12 друзей Евы

Мама… Как же она его терпит? Антон таким не стал бы. Но его я тоже терпела бы любого. Потому что любила, хоть и знала, что напрасно. Я изводила себя мечтами о нём, грезила о встрече. Последний год я безвылазно сидела в квартире. До этого я хотя бы работала. На заправке. Ночные смены.

После того, как я пережила попытку изнасилования, я не смогла больше работать в том месте, да и вообще из дома не выходила.

Это было жутко больно и неприятно. Какой-то ублюдок приехал часа в три ночи заправлять свою тачку, и долго пялился на меня, когда расплачивался за бензин. Он отдал деньги, получил сдачу и долго не выходил, молча стоял и раздевал меня взглядом. Я не могла тогда произнести ни слова. Он протянул свои уродливые руки, пальцы которых были обнизаны кольцами и перстнями, через прилавок, за которым я стояла. Попытка дотронуться до меня сначала не удалась. Я отбивалась от его рук, как могла. Но вторая попытка была успешной, и он начал тащить меня через прилавок, что ему тоже удалось. Он вытянул меня, хоть я и вцепилась за край столика, и швырнул на пол. Он был не один. Его дружок, который заправлял тачку, пока эта тварь пыталась обесчестить меня, зашёл в самый разгар.

– Э, брат, отпусти девчонку, хватит. Нам ехать надо!

– Отвали! Иди в тачку, я тут быстро. Посмотри, какая она слабенькая!

Я помню этот разговор. Я кричала, отбивалась, пыталась хоть как-то вырваться, но мне не удавалось. Эта мразь стала стягивать с меня джинсы, и после того, как получила от меня в морду локтём, ударила меня так, что я потеряла силы.

– Ты чего, больной?! Хватит, я сказал! Придурок, оставь её!

Я не знаю, есть ли Бог на самом деле, но если есть, то в тот момент парень, друг этого подонка, казался мне именно Богом. Он оттащил своего друга от меня и вышвырнул его на улицу, предварительно зарядив ему в нос. Этот урод стоял на улице, держась за морду, а парень, которого, как я потом узнала, звали Костя, поднял меня с холодного пола и повёл в свою машину.

– Побудешь здесь минут двадцать, хоть остынешь.

Костя посадил меня в машину, а сам вернулся на заправку за моей сумкой и курткой. Он спросил куда ехать, но я не могла говорить. В тот момент я хотела умереть. За всю свою жизнь я не желала смерти так сильно, как тогда.

–Отвези на мост.

Я выдавила из себя всё, на что хватило сил.

–На какой мост? Где ты живёшь вообще? У тебя есть родные, за тобой приедет кто-нибудь? Может, позвонишь?

– На мост. На самый высокий.

– Эй, подруга, ты это брось! Я отвезу тебя в полицию, оттуда тебя привезут домой.

Он сделал именно так. Когда мы приехали в полицию, Костя не оставил меня, а пошёл вместе со мной. Он рассказал там, что со мной случилось, но что это хотел сделать его друг, не сказал.

–Я на заправку подъезжаю, а там какой-то урод девушку повалил на пол. Она кричала, вырывалась, но он потом долбанул её, она чуть сознание не потеряла. Этот дебил пьяный был в стельку. Ну, я ему в нос дал и девушку к вам привёз…

Он ещё в машине попросил меня, что бы я не говорила, что он и насильник знакомы, и, более того, были вместе. Заявление я писать не стала. Полисмены вызвали скорую, так как я была в полуобморочном состоянии. Я не могла связать и двух слов. Приехали лекари и напоили меня успокоительным. Всё это время Костя был рядом. Когда я пришла в сознание, я всё-таки сказала свой адрес. Он отвёз меня, и всю дорогу болтал о чём-то, чтобы отвлечь меня от случившегося. Он проводил меня до квартиры, и даже вместе со мной стоял ждал, пока дверь не откроется. Мама была тогда дома. Она открыла дверь, и я заметила, что она была в халате на голое тело. У неё был мужик, всё ясно. Мне было жутко стыдно перед Костей.

– Ева?! Ты же должна быть на работе. И кто это с тобой?

Костя не стал мешкать и тут же всё рассказал, на последок попросив присмотреть за мной, и не оставлять меня одну. Он попрощался со мной, и поспешил вниз. Уходя, он шепнул мне на ухо слова извинения.

В ту ночь я не оставалась одна. Мама знала, что сама бы я никогда не дала бы повод, она знала, что я боялась парней и никогда не имела отношений ни с одним из них.

Своего любовника она выпроводила на кухню, а меня затащила к себе в комнату, и пробыла со мной до утра. Это был один из тех немногих случаев, когда мама обнимала меня и прижимала к себе, проявляя любовь. Мне стало намного легче когда я проснулась. Мама разбудила меня, перед тем как уйти на работу. Я не хотела оставаться одна, и попросилась с ней.

Весь день я провела на маминой работе, помогала ей, что отвлекало меня от мыслей о смерти. На следующий день я всё же вспомнила всё, что произошло. Тогда я пыталась перерезать вены, но мама успела до того, как я провела лезвием по руке. Через пару недель я успокоилась, мама попросила соседку присматривать иногда за мной, и она часто приходила в гости. Она было хорошей женщиной лет шестидесяти – шестидесяти пяти, и много чего интересного рассказывала мне.

После того, как я не вышла на работу в свою смену, мне стал названивать хозяин. Тогда моя соседка, которая как раз сидела со мной в момент звонка, выхватила у меня трубку из рук.

– Ева больше не выйдет на работу, найдите себе другую дурочку! У вас там не известно что творится, а вы и не следите! Девочку чуть не изнасиловали, а у вас даже кнопки вызова охраны нет, и никаких предметов для самообороны. Она больше не вернётся, так и запомните!

Костю я больше никогда не видела, но помнила очень долго.

Хоть с работой были связаны не лучшие воспоминания, я скучала по ней. Мне нравилось возвращаться рано утром, когда огни города ещё сияют. Когда люди ещё только-только просыпаются. Зимой мне особенно нравилось это. И я приходила только к одиннадцати часам домой, хоть и смена заканчивалась в шесть. С шести вечера до шести утра я была на работе, и видела маму ещё реже. Хотя она и бросила вторую работу, и работала только в хирургии, её часто не было дома. Она любила мужчин, так же сильно, как я любила вишневое мороженое. Оно продавалось и в магазине на заправке, и я каждый вечер и утро покупала его себе. Сияющим городскими огнями утром я неспеша шла домой, ела любимое мороженое, и смеялась, вспоминая Артема. Интересно, как он? Наверно, я его не узнала бы сейчас.

Я не пошла учиться. У меня не было образования, но я могла сама себя обеспечивать. Я знала, что если я буду поступать, мне нужно сдать дополнительные экзамены. Потом поступление. Высокий конкурс на бюджет. Сессии, курсовые, контрольные. Слишком много нервов. Я не дожила бы и до первой сессии. Мама предлагала идти на заочное, но мне показалось это ещё более абсурдным. Работа, переживания, отпустят ли тебя на сессию, да ещё и платить за неё нужно. Нет. Слишком много нервов. Я не дожила бы и до первой сессии. Я жила для себя. Получала свои кровные деньги, и тратила их на то, что хочу. Я покупала себе хорошее кофе, хорошие сигареты. Красивые чашки с мотивирующими надписями. Хорошая одежда, украшения. Косметика. Да, тогда я ещё красилась. Подводила глаза подводкой Max Factor, и красила ресницы Maybelline. А ещё я покупала себе шоколад. Лучший, импортный. Я не любила российский шоколад. Я копила деньги на Шанель, но потратила их. Я нашла в интернете объявление, там говорилось об эксклюзивных книгах. Оригинальные издания, рукописи. И я купила одну. Джэн Эйр, в первоначальном виде, на английском. Как же это красиво. Я собирала четыре месяца, откладывала по несколько тысяч, и осуществила мечту. При коснулась к тому самому тексту, что печатали в типографии по заказу Бронте. А может, она сама печатала? И почему мне это никогда не было интересно…я просто знала, что таких книг, как у меня было очень мало. И то, что я купила её всего за двенадцать тысяч, большая удача. К ней ведь рисунки были приложены. Настоящие, из под её пальцев. Это волновало меня до дрожи. При одном воспоминании об этой книге, я покрываюсь мурашками.

И вот вчера я снова листала её. Теперь всегда два экземпляра с собой. Русский, и оригинальный. Я не плохо изучила английский, прочитав Джэн два раза в оригинале, поглядывая на русский перевод.

Но сегодня я знала, что всё закончится.

Вечером я вышла из ванны, когда услышала, как пришла мама. Я, не говоря ни слова, прошла в свою комнату. Переоделась, достала наушники и включила Гагу. Applause вдохновляла меня более всего. Когда заканчивался второй куплет, дверь в мою комнату тихонько открылась. Мама включила свет, и встала напротив меня, положив одну руку на бок, а в другой держала полотенце в крови. Она махала им, кричала, но я не слышала что. Уже заиграла Joanne. Невыносимо красивая мелодия. Она успокаивает… Мама подошла и вырвала наушники у меня из ушей. Отобрала телефон, вырвав из рук, и швырнула его на пол.

– Ты что? Это единственное, что у меня есть!

– Почему, приходя домой, я должна со всем этим разбираться? Ты видела, что с твоим новым отцом? Он любит тебя как дочь, а ты? Вот как ты отвечаешь ему?!

Меня затрясло, но я не могла плакать. Во мне было больше злости, чем обиды.

– Какой к черту новый отец?? У меня был один папа, и он умер пять лет назад! И мне плевать, что случилось с этим мужчиной.

Я кричала, показывая рукой на комнату Олега.

– Бессовестная!

Она ударила меня тем окровавленным полотенцем по лицу.

– Ты избила человека, он весь день испускал кровь. У него голова пробита. А ты ещё хамишь мне!

– Да я весь день в ванной просидела! Почему, если твой муженек напивается до глюков, расшибает себе башку, в этом виновата я? Почему его ты ставишь выше меня? Его, который только пьёт лёжа на диване, и пользуется твоими бабками!

Я выскочила из комнаты, и отправилась к этому уроду.

– Где твоя совесть, конченый ты мудак? Какого хрена ты винишь меня в своих запоях? Почему я должна выслушивать от матери всё это?

Я трясла его, во мне было столько гнева. Мама поспешила за мной.

– Ты, конечный ублюдок, соберешь свои вещи и свалишь из этого дома!

Я стала вытягивать его тряпки из шкафа, и швыряться в него.

Мама стояла молча. Она не могла поверить, что я такое могу сделать. Я ведь всегда молчала. Всегда. И терпела, как она. Но я не могу больше терпеть.

– Что ты так смотришь, мам?! Я делаю то, на что тебе не хватало сил.

Я знала, что она была привязана к Олегу, но и его поведение она терпела с болью. Ей было тяжело с ним.

– Дочка, успокойся.

Она подошла ко мне, и взяла за плечо.