Душа. Экспериментальный психороман
Наконец Августин закончил работу. Он дорисовал последние тени на теле человека, посмотрел на картину, решил, что работа закончена, и отправился спать. Ночь уже давно наступила, хотя Августин совершенно не заметил, как она пришла. Усталый, он лёг на раскладушку. Обычно он не мог уснуть в темноте, но сегодня он это сделал. Пришедшая тьма этой ночи больше не пугала его. Он лёг спать с верой в то, что завтра его картины выберут и он отправится в Москву, где наконец-то почувствует дух искусства и свободу творчества для себя. Он закрыл глаза, и тёплое Солнце улыбнулось в его мечтах. Наконец он просто уснул. Августин проваливался в сон. И он провалился во тьму…
Глава 2. Сны Августина
Первый сон Августина
Скрр… Тихий и приглушённый скрип двери разнёсся в огромном, пустом и тёмном пространстве.
(При этом и сам Августин чувствовал, как будто он приоткрыл какую-то дверь и оказался в другом измерении).
Это было такое огромное пространство, что оно казалось бесконечным. И в пространстве этом не было света, а была только тьма. Было темно и пусто… пусто и темно…
(Августин всё более закутывался в одеяло. Он боялся этого другого измерения, в которое он попал).
Здесь было очень пусто. Не было никого. Не было ничего. Была только одна тьма и с огромной силой шумевший ветер. Шшш… Шшш… Шшш…
Шшш… Шшш… пытался успокаивать ветер. Шшш…
(Августин чувствовал этот ветер. Ему было холодно. Но Августин не видел себя здесь. Он только чувствовал, как находится здесь. А пустота, кажущаяся бесконечной, чем-то давила на его сознание. В его душе было темно и страшно… страшно и темно… Шшш… Шшш… Шшш…)
Бесконечное пространство было пустым, тёмным и мёртвым. Здесь не было никакой жизни. Казалось, что здесь давно никто не живёт. Казалось, что и жизни здесь никогда не было. Во тьме полностью отсутствовала жизнь. Пустоты тьмы общались только с ветром.
(Но Августину не было холодно от этого ветра, а укутывался он в одеяло только от страха. Ему не хотелось, чтобы эта тьма настигла его. Он хотел бежать, он хотел проснуться, но ветер его не отпускал).
Отсутствие жизни… Нет никого… Только одна тьма…
(Августин чувствовал, как по воздуху перемещается в этой тьме, но всё равно остаётся невидимым гостем. Пустота и отсутствие жизни вызывали в нём чувство грусти, но не чувство одиночества. Хоть он и был один в этом пространстве, но он всё равно ощущал ещё чьё-то присутствие).
Вдруг во тьме сверкнула искра. Сначала можно было подумать, что это только показалось. Но потом небольшая искра сверкнула ещё раз и снова потухла…
Тьма… Через некоторое время маленькая искорка зажглась снова. Потом этот небольшой пучок света снова погас…
(Августин в лице невидимого гостя наблюдал за этой искоркой. И каждый раз, когда она пыталась зажечься, он ощущал тепло внутри себя, отчего он покрывался небольшим румянцем и даже немного смущался).
Искорка пыталась зажечься. Она слабо сверкала небольшим лучиком света, после чего моментально гасла. Сверкала и гасла… Сверкала и гасла…
Сначала она зажигалась на короткое время, а потом моментально гасла и без сверкания на долгое время оставалась погружённой во тьме. Но постепенно перерывы между зажиганиями становились короче, а сама искра зажигалась на более долгое время.
Наконец искре удалось даже зажечься на несколько минут. Несколько лучиков прекрасного белого света отгоняли тьму от себя. И тьма не сопротивлялась этой искре. Наоборот, даже казалось, будто ветер кружит вокруг этой маленькой искры, оберегая её.
Но тут искра вновь погасла. Прошло много времени. Она так и не зажглась снова.
(Августин при этом ощущал грусть. Ему так не хотелось, чтобы искра погасла навсегда).
Тьма… Порывы ветра… Пустое бесконечное пространство… Шшш… Шшш… Шшш…
Второй сон Августина
Шшш… Свистел ветер во тьме. Кругом было темно, и не было ни единого кусочка света.
(Августин, невидимый гость, стоял невдалеке от того места, где совсем недавно пыталась зажечься искорка света. Он с надеждой в сердце стоял и про себя просил, чтобы она зажглась снова).
Вдруг произошло что-то наподобие взрыва. На мгновение во тьме, во всём её бесконечном пространстве, пролился свет. Он на мгновение осветил всю тьму полностью, а потом снова погас.
(Августин не знал, что произошло. Он своей невидимой рукой закрылся от этого яркого света. А когда свет потух, то Августин убрал руку и увидел, что…)
На месте же яркой вспышки находился небольшой шар, от которого исходил бело-розовый свет. Внутри этого шара была жизнь.
(Осторожными шажками Августин подошёл к этому загадочному шару, издававшему свечение. То, что было внутри шара, являлось кем-то прекрасным. Августин только стоял и, как завороженный, смотрел на существо, рождённое во тьме).
Маленькое существо уже красно-розовым светом освещало пустоту внутри шара. Этим существом был небольшой эмбрион.
Со временем эмбрион начал расти и развиваться. Он становился всё больше и больше. Он выпрямлялся. И, наконец, превратился в человека.
Это действительно был человек. Сквозь стены шара просвечивала его фигура. Просвечивали его ноги, руки, тело… Он был там. И он был жив.
(Это был человек. Августин сквозь полупрозрачные стенки шара видел его фигуру. Он видел его ноги, туловище, руки. Также, смотря на человека, Августин ощущал, будто и он сам внутри этого шара).
Человек, находящийся в шаре, пытался выбраться оттуда. Он бил по его стенам, но всё было бесполезно. Он никак не мог выбраться оттуда.
(Августин ощущал всё то же самое, что ощущал и человек в шаре. Августин так же, как и он, ощущал, что не свободен. И он, как тот человек, хотел выбраться наружу).
В итоге силы оставили его и он сдался.
(Силы в это время оставляли и Августина. Он, подобно тому человеку из шара, ощущал, как задыхается и умирает).
Свет, исходивший от тела человека, начинал гаснуть… Человек умирал в этой оболочке шара… Свет гас… Наступала тьма…
Третий сон Августина
Бесконечная тьма, пустота и ветер… Шшш… Шшш… Шшш…
(Ветер этот окутывал Августина, как будто придерживая от падения. Но Августин уже терял силы. И ему казалось, что он вот-вот закроет свои глаза навсегда).
Ветер в своих руках держал шар, стараясь не дать тому упасть вниз. Внутри самого же шара, казалось, без признаков жизни лежал человек.
(Невидимый гость в этом загадочном измерении, в которое ещё никто и никогда не допускался, начинал умирать. При этом Августин, лежавший на раскладушке, уже начинал покрываться потом. Холодные капли сползали с его лба, а сам он беззвучно стонал).
Но вдруг вдалеке показалась огромная длинная нежно-розовая лента, которая надвигалась на шар. За ней следовало ещё двое.
(Умиравший невидимый гость с проблеском надежды в глазах смотрел на эти ленты).
Эти ленты окружили шар, обхватили его собой и сломали. Тысячи осколков полетели вниз, и человек тоже полетел вниз. Но ленты не дали ему пасть – они подхватили его.
Словно гимнаст, человек крутился и парил в этих лентах. Он мог упасть в любое время, но ленты не позволяли ему этого сделать. Они не отпускали его.
(При этом спавший Августин на себе ощущал всю ту боль, которую приносили эти ленты человеку. Они крутили им, выворачивали ему руки, чуть ли не ломали кости. И Августину было очень больно).
Ленты вертели им, они управляли им. Они делали ему больно, потому что этой болью они пытались разбудить в нём жизнь. Человек мёртвым телом только вертелся в них, но не приходил в себя. Свет его жизни гас. И с погашением его света ленты начинали разрываться…
(Августин и на себе чувствовал, как разрываются эти ленты. Он чувствовал, как они сходят с его ног и рук…)
В итоге ленты разорвались и упали в пропасть тьмы, а человек начал падать вниз… Он падал вниз, и тьма поглощала его…
Глава 3. Лёгкое прикосновение тьмы
«Хх!» – Сделал тревожный выдох Августин и проснулся посреди такой же тьмы своего подвала. Он посмотрел на небольшие дешёвые часы, стоявшие на стуле около его раскладушки. Они показывали пять утра. Ему было ещё рано вставать и выходить, но засыпать снова ему не хотелось, поэтому он просто лежал, задавая себе один и тот же вопрос: «Почему сны не изменились?»
Дело в том, что эти сны всю жизнь мучили Августина. Сначала ему снилась та самая тьма. И в детстве Августин думал, что ему ничего не снится, но между тем, просыпаясь, он всё-таки сознательно понимал, что сон ему снился, только сон этот был странным, тёмным. Со временем сон стал продолжаться, в нём появлялись новые детали, пока наконец сон не дошёл до той стадии, которая и разбудила его этим ранним утром. Сегодня у Августина был ответственный день, и, ложась спать, он почему-то был уверен, что сон не окончен и что сегодня он должен продолжиться. Но ему снова приснилось падение человека во тьму, которое очень пугало его. Само падение начало сниться ему недавно, с тех пор как он стал жить в этом подвале. Но те несколько ночей, что ему снилось это падение, стали уже невыносимы Августину. Такой конец сна вызывал в нём тревогу. Возможно, у сна и есть продолжение, но падение было так страшно для Августина, что из-за страха он просыпался, не находя в себе смелости смотреть сон дальше. «И сегодня мне не хватило смелости, – говорил он про себя. – И сон этот всегда теперь будет мучить меня, если я не найду в себе силы, чтобы просмотреть его до конца…»
Заведённый будильник прозвенел и вывел его из состояния задумчивости. Тогда он встал, надел приготовленный костюм, взял новую картину и вышел из подвала.
Выйдя из подвала, Августин посмотрел на небо, и оно поразило его. Откуда-то издали в Город надвигалась огромная тёмно-серая туча, заполонившая собой всё небо. Солнце скрылось за тучей, и в Городе было серо. Августин при виде неба ощутил неприятное предчувствие. Он чувствовал, что скоро в Город придёт гроза.
Небо ещё только-только начинало темнеть, но приходившая тьма уже пугала Августина. Холодный ветер не бил его, а только, как казалось, нежно окутывал его. Августин чувствовал, что нежности ветра – это лёгкие прикосновения тьмы.
Было холодно так, что небольшие мурашки прошли по коже Августина. Но возвращаться в подвал за курточкой он не хотел. И потому он, держа свёрток своей новой картины в руках, отправился в ту самую школу искусств, на выставку, после которой его жизнь могла измениться.
Всегда любивший смотреть на людей Августин сегодня даже не бросал на них и короткого взгляда. Волнения терзали душу Августина. Его терзало не только будущее выступление перед комиссией, но и надвигающаяся тьма. Он смотрел в это хмурое, тёмно-серое небо, где тучи собирались, чтобы устроить свой праздник с громом и молниями. Страшное предчувствие поселялось в его душе. И чем ближе он подходил к назначенному месту, тем больше росла тревога.
«Мне не нужно бояться… – Говорил он про себя. – Но я боюсь, я страшно боюсь. Боюсь! Боюсь! Боюсь! Тревога нарастет… Нет, они не выберут меня. Они съедят меня своим взглядом. И я страшно боюсь их взгляда…
Я хочу признания. Но не их признания, а признания великих художников. Хочу быть великим, хочу быть гением. Хочу стать таким же, какими были все великие художники. Да только я не смогу… Не смогу…»
И вот уже Августин подошёл к школе искусств. Перед ним стояло трёхэтажное здание, раскрашенное в жёлтый цвет. По шести ступенькам Августин поднялся к входу, взялся за ручку и вошёл.
В холле уже стояли люди. Здесь была вся творческая элита Города со своими друзьями и знакомыми. И только Августин пришёл один. Виктор предлагал ему пойти с ним, но тот отказался. Теперь же Августин остался один против этих уже признанных художников. Про себя Августин их презирал. Он знал их, даже видел работы некоторых на выставке в городском музее, куда работники по жалости пускали его бесплатно. Их работы не манили его, как работы великих мастеров. Ему не хотелось смотреть снова и снова на их работы, а мысли о них не мучали его. Они не являлись для него кумирами, а потому встретить их не было приятностью для Августина. Он только тихо подошёл к их кругу со свёрнутым холстом, который держал под мышкой. Те даже не заметили его присутствия. Люди в дорогих костюмах просто стояли рядом, что-то обсуждали и смеялись.
– Говорят, сегодня придут три новых художника, – сказал тип средних лет в чёрном фраке, белой рубашке и красном галстуке-бабочке. Его тёмно-русые волосы были аккуратно уложены назад, и сатирическая улыбка кривила рот.
– Но все-то знают, что возьмут только ведущих художников и одного нового, – кокетливо сказала молодая блондинка в синем платье, намекая, что её спутника туда точно возьмут и ему волноваться не о чем.
– Да только новым художником будет сын Собачникова, местного крупного бизнесмена. За это место уже заплатили. У двух других нет шансов. Да и пригласили их только ради смеха! – Сказала другая спутница этого человека, которая была брюнеткой в розовом платье.
– Дамы и господа! – Вдруг отвлёк Августина от их разговора голос какого-то старика, стоявшего у дверей холла. – Мы скоро начинаем! Пожалуйста, идите за мной.
И все пошли за этим стариком. И очень неприятно было для Августина это небольшое путешествие. Сначала они шли по какому-то длинному коридору, где отвратительно воняло подвальными трубами, а после поднялись на второй этаж, где был актовый зал. Зал показался Августину маленьким и не интересным. На огромных окнах висели старые кремовые шторы, которые почему-то были отвратительны Августину. А на потолке висели старые люстры, которые для Августина были совсем не эстетичными. Затем голос старика попросил художников занять места около своих картин. Августин терялся в толпе, натыкался на людей и чуть ли не отчаялся. Он хотел найти свои картины, но не находил. Он даже боялся, что картин его тут и вовсе нет, а позвали его только для того чтобы посмеяться. Но в итоге в одном из углов зала он нашёл небольшой стол, куда были скинуты в кучу его работы. Работы же других были оформлены в красивые рамки, а его холсты только вызывали отвращение своими краями, на которых показывались нитки.
Августин хотел развернуться и покинуть выставку. Теперь он понял, что никто его работы смотреть серьёзно не собирается. Его работы тут не нужны. Он понимал, что был приглашён только для посмешища. Но забирать свои картины и уходить было поздно. Выставка началась.
Спустя пару часов, когда остальные художники рассказали о своих картинах, комиссия подошла и к Августину. Августин был последним художником. Итак, комиссия подошла к Августину, и за ней подошёл весь зал. «Они будут смеяться… Будут смеяться прямо тебе в лицо. Ты ничтожен, ты ничтожен, – говорил голос в голове Августина. – Они уже смеются, потому что ты ничтожество. Твои работы для них только шутка. Никому же из них они не нужны. Только посмотри на их глаза. Они с любопытством смотрят на тебя, пытаясь угадать, что ты им покажешь. А потом они будут смеяться, смеяться долго и безудержно…»
В комиссию входило три человека: двое мужчин и одна женщина. Женщине было лет сорок, у неё были длинные тёмные волосы, заделанные назад. Глаза её выглядели грустными, однако Августин заметил на их дне злобного зверя, который готов загрызть кого угодно. Рядом с ней, посередине, стоял мужчина примерно её возраста, лысый, в строгом костюме. Он выглядел очень строго, и глаза его были строги, отчего Августин понял, что перед ним стоит жестокий критик, который никого не щадит. Справа от этого критика стоял человек, который совершенно отличался не только от остальных членов комиссии, но и от всех присутствующих вообще. Это был невысокого роста старичок с добрыми глазами. Его доброе лицо слегка утешило и придало уверенности Августину. Но он всё равно чувствовал, что те двое волков сгрызут его до последней косточки.
«Здравствуйте! – Строгим басом сказал лысый человек. – Расскажите нам о своих работах!» Тут Августин подал им первую картину, после чего заметил, как стоявшие в зале люди стали что-то шептать друг другу на ухо и тихонько посмеиваться.
«Главной концепцией моих работ является улица, – начал Августин, как услышал чей-то несдержанный смешок, сделал небольшую паузу, а после продолжил. – Я сам пару месяцев назад жил на улице. На самом деле жить на улице не так уж и плохо. На улице я встречал множество разных людей. И потому я захотел изобразить их».
Все трое внимательно рассматривали первую картину. На ней был нарисован задний ход супермаркета, из мусорных корзин которого бездомные доставали еду. Их было двое. Один из них был небритый старик в тёмно-синей шапке и грязно-зелёной куртке. Другой был средних лет, с грязными чёрными волосами, одетый в заношенный спортивный костюм.
– На этой картине я показал двоих, которые ищут еду в мусорных корзинах…
– Я вижу, – перебил его строгий бас. – У вас все картины основаны на жизни бездомных?
– Нет. Есть картины и с обычными людьми, которые проходят мимо и не замечают бедных. Однако и они показаны как бедные, только бедны они тем, что несчастны. У них есть деньги, да только сердца их пусты, отчего они и несчастны…
– Я услышал достаточно, – вдруг снова перебил его строгий бас, а зал, как казалось Августину, наполнился громким и безудержным смехом. – Скажите, ваша новая работа тоже о бездомных?
– Нет. На ней показан человек во тьме, который нашёл свет, пустив белую птицу надежды. Это своего рода душа каждого человека. Люди по сути живут во тьме, но если они отпустят от себя что-то светлое и хорошее, как на моей картине человек отпускает птицу, то они смогут узреть свет.
– Понятно, – вновь ответил строгий бас. – Но нам не подходят ваши работы. Видите ли, таких работ, как ваши, достаточно. Зачем же лишний раз говорить о проблеме, которую нельзя решить? Ваши бродяги сами сделали свой выбор. Не считаю, что их можно жалеть.
– Но я не хотел показать, что их нужно жалеть. Я хочу показать, что люди должны быть ближе друг к другу. Несчастны все: и богатые, и бедные. И они должны помогать друг другу…
– И чем же это они помогут друг другу?
– Взаимной духовной любовью друг к другу. Они должны говорить и быть рядом. А люди же только замкнуты в себе… Кстати, а вы не замечали, что с каждым годом на улицах становится всё тише и тише? – И тут Августину вновь начало казаться, что все в зале над ним смеются, поэтому он замолчал. Да и волнение мешало ему выразить свою мысль так, как бы ему хотелось выразиться.
– Я думаю, вы и сами запутаны в своих мыслях, – вдруг сказал женский голос. – Мы знаем о бездомных людях и прочих несчастных. У вас хорошая концепция, но она не новая, понимаете? Мы хотим отправить на выставку что-то новое. А эта тема уже давно считается открытой. Знаете, на следующий сезон мы снова будем собирать художников для выставки. Вы можете прийти. Только не приносите работ, где темы будут не такими уж и новыми. Нам нужны свежие идеи, а в ваших картинах нет ничего такого. Не расстраивайтесь. Работайте, и у вас всё получится. Мы будем готовы принять вас в следующем сезоне. Но вы можете оставить нам свои работы. Может, мы пересмотрим их и передумаем.
– Хорошо, – ответил ей Августин, даже не зная, когда будет тот самый «следующий сезон». Члены комиссии отошли от него и нырнули вглубь собравшейся толпы. И только тот самый старик добро глядел на него, а после сказал: «Работы замечательные! Вы потрясающий художник! Если бы я имел среди них своё слово, то я бы взял вас на выставку. Но, к сожалению, я этого не могу. А вы не расстраивайтесь! Когда-нибудь наступит ваш час!»
Старик ушёл, оставив Августина одного. Но только отзыв его никак не утешил Августина. Августин сейчас был погружен в свои размышления. «Ты никто! Никто! Зачем ты полез сюда? Они только смеются над тобой! И ты смешон, потому что ничтожен. Не нужен ты ни им, ни миру, понимаешь?» – Говорил чей-то голос в голове Августина, пока фраза: «За нас!», а после чоканье бокалов, не отвлекли его. Когда этим людям уже принесли бокалы? А ведь он даже не заметил, как кто-то принёс им бокалы. Он только молча стоял у стола со своими работами, глядя на них и ненавидя.
«Простите, я отнесу это в другое место, – сказал человек, который подошёл к нему и выглядел как официант. – Сейчас будет банкет в честь тех, кто идёт на выставку. Не волнуйтесь, я уберу ваши работы в другое место». «Делайте, что хотите», – ответил Августин и ушёл.
Уходя, он слышал весёлые голоса, чоканья бокалов и даже чьё-то чавканье. «Как же отвратителен этот мир якобы гениев и талантов, – говорил он про себя. – А чем их работы лучше моих? Я видел их работы. Кто-то рисует городские пейзажи, кто-то – простые натюрморты. Чем вазы цветов или деревья в парке лучше моих работ? Да таким картинкам учат рисовать ещё в младших классах! А все эти пейзажи рисовали тысячи других, да только лучшим из них был Левитан…»
Августин тихо вышел из зала, стараясь возвращаться обратно по тому же пути, который привёл его сюда. Он спускался по лестницам вниз и думал: «И зачем я только согласился на это? Лучше бы я так и оставался на улице, рисуя на старых найденных газетах, чем находился в этом элитном обществе! Не моя это жизнь! Не моя! Я не умею лицемерить и рисовать то, что угодно им!»
Когда Августин спустился по лестнице вниз, то вновь попал в тот длинный коридор, где так отвратительно воняло подвальными трубами. «Что за отвратительный запах! – думал Августин. – Так только пахнут трубы подвала… Подвал… Любое жильё человека – это гроб, в котором он прячется от внешнего мира. Может, и мне уже стоит спрятаться? Чем этот мир так хорош? И почему я только любил его раньше?»
Наконец длинный коридор закончился, и Августин снова оказался в том холле. И только сейчас он заметил, что в холле есть настенные часы. Стрелка находилась между цифрами «10» и «11» так, что Августин так и не понял, к какой именно цифре она относится. «И неужели я так долго был здесь?» – Спрашивал себя Августин. Потом он попытался понять, почему прошло так много времени. Потом он вспомнил, что проснулся рано утром из-за своего сна, потом лежал на раскладушке до семи часов вечера, пока заведённый будильник не напомнил ему о том, что надо выходить. «Да, будильник… Я ведь всегда завожу его, чтобы было кому отвлечь меня от мыслей, в которые я погружаюсь со всей своей головой…» – Лишь вспомнил Августин, глядя на эти настенные часы. Но время, которое показывали эти часы, не пугало Августина, и он вышел из школы искусств на улицу, где его уже ждала тьма.
Глава 4. Прогулки во тьме
Августин вышел из школы искусств. На выходе его встретил поздний тёмный вечер. Было темно, но это не волновало Августина. Его больше волновал отказ, который ему дали. На его глазах чуть ли не стояли слёзы. Он не мог и не хотел верить, что ему отказали и работы его не приняли. А сколько душевных сил он вложил в них! А ведь одному из комиссии понравились картины Августина. «Да и то понравились ему, потому что он в своём деле разбирается, – объяснял себе Августин. – Остальные же двое не любят своё дело, а потому ничего не понимают в нём. Они сидят там только ради зарплаты, да и потому сидят, что деваться больше некуда. Они ничего не понимают в этом деле. Нет, может, что-то они и понимают. Но проблема в том, что не любят они своё дело. Работу, которую ты делаешь, надо, прежде всего, любить. Тот, кто не любит свою работу, ничего в той области, где он работает, не добьётся. А что делать, если любишь, а работы твои не принимают?»
Бродя по тёмному Городу, Августин встречал людей, которые спешили домой. Люди, в которых Августин всегда старался видеть что-то хорошее, теперь были ненавистны ему. «Да вы только посмотрите на них! – Говорил он про себя. – Вон, идёт один средних лет. А куда, он спрашивается, идёт? Да от любовницы идёт, прикрывшись от жены тем, что якобы задержался на работе! А ведь дома ждёт не только жена. Ждут и дети. А он обманывает их. И зачем надо было жениться и создавать семью, если потом всё равно стал ходить по любовницам? Хотя… Чёрт с ним! Жизнь его, пусть делает, что хочет!..
Всё – ложь! Все люди лживы! Они только пытаются выглядеть великими, когда на самом деле так ничтожны! Люди ничтожны, и проблемы их ничтожны. Они зациклены на мелких и бытовых проблемах, когда не видят свою самую большую и серьёзную проблему. А проблема эта состоит в том, что душ нет в этом мире. Люди – это только тени, призраки человеческих душ. Для них нет ничего духовного и прекрасного. Для них есть только они сами. Они все эгоистичны. Но даже в этом эгоизме они не задумываются о благополучии собственной души. Их души несчастны. Они не станут счастливыми никогда. Люди всегда были несчастны, потому что им неведомо истинное счастье. И они никогда не узнают его. А вообще вся история людей – это история грустного человека, который держит пистолет у виска и вот-вот выстрелит…»