Песнь зимы

Вита не ответила, дернула спиной, нервно сбрасывая с себя Ганову руку.

– Отойди и не смотри.

Ган не послушался.

Пленница забралась на широкий подоконник. Воздух за оконным проемом был на удивление тих и спокоен, бешеные ветры и бури не любили приходить сюда. Взмахнула руками и прыгнула рыбкой. Ган припал к окну, наблюдая, как сжимается в полете человеческое тело, становясь тугим, черно-белым комком.

Пингвин Адели.

Килограммов шесть всего-то и будет. Сколько их он пожрал за последнее время? Не сосчитать…И как ей удается так сжиматься…

Далеко внизу у самого основания стены, птица мягко вошла в воду. Почти бесшумно. Чуткий Ган не расслышал и не увидел всплеска.

Став подводной тенью, Вита стремительно понеслась, петляя высоко в толще, почти у самой поверхности воды. Страх прочно удерживал ее там, не ниже не выше. И глубже опуститься нельзя – огни затянут, и на самую поверхность не подняться – страшно, заметят из окон слуги Властелина Зимы.

Глава 5. Надежды

Знаешь, что это за лошадь? Это лошадь Багри-Маро

С четырьмя ее главами и ногами восемью.

Ты ее не трогай повод и седлать ее не пробуй,

Не заглядывай ей в очи, или встретишь смерть свою…

Зима уже перевалила за две трети, а Вита все никак не могла забыть произошедшего. Ночами ей являлся во снах Ган и смотрел, и буравил глазами ее бедную голову. А вокруг поднимались ледяные стены с вмерзшими в них кровавыми жилами и обрывками цепей. И огни, огни были всюду, слепили, сияли.

А потом из огней появлялся небесный корабль и уносился в черноту ночи над головой…

Вита знала, что Ган просто так не отстанет. Такие не отстают. Не доковырялся он в Витиной памяти, не выяснил нужное. Отпустил, чтобы сопернику добыча не досталась. Тому, страшному…

Орке.

Так что обязательно вернется Ган и потребует платы за свое сомнительное добро. Отпустил же? Помог сбежать? А то, что сам пленил, сам мучил, так то не в счет. Прибежит. Прибежит, как миленький! Вот только когда?

Когда…

После того раза Вита больше не ходила на побережье. Обрыскав вдоль и поперек окрестный лес, нашла под сугробами замерзший пруд с бурой водой. Целый день пришлось потратить на то, чтобы пробить желтый, испещренный хвоей и листьями лед. Подо льдом спали рыбы. Замшелые, старые, уродливые. Невкусные. Но все же съедобные. Каждый раз, принося их домой, Вита думала о море. О его свежей зелени, о ледяных островах, сверкающих, как слезы. О пронзающих водную толщу солнечных лучах и искрящихся косяках рыбы…

Нельзя туда.

И здесь, в Игривице, тоже боязно.

Она пыталась успокоиться тем, что прежде слуги Властелина Зимы не заходили в деревню. Они рыскали рядом, но к домам не подходили. Таково было ведьмино защитное колдовство. И все же что-то подсказывало, что вопреки всем правилам Ган придет. Заявится, и надо бы его встретить во всеоружии. Чтоб неповадно было в Игривицу ходить. Чтобы узнал наконец, что тут ему не замок Зимы, здесь людская территория. Людская и ее, Витина. Не любила она причислять себя к нечисти, к зверью. Человеком хотела быть.

Всегда и во всем.

– Дед, а, дед? Меч отдай, – заявила требовательно старику Каю, пока тот, кряхтя, вырезал деревянную ложку из кривого сучка.

– На что тебе? – Кай нахмурился, глянул исподлобья на внучку.

– На то, что враги к нам нагрянуть могут, – пояснила Вита уклончиво.

Про то, ведь, что у них с Ганом произошло, она не рассказала никому. Долетела тогда до родного берега, выскочила из воды и, отдышавшись, заставила себя успокоиться. Только как тут успокоишься? Надо домой идти, а как идти, когда колотит всю от пережитого, а самое главное, нет одежды? Деду и бабушке можно объяснить: дескать, смыло волной, украли. Они-то Витину тайну знают и все поймут. Понервничают, конечно, на море ходить запретят, но…

Хуже будет, если Вита в таком виде другим деревенским попадется. Тут не выкрутишься, люди голыми по морозу не ходят. Это лишь нечисти под силу.

И все же она рискнула.

В последний момент додумалась нарядиться в мешок. Продрала в нем дыры для рук и головы, надела. Стало немного спокойнее. Жаль, рыбу оставить пришлось. Темнота и непогода скрыли Виту от лишних глаз. Ей повезло. Добралась она тогда до родного дома незамеченной…

– Враги, говоришь? Это какие же? – Кай сурово чиркнул ножиком по заготовке.

– Всякие, дед, – заюлила Вита. – Мало ли врагов? Вон в позапрошлом году…

– Я помню, что в позапрошлом году было, поэтому меч не проси.

Тогда под конец тяжелой зимы явились в Игривицу тощие злые разбойники. Их было мало, силы они давно порастратили, но голод и холод заставили их броситься в последний раз на уютную деревеньку. Местные в Игривице дали отпор. С вилами вышли, с топорами. Была среди них и пара бывших вояк. Те и вовсе мечи достали. Дед Кай тоже хотел пойти сражаться, но одолел его тогда досадный недуг: сорвал спину, поднимая в козлятнике упавшее бревно-опору. Вместо него пошла Вита. Пошла и разрешения ни у кого не спросила. С дедовым мечом и щитом выступила, решительная, окрыленная. Очень хотела. Выскочила за дверь, накинув бушлат и Каев тулуп, чтобы сразу не узнали и не прогнали, а потом, в мясорубке, уже поздно гонять было…

Меч и щит Вита знала с детства. Кай, когда был помоложе, сам ее учил. Вкапывал ей во дворе толстое бревно и заставлял рубить его – набивать руку. Каждую по очереди. И левую. И правую. Щит тоже давал. Заставлял держать и вскидывать по нескольку раз подряд. Сперва Вите казалось, что этот круглый обколотый по краям тяжелый щит и вовсе от земли оторвать невозможно даже с ее оборотневой силой. Но дед заставлял крепко держать и вскидывать. Раз за разом. Сперва по десять раз, до полной уверенности на десятом. Потом больше…

Кай не говорил, где сражался и откуда у него оружие. Не любил эту тему. Вита у бабушки Герды тайно выпытала правду, что был он когда-то наемником и даже плавал на юг с каким-то известным завоевателем. Таким «известным», что имя его вспомнить бабушка так и не удосужилась…

Вита еще раз требовательно глянула на деда, но тот лишь хмыкнул и отвернулся.

– Зачем ты вообще тогда меч оставил, раз сам за него не берешься и мне не даешь? – бросила резко в последней надеже.

И получила.

– Думал, внук у меня родится, воином будет. Ему свой меч передать хотел…

Это был удар в спину. Да не от кого-то чужого, а от деда. Слышала она от него в детстве подобное, но по детскости, по глупости не принимала всерьез. А сейчас слова о внуке прозвучали предательски больно.

Она ничего не сказала. Сжав зубы, сняла со стены тулуп, накинула на плечи и ушла через кухонную дверь на пристроенный к дому двор. Там сняла с крючка плетеные сани, большие и легкие. Взяла топор.

За спиной скрипнула дверь. Раздались поспешные дедовы шаги.

– Вита… Вита, погоди.

Она обернулась, мрачная.

– Чего, дед?

– Ты куда собралась?

– В лес. Нарублю дров и Безногому Хриму отвезу…

– Хриму? Зачем?