Цена невинности

– Перестаньте! Я вижу ваш индикатор. Вам и самим мало.

– Так-то оно так, Ари, но на полях больше ничего не осталось. Проклятый Меддин встал до света и смел все подчистую. Не зря хвастался, что у его новых харвестеров контейнеры повышенной емкости. Сегодня все уши прожужжал, что нас скоро всех уволят за ненадобностью. С той техникой, что он закупил, одной его семейки будет достаточно, чтобы собирать весь урожай.

Ругаюсь мысленно. Такой расклад грозит голодной смертью половине поселка.

– Мы с мужиками кое-как поделили то, что после него осталось. Где-то даже по второму разу прошлись – собрали подранков. Сойер и Финн даже перемахнулись за последний участок, а я плюнул и назад… В общем, на сто пятьдесят третьем больше делать нечего.

Я тут же вывела на экран карту участков.

– А сто пятьдесят четвертый?

– Та же история. Там все отработали, вплоть до сто пятьдесят девятого. На восьмой только не вздумай соваться, там ядовитые испарения. Гейзер вышел, как я и предсказывал. Даже Меддин не рискнул туда заехать, а на нашей с тобой рухляди, вообще, без шансов.

Плохо. Очень плохо.

– Понятно. А что тогда, насчет сто шестидесятого? – спросила, теряя последнюю надежду.

– Далеко он слишком. Я даже не смотрел, что там, но уверен, овчинка не стоит выделки, как говорили на Терре. Знать бы еще, что за овчинка такая… Разворачивайся, Ари. Только горючку зря пожжешь.

– Смешной ты, дядя Питер, – грустно отмечаю я.

– Стараюсь, детка!

Распрощавшись с Питером Элидом, упрямо продолжаю двигаться вперед вопреки всем советам. А что делать?

Выделенные нашему поселку участки и правда собраны подчистую. Я проезжаю один за другим, и меня охватывает паника. Повсюду только серая острая, точно стальное лезвие, листва и ни одной «чесночной» головки, размером от куриного яйца до мужского кулака.

– Чтобы тебя злой понос прохватил, Шон Меддин! Тварь поганая! – рычу, в сердцах прибавляя еще несколько крепких слов.

Мама все равно не услышит, как я ругаюсь. Мама…

Останавливаю машину и принимаюсь вертеть карту так и эдак. Сто шестидесятый участок располагается у самой границы двадцать седьмого округа, к которому принадлежим мы. Дальше начинаются поля смежного с ним тридцатого, где холмы сменяются ровными и ухоженными полями – это владения сенатора фон Аделхарда. В отличие от нашего хозяина Цю Синя, который за блохастый кредит удавится, там не скупятся ни на удобрения, ни на полив, ни на коррекцию ландшафта. И хакс там растет как на подбор. И не дичка, как здесь, а дорогой сорт.

Да там с одного только участка можно набрать четыре харвестера, а то и больше, я видела…

В голову вдруг приходит совершенно безумный план.

А что? Может, и выгорит. Я снова обращаюсь к карте и увеличиваю покрытое зеленой сеткой объемное изображение. Сердце стучит так быстро, точно бьется под ладонью пойманный жук-постригун. Только бы все срослось. Только бы память меня не подвела. Только бы Аделхарды не выгладили и это место тоже…

Есть! Вот этот холм! Целый и невредимый. Он по-прежнему отлично загораживает участок тридцать точка два от всей остальной местности. Да, риск. Да, безумство. Да, нарушение закона, но у меня просто нет иного выбора.

Чтобы сэкономить джет-кристаллы, снижаюсь. Дальше лучше по старинке на колесах. Ожидаемо шасси клинит, но с третьей попытки мне удается привести их в рабочее положение. Переключаю подачу топлива с гравитационного на обычный двигатель. Харвестер недовольно фыркает и ревет, выпуская из выхлопных труб клуб черного дыма. Скряге Цю Синю насрать на экологию.

Замираю, прислушиваясь к работе дряхлых механизмов. А затем, снимая стресс, принимаюсь традиционно ругать работодателя, удивляясь, как только он до сих пор не заболел и не помер, от такого количества проклятий. Жаднее, чем Цю Синь, землевладельца не найти на всей Кантре! Сдает в наем рухлядь, ставит бесчеловечные нормативы и еще более бесчеловечные штрафы. Экономит на всем и на хорошем топливе, и на своевременном ремонте техники. Даже участок не удосуживается привести в порядок! Как результат рабочие грызутся между собой из-за нормативов и живут впроголодь, а то и травмируются на работе. Куда только сенатор Аделхард смотрит?

Немного поорав в кабине и выпустив пар, выкручиваю тяжелый руль и медленно сползаю с наезженной колеи прямо на поле, осторожно выводя машину на прямой курс к сто шестидесятому участку.

Еще почти час трясусь в кабине, слушая непрерывный шелест жестких листьев хакса и глохну от рева двигателей, то взбираясь на гребень очередного холма, то спускаясь с кручи и помогая машине гравидвигателем, чтобы не перевернуться.

В кабине ужасно жарко, и руки немилосердно болят и трясутся от постоянного напряжения. Пот течет градом по лицу и спине, одежда противно липнет к телу, а за окном тянутся однообразные серые пейзажи, усугубляя чувство безнадеги.

Зря мы с мамой не переехали на Лотру, когда была такая возможность. Там хотя бы растут фрукты, все утопает в зелени, а рабочие довольны и счастливы, если верить рекламным роликам. А от серой бесконечности Кантры меня уже подташнивает. Куда ни глянь сплошь хакс, хакс, хакс!

Сорняк, из которого производят грубое промышленное полотно, стропы, ремни безопасности. Все, что должно быть прочным, не обходится без хакса. Даже моя видавшие виды серая роба, с отпечатанной на рукаве цифрой двадцать семь, наполовину состоит из его волокон. Поговаривают, что и в нашем округе раньше собирали богатые урожаи. Хакс собирать не успевали, как за ночь он отрастал в прежнем количестве, работали в две смены, а теперь рабочие поселки стоят полупустые, да и те, кто остался, вынуждены бороться за выживание.

Наконец-то сто шестидесятый!

В кабине невыносимо жарко, система кондиционирования давно не работает, сломалась еще задолго до нас. И топливом воняет сильнее прежнего, но я все равно довольна. И все же, запах мне не нравится. Вернусь, попрошу Питера глянуть, что не так с нашим харвестером. Пусть это будет подарком в честь моего дня рождения.

Останавливаюсь и выбираюсь из машины, чтобы проветриться и глотнуть свежего воздуха. Заодно осматриваю поле, с неудовольствием обнаружив, что и здесь уже кто-то побывал, причем второпях. Прошелся, гад, на скорости, собрав головки хакса через одну. Оставшиеся сиротливо торчат абы как на длинных стеблях.

Хуже нет, когда вот так по одной добирать приходится. Времени тратится уйма, а результат – пшик. И это уже что-то, только вряд ли я наберу хоть четверть контейнера, даже если останусь здесь за полночь. Снова зло ругаюсь, используя одно из тех словечек, за которое от мамы можно и по губам получить. Но какой у меня выход? Разве что заночевать прямо здесь и спозаранку собрать урожай на сто шестидесятом и на прилегающих участках?

За ночь вырастут новые стрелки, такая у хакса особенность, а ранним утром появятся спелые головки. А ведь это выход! Да и ничего страшного в ночевке на поле тоже нет. Есть в моем плане только один существенный минус – я не могу оставить маму одну. Ее странная болезнь прогрессирует, и обычные головные боли уже несколько лет как переросли во что-то большее и пугающее. Что, если ей снова станет плохо и понадобится моя помощь?

До обморока, до слабости в животе я боюсь потерять маму…

Морщусь точно от боли, а взгляд, как нарочно, падает туда, где через кромку разделительной полосы, густо растет хакс совсем другого сорта. Высокие с голубым отливом стебли возвышаются ровной стеной, и даже отсюда на фоне серого неба отлично видны тугие и крупные как на подбор “чесночные головки”.

Одна только проблема. Это чужие владения. Поле принадлежит к тридцатому округу, владелец которого сам сенатор Кантры фон Аделхард…

Взвесив все, решила, что не стану рисковать и обойдусь тем, что смогу собрать в своем округе, но когда приехала сюда и увидела поле Аделхардов…

Хакс растет густым покровом и ровными рядами, не то что у нас – вкривь и вкось, словно канис поссал. Побеги растений отливают благородным серебром. Головки на стрелках все как на подбор крупные и ядреные. За один проход только с краю наберу полный контейнер, а то и пару, а к утру уже вырастет новый.

Точно! Никто даже не заметит, что здесь произошло. А если кто-то и разглядит мой харвестер, то с такого расстояния не определит, на каком именно участке он находится. Подняв голову к свинцовым облакам, убеждаюсь, что в небе нет ни одного дрона-наблюдателя. Обычно они делают облет только один раз за сутки – с утра.

Новый план стремительно складывался, и душа встрепенулась радостной птичкой. Да я здесь не то что один, даже два бака наберу запросто! Все, что сверх нормы, оплачивается отдельно, смогу если не подзаработать, то покрыть часть долга. А если не сдавать все сразу, а разделить на два дня…

Преисполнившись энтузиазма, вновь забираюсь в харвестер, и после относительно свежего воздуха снаружи в нос бьет острый химический запах. Недовольно морщусь, не представляя, как дышала этой дрянью столько времени и откидываю дверцу, чтобы проветрить в кабине. Но отчего же такая вонь? Разве что крышка топливному распределителю?

Хотя нет. Мама бы сказала мне. Но с другой стороны, Дебора не слишком в этом разбирается, и вряд ли представляет, как переключаться между двигателями.

Догадка омрачает поднявшееся было настроение, и я вывожу на панель управления статистику и проверяю расход джет-кристаллов. Так и есть, серьезное превышение нормы расхода. Ругаясь, как старый работяга, выбираюсь наружу. Злость придает сил и, рыча от натуги, я откидываю тяжеленный кожух моторного отсека с первой же попытки. Вонь ударяет в ноздри с такой силой, что я поначалу отшатываюсь.

Прикрывая рукавом грязной куртки нос, осматриваю механизмы. Ага! Вот и пробоина. Ядовито-зеленая пузырящаяся жижа намочила все шланги и соединительные трубки. Отдышавшись в очередной раз, снова лезу в кабину и ищу там ремонтный комплект. Дерьмо каниса! Осталась последняя универсальная заплатка. Если ничего не выйдет, это полный провал.

Осторожно, точно сапер на задании, отдираю защитную пленку и прикладываю к поврежденному месту.

– Ай!

Глава 7. Наказание для воровки

Заплатку роняю, а на ладони надувается пузырь. Вот же дура! Совсем забыла, что пошел перегрев. Мало того что сама обожглась, так еще и последнюю заплатку потеряла. Та упала и моментально приклеилась к чему ни попадя внутри моторного отсека. Естественно, намертво…

Тряся рукой, в попытках унять боль, и утирая выступившие от обиды слезы, достаю аптечку и заливаю пораженное место клеем-анитсептиком. Ладони и без того безбожно дергает от натертых рулем мозолей, и я трачу на них остатки средства. И даю себе несколько минут отдыха.

Все. Хватит прохлаждаться, Ари. Урожай сам себя не соберет. Со вздохом закрываю кожух, надеясь, что если не переключаться снова на колеса, то система еще какое-то время продержится на остатках топлива. Забравшись в кабину, отмечаю, что вонять все же стало меньше, а значит пока мне не грозит свалиться от удушья. Мотор взревывает, и я трогаю харвестер с места, прикидывая, сколько у меня осталось времени.