пользовавшиеся повсеместным спросом.

Для разрешения этих сложных и экзотических финансовых проблем Венеция разработала самую передовую в Западной Европе банковскую систему. От нее берут начало депозитные банки на всем континенте. В 1156 году Венецианская республика, первой со времен Античности, ввела государственный заем. Она же создала первые в Европе законы, регулирующие нарождавшуюся банковскую систему. В результате этих нововведений Венеция могла похвастать самой передовой коммерческой практикой.

Для нужд торговли с Востоком Венеция приняла римскую систему контрактов. Сложные контракты морского займа и морского обмена закрепляли взаимные обязательства судовладельцев и купцов и даже обеспечивали страховые выплаты, обязательные в Венеции начиная с 1253 года. Наиболее распространенным видом соглашений между купцами была commenda, или, на венецианском диалекте, collegantia –  контракт, основанный на античных образцах. В вольном переводе это означало «деловое предприятие». Документ отражал скорее практиковавшиеся в торговле обычаи, нежели набор постоянных принципов. Хотя эти контракты XII и XIII веков выглядят устаревшими, они вполне современны в том, что требуют строгой отчетности. Подобные контракты отражали сущность и поддерживали зачатки капитализма задолго до введения в обиход этого понятия.

Еще одна поразительно современная черта в мировоззрении венецианцев: мир для них был «плоским» в том смысле, что все в нем было взаимосвязано вопреки природным и государственным границам. Мир представлялся им сетью постоянно меняющихся торговых путей по морю и по суше. В поисках ценных пряностей, драгоценных камней и тканей венецианцы по морю и по суше добирались во все четыре конца света. Благодаря их предприимчивости минералы, соль, воск, снадобья, камфара, гуммиарабик, мирра, сандаловое дерево, корица, мускатный орех, виноград, фиги, гранаты, ткани (особенно шелка), меха, оружие, слоновая кость, страусовые перья и перья попугаев, жемчуг, железо, медь, золотой песок, золотые слитки, серебряные слитки и рабы из Азии следовали по переплетению торговых путей в Венецию из Африки, Средней Азии и Западной Европы.

И еще более экзотические товары попадали в город на борту чужеземных судов. Огромные мраморные колонны, пьедесталы, панели и плиты, привезенные из руин храмов или дворцов Константинополя, греческих и египетских городов, складывали на пристани. Памятники Античности, надгробия погибших или умирающих цивилизаций, запутанными путями попадали в темный уголок площади Святого Марка или на фасад пышного палаццо герцога, а то и богатого венецианского купца. Многообразие товаров было столь велико, что об этом заявляет даже шекспировский герой, Антонио из «Венецианского купца»: «Наши торговля и доходы в руках всех наций» [4 - Пер. Т. Щепкиной-Куперник.]. Венецианская торговля была синонимом глобализации –  еще одна новорожденная идея той эпохи. Для увеличения размаха предприятий венецианцы вступали в партнерство с правительствами отдаленных стран и с их купцами, презирая расовые и религиозные границы. Арабы, евреи, турки, греки, а потом и монголы становились торговыми партнерами Венеции, даже если в политике оставались ее врагами. Поло были не первыми из купцов, добравшимися из Европы в Азию, хотя благодаря усилиям Марко Поло они стали самыми знаменитыми.

Куда бы ни попадали венецианцы, их узнавали по отчетливому акценту и диалекту –  венето. Этот язык, подобно другим романским языкам, основывался на латыни, но усвоил словарь, синтаксис и произношение других языков –  в том числе немецкого, испанского и хорватского. К ним примешивалась и малость французского. В венето было много звуков З и КС, но почти не было Л. Лорд Байрон, хваставший, что насладился двумястами венецианками за двести вечеров подряд, назвал венето «сладким бастардом латыни» [5 - В пер. В. Левика цитата из поэмы «Беппо» звучит так: «Люблю язык! Латыни гордый внук, / Как нежен он в признаньях сладострастных!» –  Прим. ред.]. Дополнительно осложняло дело существование множества вариантов венето. Венецианцам Поло, вероятно, нелегко было понимать диалекты соседних областей: Падуи, Тревизо и Вероны.

Отдельные слова из мира Марко Поло перешли из венето в английский. Венецианцы тех времен приветствовали друг друга «чао», точнее sciavo или sciao vostro, что буквально означает «я –  ваш раб». (В Венецию это выражение пришло из хорватского.) «Гондола» –  тоже венецианское слово, хотя неизвестно, когда в городе появилась эта длинная, изящная черная лодка. Вероятно, во времена Марко Поло в извилистых городских каналах теснились разнообразные маленькие суда: гребные, парусные и галеры.

И «арсенал» как место, где производят и хранят оружие, пришло в венецианский язык от арабского «дар аль синаа», что означало «мастерская». Европейцы эпохи Марко Поло, используя это слово, подразумевали Арсенал в Венеции, прославленный центр судостроения. Корабельщики здесь работали на своеобразном конвейере, позволявшем с невероятной скоростью снаряжать галеры стандартными, подготовленными заранее частями, такими как кили и мачты. Испанец Перо Тафур, посетивший Венецию, описывает отточенные, как балетные па, действия рабочих: «От одного шлюза начинается длинная улица, заполненная морем, и на нее с обеих сторон открываются окна зданий Арсенала. Лодка буксирует по ней галеру, а из окон на нее ставят: из одного –  снасти, из другого –  хлеб, из следующего –  оружие, затем баллисту и мортиры, и так со всех сторон подают все необходимое. Когда же галера достигает конца улицы, на нее всходит команда с веслами, и она уже снаряжена целиком и полностью».

Тафур описывает выпуск десяти «полностью снаряженных» галер за шесть часов: по одному военному кораблю каждые тридцать шесть минут. При такой скорости неудивительно, как быстро венецианский Арсенал мог превратить голый киль в полностью снаряженное судно, которым восхищалась вся Европа. Капитаны имели право окрасить свои галеры в любой цвет –  покуда он был черным.

Успехи венецианцев проистекали отчасти из единодушного ощущения гражданского и духовного предназначения. Мифология Венеции была мощной и красноречивой. Тезка Марко, святой Марк, был главным покровителем города. Связь была в лучшем случае призрачной, но во многом определяла коммерческий, предприимчивый дух города. В 828 году группа венецианских купцов затеяла похищение мощей святого Марка из захоронения в Александрии и с триумфом доставила их венецианскому дожу.

В оправдание своего поступка купцы говорили, что стремились лишь спасти мощи от осквернения мусульманами, и сочинили соблазнительный, хотя и малодостоверный рассказ о том, как во время перехода корабля с телом Марка по Адриатическому морю поднялась буря, которая загнала корабль в лагуну, над которой позже встала Венеция. Судно якобы простояло ночь на том самом месте, где позднее возвели дворец дожа. Венцом истории было явление Марку ангела, который сказал ему утешительные слова: «Покойся здесь». Со временем в этих словах стали видеть двойной смысл: что в лагуне Марку не грозят бури и что он принадлежит –  кому же, как не Венеции? Перенос мощей святого Марка в Венецию остался, пожалуй, самым выдающимся похищением реликвий за всю историю христианства.

Тело Марка оставалось в Венеции и во времена Марко Поло, и после того. Оно покоилось в личной часовне дожа. Резиденция дожа была единственным строением в городе, которое носило имя дворца: все прочие здания, какими бы они ни были богатыми и пышными, даже те, что выходили на Большой канал, назывались «каса» –  то есть дом, и это слово обычно сокращали до «ка». Так, дом семьи Поло назывался и называется по сей день Ка Поло.

В Венеции правила олигархия: правительство составляли 150 родов торговой аристократии. Менее 1 % населения определяли судьбу остальных 99 %. Порой тому или иному семейству удавалось пробить установившиеся границы и выбиться в ряды аристократии, однако с 1297 года эта практика была прекращена. Для поощрения коммерции Совет Венеции позволил среднему классу образовывать гильдии. Эти ассоциации и школы квалифицированных рабочих и ремесленников помогали бедным и даже содержали больницы. Возможно, Поло принадлежали к одной или нескольким гильдиям, что способствовало их коммерческим успехам. Их признавали богатыми купцами, но в правительство города они не входили. Вероятно, их имена не дошли бы до потомства, если бы не фантастические подвиги Марко Поло и его упорное самовосхваление.

«Дож» –  венецианское слово и венецианское понятие. Слово происходит от латинского «дукс», то есть вождь. Первые дожи были военачальниками, назначавшимися византийским императором. Когда город стал приобретать самостоятельное значение, ему понадобился собственный лидер, и звание дожей вошло в ряд постоянных местных реалий. Светский владыка, дож сохранял тесную связь со святым покровителем, и в его обязанности входила защита доверенной ему реликвии. Считалось, что святой Марк благословляет и защищает Венецию. Это соглашение обеспечивало верность Венеции западному христианскому миру, поскольку святые восточных сект, входившие в пантеон города, подчинялись святому Марку. Итак, дож и святой Марк совместно распоряжались судьбой города.

Сочетание светской власти дожа и духовного влияния Марка создавало в республике чувство политического предназначения –  в конечном счете светского.

Дож был таинственной личностью и редко являлся перед народом. Он воплощал вечную, мистическую связь Венеции с морем, схожую с узами брака. Венецианцы воспринимали это настолько буквально, что каждую весну дож во время торжественной церемонии бросал в Адриатику золотое кольцо, закрепляя венчание с морем, примерно так же, как поддерживал взаимовыгодный оборонительный договор с Марком.

Культ дожа подтверждался ежегодно в праздник Вознесения –  главный праздник венецианского календаря. Этот день отмечал захват венецианцами Далмации в 1000 году под предводительством дожа Пьетро II Орсеоло. С тех пор все венецианцы –  дож, горожане и духовенство –  отмечали это событие, освящая Адриатическое море.

Венецианцы питали страсть к красочным и зрелищным церемониям, но ни одна не могла сравниться с празднованием дня Вознесения.

Церемония начиналась с шествия городских властей, несущих воду, соль и оливковые ветви, освященные к празднику. Шествие всходило на флотилию галер, называвшуюся muda. К флотилии присоединялся дож на богато украшенной барже. Двигаясь к Лидо, духовенство пело псалмы, а епископ молил Бога «даровать нам это море». Разворачиваясь в символическое венчание дожа с Адриатикой, Sposalizio del Маге, церемония становилась еще пышнее и много говорила о психологии венецианцев. В 1177 году папа Александр III даже подарил дожу золотое кольцо, объявив при этом: «Прими его как залог власти твоей и твоих преемников над морем». Торжественно поднявшись с трона, дож бросал в воду освященное кольцо, провозглашая: «Мы венчаемся с тобой, о Море, в знак истиной и вечной власти Светлейшей Венецианской Республики».

После мессы дож устраивал пиршество для духовенства и видных горожан. На площади Святого Марка восемь дней подряд длился праздник, кульминацией которого становилась торговая ярмарка, знаменитая по всей Европе, поскольку товары для нее стекались в Венецию со всех краев земли. Даже церковь участвовала в празднестве, раздавая индульгенции всем участникам.

В 1268 году, когда Марко исполнилось четырнадцать, празднество по случаю избрания нового дожа, Лоренцо Тьеполо, превзошло даже ежегодное венчание с морем.

Церемония началась в духе милосердия: дож официально встретился со всеми политическими и личными врагами, устанавливая новый дух доброй воли и доверия.

По окончании церемонии командующий флотом республики провел корабли мимо Дворца дожей, читая при этом молитву за дожа и за Венецию и окончив ее словами: «Да поможет вам святой Марк!» Галеры рассыпались по городским каналам, а за ними следовали все суда с окрестных островов.

Затем празднество переместилось на сушу, где члены гильдий по двое маршировали по узким улочкам Венеции в костюмах, представляющих род занятий каждой. Все они прошествовали перед дожем и его женой-догарессой. Там были моряки в белых одеждах с красными звездами, меховщики в шапках с горностаевой оторочкой, ткачи в оливковых венках и с оливковыми ветками в руках, мастера-ремесленники в золотых и пурпурных одеяниях и даже стегальщики в плащах, украшенных лилиями, с гирляндами из бус на головах, а также сапожники, цирюльники, стеклодувы в алых плащах, отороченных мехом, –  все богатство и слава Венеции.

Вне праздников жизнь в Венеции бывала жестока. Женщины считались людьми второго сорта и рассматривались как движимое имущество. Рабовладение было обиходным явлением, особенно владение (и злоупотребление) рабынями, чьи хозяева, даже состоявшие в браке, использовали их для сексуальных услуг. Укоренившиеся обычаи закрепляли униженное положение женщин. Будущему мужу венецианцы давали такой совет: «Мужу не следует руководствоваться советом жены, не способной к здравому суждению, поскольку конституция ее не здрава и сильна, но слаба и ущербна».

Однако это мрачное общество было родиной Поло, здесь был его дом, полный незаконных детей и рабов, но надежный и безопасный, и в городе скандалов его репутация оставалась сравнительно безупречной.

За неполных двести лет с тех пор, как мощи святого Марка освятили Венецию, республика немало продвинулась к овладению Адриатикой и приморскими областями. Венецианский флот научился встречать боем грабителей, таких как норманны под предводительством Робера Жискара, чья армада грозила преградить Венеции пути через Средиземное море. В яростной схватке с судами Жискара, случившейся в Адриатике у западного албанского города Дураццо, венецианские корабли, не сумев пробиться в гавань, сцепившись, образовали плавучий остров, заградив проход. При подходе вражеских судов венецианцы на лодках, спущенных с «плавучего острова», пускали примитивные торпеды из бревен навстречу подступающим кораблям, топя их или нанося тяжелые повреждения. Тем не менее Дураццо остался за норманнами, в то время как венецианские купеческие и боевые суда рыскали по Средиземноморью в поисках добычи. Пожалуй, ни в одном городе-государстве коммерция так не сближалась с военным искусством, как в Венеции, где война и торговля стали почти синонимами. Республика практически непрерывно находилась в состоянии войны: то в форме партизанских действий, то в холодной войне, споря за территории и влияние, то в жестоких сражениях с решительным врагом. Не всякий раз победа оставалась за Венецией, но ее солдаты и моряки всегда готовы были с боем отстаивать коммерческие интересы.

Ни один из городов-государств не мог сравниться с Венецией в мореходном искусстве. Если купцы Республики пользовались почетом, то ее беспощадные моряки-воины внушали страх. Марко Поло в то или иное время выпало побывать в обеих ролях: торговца в мирное время и командующего в битве.

В 1204 году Венеция праздновала большую победу: захват Константинополя объединенными силами европейских государств, главное событие Четвертого крестового похода.

Триумф христианства во времена Марко Поло не казался предопределенным. Римская церковь вела войну за место под солнцем с множеством врагов: с исламом, с монголами, с Греческой православной церковью и даже с внутренними врагами. Век веры был в то же время веком смятения, опасностей и войн.

Первоначальная цель Крестовых походов была проста: позволить христианским паломникам по-прежнему посещать Гроб Господень –  могилу в Иерусалиме, где, по преданию, упокоилось тело распятого Христа. Пилигримы стекались к этой святейшей из христианских святынь по меньшей мере с конца VIII века. Со временем право на Иерусалим стали оспаривать друг у друга христиане и мусульмане; и ближние, и дальние государи боролись за господство над городом. Коренной перелом произошел в 1009 году, когда фатимидский халиф Хаким –  мусульманский правитель в Каире –  призвал к уничтожению Гроба Господня. С тех пор христианам и иудеям, которым, на свое несчастье, довелось оказаться в Иерусалиме, грозила казнь, а христианский квартал в городе был обнесен неприступной стеной, допуск за которую был ограничен. За пять последующих лет были сожжены или разграблены тысячи церквей.

Запрет лишь подогрел желание христиан совершать паломничества в Иерусалим, церковь же организовала ряд Крестовых походов –  общим счетом восемь –  с благородной целью вызволить христианские святыни из рук жестоких мусульман. Собранные на войну за веру с неожиданно возвысившимся исламом крестоносные воинства быстро распадались в распрях за политические выгоды и добычу. Ко времени короткого Четвертого похода (1202–1204) папство утратило власть над предприятием, главенство над которым оспаривали различные светские властители Европы. Дошло до того, что монархи порознь начинали собственные крестовые походы.

Первоначальный план Четвертого крестового похода был достаточно прост: папа Иннокентий III и проповедник Фульк из Нёйи-сюр-Марн призвали одолеть мусульманское воинство. Крестоносцы собирались взять Иерусалим по пути в Египет, и им нужна была поддержка Венеции.

Венецианцы, верные своим коммерческим принципам, держались в стороне от Крестовых походов. Однако в данном случае их лидеры почуяли, что религиозные войны могут оказаться выгодным вложением капитала. С их точки зрения, поход был попросту военной кампанией, нацеленной на достижение политических и финансовых выгод, и как таковой был понятен и близок венецианцам. После долгих переговоров, затянувшихся на восемь дней, республика согласилась перевезти 35 000 рыцарей с оруженосцами и пехотинцев, 4500 лошадей, предоставить корабли, построенные специально для этого случая, и припасы –  все по вздутым до небес ценам. Французские лидеры похода страстно стремились поставить морскую силу Венеции на службу своему делу, но платить они не торопились, и в результате тысячи крестоносцев собирались в окрестностях Венеции, на Лидо, ожидая приказов и развлекаясь тем временем азартными играми и развратом.

Осознав, что Франция не в состоянии расплатиться по своим обязательствам, представители Венеции предложили новую сделку: они простят долг, если безработные крестоносцы помогут им достигнуть несколько иной цели –  подчинить Зару (Задар), мятежный город по ту сторону Адриатического моря. Французы согласились. Зара пала, и участники поровну разделили добычу. Эта сделка довершила превращение Крестового похода из войны за веру в коммерческое предприятие.

Затем воодушевленные крестоносцы отплыли к Константинополю, столице Византийской империи, унаследовавшей восточные области Римской империи. Константинополь, названный именем римского императора Константина Великого, правившего в IV веке, был городом множества религий, однако преобладало в нем православное христианство. Крестоносцы считали православную религию почти столь же богохульной, как ислам, и потому заслуживавшей их мести. Впрочем, подошло бы любое оправдание, каким бы натянутым оно ни было, потому что Константинополь был сказочно богатым и легкодоступным трофеем.

Константинополь гордился не военной мощью, но библиотеками, произведениями искусства и архитектурой, превосходившей все известное в Западной Европе. Архитектурный стиль был перенят у римлян: римские арки, колонны и орнаменты –  в сочетании с заимствованными с Востока элементами –  стали основой византийской архитектуры. Население –  более миллиона человек –  десятикратно превосходило население Венеции, но оказать сопротивление город не смог.

Разграбление Константинополя в 1204 году продлилось три дня –  дни смерти и разрушений. Миряне и священники, женщины и дети –  мечи крестоносцев не щадили никого. Когда насилие пошло на убыль, толпа ринулась в церкви, ломая алтари и вынося священные сосуды. Пьяные солдаты вместо попон покрывали спины своих лошадей облачениями священников. Пьяная проститутка плясала на патриаршем престоле, распевая непристойные куплеты. Разбивали –  или уносили –  надгробия и статуи античных времен. Тогда же многие из шедевров, манускриптов и религиозных принадлежностей были укрыты в относительно безопасных селениях и монастырях вне городской черты. Даже после ухода крестоносцев грабежи продолжались еще несколько лет.

Венецианцам достались самые лучшие трофеи: они умели оценить церковную утварь, распознать самые дорогие камни, самые лучшие статуи. Зримым символом завоевания стала четверка бронзовых коней из Константинополя, украсившая базилику Святого Марка. Эти кони воплощали отборную добычу, похищенную венецианцами и осевшую в городе. Лучшие константинопольские ремесленники тоже попали в Венецию. Легионы стеклодувов, серебряных и золотых дел мастеров, иконописцев, художников и скульпторов доставили в Венецию, где их искусство со временем стало служить принявшему их городу.

Известие о разграблении Константинополя и о зверствах, совершенных во имя христианства, ужаснуло папу Иннокентия III. Он успел отлучить от церкви множество крестоносцев, прежде чем осознал, что авансом отпустил им грехи и что его позиция может ослабить папство перед лицом непримиримых противников. После этого он умолк и, не вмешиваясь, наблюдал, как богатства Константинополя перетекают в римские соборы и церкви.

Православная церковь так и не простила Венеции ее роли в разграблении, а Константинополь так и не вернулся к прежней славе. Завоевание нарушило баланс сил, и большая часть империи подпала под контроль Венеции. Константинополь со временем вернул себе роль важного коммерческого центра, ворот на Восток для Марко Поло и других купцов, но утратил цельность и блеск. С тех пор этот город, населенный греками, венецианцами, египтянами и турками, славился не столько роскошью, сколько раздорами.

Венеция же представала перед миром единым фронтом. Город управлялся горсткой знатных семей. Предки Марко Поло, хотя род его был довольно видным, никак не принадлежали к самым богатым или облеченным властью семействам. Эта честь оставалась за родами Дзено, Кверини и Дандоло, из которых выходили дожи, правившие городом-государством, и защищавшие его адмиралы. В том расслоенном обществе Поло находились на несколько ступеней ниже. Уважаемое и состоятельное семейство все же зависело от правителей города.

По поводу происхождения этой семьи согласие так и не достигнуто, но одна из версий предполагает, что Поло перебрались в Венецию из далматского городка Себенико в 1033 году. Себенико владели попеременно венгры и хорваты, позднее он вошел в состав венецианской империи. По другой версии, Марко Поло родился на Курцоле –  острове, который позднее был захвачен генуэзцами. Есть и иное мнение, что Поло укоренились в Венецианской лагуне еще ранее.

Каково бы ни было его происхождение, Марко был связан и с угасающей античной традицией, и с нарождающимся в Европе Ренессансом. Имя Поло –  римское Паулюс в венецианском произношении –  часто появляется в гражданских записях начиная с 971 года, когда венецианец по имени Доменико Поло подписал петицию, запрещавшую торговлю с арабами. Позднейшие записи показывают, что различные представители семьи Поло владели землей и соляными копями и служили судьями по всей территории. Эта их деятельность предполагает, что предки Марко Поло и в Венеции не теряли связи с ее взятой с бою провинцией –  Далмацией.

Одна из нитей коммерческих интересов семьи Поло протягивалась в Константинополь. Записи 1168 года, когда Византийская империя была еще в силе, показывают, что брат деда Марко Поло, носивший то же имя, занял денег и отправил в Константинополь корабль –  как позже младший Марко отправил корабль в битву у Курцолы.