Гаятри и Васяня под крылом московской «тантры»

В затылке свинцовой тяжестью застыло ожидание. Онемевшая рука казалась отчуждённым фрагментом чугунной статуи. Попытки её поднять вызвали удивление: конечность совершенно не желала слушаться. К тому же, где-то в глубине висков… словно «беспардонный дровосек» со злым упорством и настойчивостью пробивался строго в многострадальный мозг – там раздавались размеренные болевые толчки.

В комнате царил полумрак. При попытке повернуться на бок, одновременно с очередным ударом – Бурмистров понял, что не может даже шевельнуться. Он чувствовал боль, но тело его не подчинялось, оно не реагировало на команды.

От острой жалости к себе на глазах навернулись беспомощные слёзы…

Постепенно – ворочаясь, словно черви – в сознание начали выползать вызывающие рвоту голоса…

– Женился и сошёл с ума… отравил бабусю…

– Причём дворянского происхождения – внучку белогвардейского офицера!

– А всё чего? – Дочитался до чёртиков, крыша-то и поехала!

– Дык… Эти кастанедовцы – они и не такое вытворяли! Сколько их вон из окон повыпрыгнуло?

– Этот хоть жениться успел…

– И квартиру на законных основаниях передать жене…

– Да уж… Самолично подписал все бумаги – перед тем, как… поступил благородно…

– Ну, скажем «жене» – это несколько неточно: она-то уже давно – заранее подписала завещание всего своего имущества – движимого и недвижимого, в пользу известного Общества!

– Под началом Ярослава Андреича, как мы все прекрасно помним.

– Умничка! – Обменяла, можно сказать, на помощь в воссоединении со своим погибшим возлюбленным, неким Гаятри…

– Право же: такое прекрасное имя, и такие похвальные чувства!

– Да уж! Помнится, она даже настаивала поторопиться… чтобы это произошло по-возможности быстрее…

– Да, да! Как же, как же! – Именно! Когда забирала паспорта с печатями о браке… Точно-точно! Торопилась, голубушка…

– Это да, это молодые правильно решили… Благодарствуйте…

– Нотариус подтверждает: находясь в трезвом уме и здравой памяти!

– Аккуратный такой! Документик-то – копию – положил в ящичке стола, сверху, чтобы долго не искали… а оригинал заблаговременно жене отдал. Вот же, как всё рассчитал!

– Отож! Сначала дела уладил, а уж потом старушку-то… – как Раскольников… Истинно, русская душа! Не пожалел благородной дворянской кровушки!

– Ну, на самом деле он поступил не так уж загадочно, а как раз вполне закономерно. Из-за нервного срыва после женитьбы…

– Она ведь ему изменяла, с соседом его… а вы бы на его месте что сделали?

– Сначала стал принимать наркотики, проявил себя неадекватным – на работе и дома. (Свидетели есть, однако)… Потом пытался покончить с собой при помощи таблеток, которыми травил бабусю… (вскрытие покажет). И наконец – повесился!

– И всё, чтобы освободиться от ответственности за бабушку!

– Не только! Не забывайте об издевательствах над женой! Свидетельство от доктора… За это ему тоже могли срок дать.

– Вот я и говорю, разве не мудрое решение он принял?

– Да, многим эти занятия Тантрой принесли свободу от ответственности! – Что правда, то правда!

Бурмистров попробовал, было, возразить, что «не отравлял бабусю» и тем более «не имеет никакой жены», но увы – его попытки произнести что-то вслух не увенчались успехом. С огромным напряжением пытался он шевелить губами, но не произносил ни звука…

***

А меж тем – вокруг продолжалось что-то запредельное.

В воздухе витал запах медикаментов: незнакомое вещество втягивалось тонко вибрирующими ноздрями: опасное и притягательное – оно проникало в лёгкие, вызывая укачиващий головокружительный эффект и удивляющую немоту…

На любимом кресле, вытянувшись и одновременно изогнувшись вбок – посреди комнаты «сидело» мёртвое бабкино тело. Несколько человек в специальных дыхательных масках, напоминающих противогазы, окружили сидящую бабулю…

На шее бывшей Клары Адольфовны висела серенькая, слегка пушистая льняная верёвочка, – удерживающая белый с надписью от руки плакатик: «Труп пострадавшей».

На остальных собравшихся, высвечиваясь в полумраке белыми прямоугольниками, тоже красовались опознавательные таблички: «Друг семьи», «Почтальон», «Врач»… – Дойдя до таблички с надписью «Жена, свидетель обвинения» Василий с удивлением обнаружил женщину в маске – слегка напоминающую Розку: на ней был короткий голубой – вроде медицинского халатик, сквозь распахнутый разрез которого – сзади – просматривалась округлая белая попа, и на ногах ажурные чулки с кружевным краем. Васяня с тоской припомнил знакомое кружево, но одновременно – отсутствие такой обожаемой им чуть выше левой ягодицы Розкиной родинки…

Рядом с группой собравшихся – на полу, в застывших позах на порванном матрасе расположились ещё две фигуры: на одной плакат гласил «Сасетка Нина», на другой – «Бомж, муж сасетки».

Проследив взглядом до стола, где что-то писал человек с надписью «Нотариус», Бурмистров снова поплыл в небытиё…

Напоследок, среди липко наползающей темноты – в воздухе уплотнилось красивое полупрозрачное лицо женщины: она с любопытством всматривалась Бурмистрову в глаза…

– Зачем же ты убил бабушку, Вася? – прозвучал тихий голос.

После чего пропали все звуки.

И только на месте, пониже исчезающего лица женщины – размеренно качалась табличка с надписью «Мама»…

Часть семнадцатая

Эпилог

Когда Александр Козинцев вернулся из деревни, то долго звонил в дверь своего партнёра по шахматам. Однако, устав от бесплодных усилий – бросил это дело и вызвал милицию. А вскоре… уже находясь в роли понятого – он созерцал вскрытие двери, суету и толкотню, а главное – самого своего «партнёра»…

В квартире Бурмисторовых витал смешанный запах каких-то лекарств и благовоний.

В комнате Клары Адольфовны оказались плотно зашторенные окна, и царила вязкая злополучная тишина. Сама Клара Адольфовна, вернее то, что от неё осталось, а именно – труп старушки – лежал на кровати, вытянувшись в торжественной позе: в бархатных домашних тапочках бордового цвета, с руками на груди и лицом, направленным в потолок.

На трупе было красное с зелёным и розовым, расшитое лентами и рюшами платье, в котором она напоминала восковую куклу, вроде клоунессы цирка, лежащую в мавзолее.

Начёсанные волосы бедной старушки окружали лицо пышной, хотя и жалкой, седой «пеной». Накрашенные ярко-малиновым цветом губы и свекольного оттенка «жизнерадостный румянец» на обильно напудренных щеках вызывали в памяти нехорошие образы. На веках закрытых глаз – ультрамариновая синь – сдвигала у зрителей так называемую «точку сборки». Бабуля выглядела как будто разрисованная для смеха красотка. В её семьдесят с лишним – нелепость такой картины вызывала навязчивые мысли об осквернении трупа. Вид бабульки апеллировал к жалости и отвращению одновременно.

А рядом – словно нарядная игрушка-марионетка с ёлки в Рождественскую ночь – свешивался с люстры её дорогой внук: Вася Бурмистров.

На его лице тоже – всё тем же малиновым цветом… расползлась знаменитая среди молодёжи «улыбка Джокера», раскрашенного героя популярного фильма.