А.ЛИ.НА

–Хорошо, хорошо

–Мальчик похожий на тебя, я даже уже представляю его любознательное лицо, или девочка…

Аня улыбнулась в последний раз своей самой очаровательной улыбкой и погрузилась в свой последний тяжелый сон. Я не спал, я все время смотрел на её дыхание, я молился, боялся, надеялся и судорожно всматривался в её лицо, как будто в этом и было спасение. За окном начало рассветать и первые лучи солнца стали попадать в комнату. Анна неожиданно открыла глаза, оглядела все вокруг и замерла. Её дыхание остановилось навсегда. Я даже представить не могу, какие боли терзали Аню последнее время, как она старалась для меня, но по её лицу я понимал, что сейчас это был покой. Я думал, что буду плакать, каждый раз, когда думал про это, но опять не смог. Я просто встал и ушел.

Боль, переполнявшая меня, не давала мне сидеть на месте, она прошлась зудом по мне, заставляя куда-то все время двигаться. Я шёл, шёл, а слезы не лились, со времен моего несчастного детства, я так и не заплакал. Люди оборачивались на меня, видя невероятный застывший ужас в моих глазах, наверное, я был как покойник, который умел ходить. А я не думал, я бродил по окрестностям без единой мысли в голове, я обошел весь город, я прошел всю набережную, все прилегающие к городу поселковые сооружения, я зашел в местный парк и обошел его, я гулял по рынку, я снова вышел к набережной, я пошел вдоль моря. Море волновалось, а я все шел и шел, имея определенный ритм шага. И вернулся к дому, я сам не знаю, какая тропа меня туда привела. Но я понимал, что там ещё лежит её тело и мне надо похоронить её достойно. Я подошел к хозяйке и все объяснил, она запричитала , и мы вызвали скорую и Аню увезли в морг. Я, наконец, вошел в нашу комнату. Все ещё казалось было наполнено её запахом, но её уже не было, но все её вещи, её отпечаток на подушке оставались на месте. И такая любовь появилась у меня к каждому предмету, принадлежащему ей. Я целовал её заколки, я схватил одеяло и прижал к самому сердцу, так и лежал. Бессонная ночь дала о себе знать, и я задремал. Мне все время чудилось, что вот-вот и она появится, стоит только чуть-чуть подождать и открыть глаза. И она придет, обязательно придет, с улыбкой на лице, и скажет, что никогда не болела, что она пошутила, а теперь возвращается. Ночью, я опять стал бродить, я искал таблетки, я нашел именно там, где и спрятал, я черпанул горсть, это очень сильный анальгетик, я должен был умереть сразу. Но стук в дверь отвлек меня.

Пришел участковый инспектор записать показания, я всё ему рассказал, показал таблетки, рецепты, он мне посочувствовал и ушел. Хозяйка все время была в комнате, что-либо вставляя в рассказ, или охая и причитая, вспоминая Аню. Когда за милиционером захлопнулась дверь, она все время спрашивала меня, нужна ли ей помощь? Что она может распорядиться насчет похорон. Я отчетливо понял, что не уйду из жизни пока не провожу её в последней путь на этой земле, не дай Бог её выбросят в канаву, как бродяжку. Ко мне вернулось хоть какая-то ясность ума, и я занялся делом.

Отец Николай пришел ко мне в день похорон. Её отпели в его храме. Все прошло тихо и спокойно. Нас было трое: я, отец Николай и сердобольная хозяйка. Я пытался связаться с её отцом, но не нашел контактов. Могилу ей вырыли на местном кладбище, что находилось недалеко от храма батюшки. На поминки мы пошли к нему в храм, где местные сестры присоединились к нам. Но никто кроме меня её не знал, из-за этого мы в основном молчали. Отец Николай иногда читал молитву о её душе, рассказывал нам о жизни небесной и успокоение, которое она получила. Всё время от морга до могилы я держал тюбик из-под витаминов, куда предварительно пересыпал таблетки. Чем печальнее мне становилось, тем сильнее я их сжимал в кулаке. Мы попрощались, отец Николай качал своей седой бородой. Ему не нравился мой вид. «Думай о той радости, в которой она сейчас прибывает, у престола Отца нашего».

После этого, я ещё долго гулял вдоль моря, где холодный пронзительный ветер обвевал меня. Я же находился в самом центре своей беды и ничего не замечал, а слезы не текли. Я шел домой, уставший и безжизненный, для того чтобы проститься с жизнью. Сначала я думал, что сделаю это прямо напротив моря, когда солнце будет садиться, потом испугался, что меня могут быстро обнаружить и спасти. Я пошел домой.

Я опять уткнулся в кровать лицом, пытался ещё хоть на миг вернуть запах любимого тела, но теперь тут просто был запах свежего белья, хозяйка видимо поменяла простынки. Я потянулся за тюбиком, но сон опять одолел меня. И мне опять снилась Анна на закате дня, она уходила со своей ласковой улыбкой, его глаза озорно улыбались, она то и дело маняще оборачивалась ко мне, а я пытался её задержать, но она шла туда к направлению полоски солнца, вглубь чернеющего моря. И я готовился разбежаться за ней, но кто-то требовательно теребил мою руку.

–Павлик! Просыпайся! Поехали.

Я все также не мог различить голос, мне не хотелось пробуждаться. «Павлик!» также требовательно продолжал кто-то.

–Если бы я могла, я бы убила этого доктора Наумова! Как он мог своими неосторожными действиями чуть не погубить наши жизни!

–Надя? – до меня стал доходить, что это требовательный тон хорошо мне знаком, который принадлежал моей супруги.

–Да, Павлик. Они ошиблись в анализах, – она горько ухмыльнулась, – Ты абсолютно здоров. Я чуть не разнесла эту чертову контору. Я добилась, чтобы Наумова уволили, и подала на эту частную клинику в суд. Я искала тебя повсюду, подключила интерпол и ФСБ, везде, где только можно. Я уже теряла всякую надежду, когда утром мне позвонил священник и сообщил, что ты здесь и тебе нужна помощь. Он ещё нёс какую-то чушь, о спасение и упокоение, но главное у меня уже был адрес. Первым же рейсом я вылетела сюда. Я готова была сама завести этот самолет и вылететь сюда на ракете.

–Отец Николай, – прохрипел я, – Уходи! Всё кончено, Надя.

–Павлик, – позвала она уже ласково, – Павлик, посмотри на меня, пожалуйста.

Что-то было в её тоне особенного, что не смогло меня удержать на месте, и я обернулся. Она стояла такая же с модной прической уложенных рыжих волос, с дневным макияжем и одетой как на обложку журнала, но мне бросилась в глаза вначале её бледность и усталость на лице. А затем припухлость щек и носа, она как будто погрузнела, что раньше она себе не позволяла. И под светлым свитером, который обтягивал её фигуру, я отчётливо увидел живот, большой, выделявший, живот беременной женщины. В одно маленькое мгновение я добрался до неё, и дражайшей рукой дотронулся до округлого живота супруги. Где-то через минуту, маленькому существу не понравилось, что кто-то нарушил его покой, и он толкнул мою руку, маленький едва заметный толчок новой жизни.

–Сынок, – Надя нежно обнимала мою голову и гладила мои длинные волосы, – У нас будет сын, Павлик.

Я стоял на коленях и все ещё держал руку на её животе. Впервые в моей взрослой жизни я горько заплакал. Горячие слезы потекли по моим щекам.

***

В декабре, под самый Новый год у нас родился сын. Надя решительно и безапелляционно назвала его Павлушей. Она все девять месяцев так к нему обращалась, что когда он родился, его имя не изменилось. Надя выбрала роддом, в котором мне разрешено было присутствовать, и даже разрешили перерезать пуповину. Как когда-то я держал Аню и провожал её в последний путь, теперь я держал за руку супругу и мы вместе встречали новую жизнь. Его невероятный, душераздирающий крик раздался в палате, как новая мелодия в сонате, ноты в которой уже звучали потухающие. Это был голос упитанного малыша, который кричал на весь мир о своем рождении. Надя не захотела взять ребёнка на руки, так как очень устала после родов и хотела отдохнуть. Она сама лежала с блаженной улыбкой и наблюдала, как я ходил из стороны в сторону. А я ходил и качал своего маленького ангелочка в новеньких пеленках и пытался успокоить, рассказывая ему о новом для него мире. И яркие лучи солнца проникли в нашу палату, и малыш то и дело недовольно щурился.

–Дружок, это солнышко пришло с тобой поздороваться, – сюсюкался я.

Надя стала ему хорошей матерью, у него было всё самое лучшее и стерильное, дорогое. Кормление строго по часам и самой лучшей смесью, прикорм у него начался в соответствии со всеми педиатрическими нормами. Она все делала блестяще, как она всегда умела это делать. При этом успевала продолжать вести все бизнес-дела, пока я в свое удовольствие нянчился с Павлушей. Сколько же бессонных ночей иногда он нам устраивал, но я все равно не мог нарадоваться.

И первое слово он скажет: «папа», свои первые шаги он сделает в моем направлении, он будет прижиматься ко мне всем своим маленьким существом чего-то пугаясь, и радостно бежать мне навстречу, когда я приезжаю с работы. Мы будем бродить по парку в поисках загадочных мест, которые будет рисовать нам наше воображение. Мы будем заговорчески улыбаться на Надины замечания в наш адрес. Он становился все больше похожим на меня внешне, но характер у него становился больше Надин, таким веселым, непослушным, иногда упрямым он был, тогда я сразу вспоминаю Надю, той маленькой девочкой, которой я впервые её увидел.

Надя никогда меня не спрашивала, что же я делал и где был в то лето. Для неё, прежде всего, было важно, что я рядом, и я вернулся. Она слишком тяжело пережила мою потерю, видимо подозревая, самое страшное, из-за этого я стараюсь не затрагивать этот вопрос. Первое время она боялась оставить меня даже на минуту и не хотела ехать в роддом заранее, и даже, когда у неё начались схватки, она ждала, пока я приеду с работы. Она все также внимательно смотрит в мою сторону с блаженной улыбкой или неожиданно обнимет, просто так. И пусть контроль теперь стал тотальным, но чем больше времени проходит, тем спокойнее она становится. Я испытывал чувство вины перед ней, что не любил её, так как другую, что не могу ответить ей также как она мне, но казалось, ей было просто нужно мое присутствие, и меня тоже стало это устраивать. Появление Павлуши принесло в наш дом улыбки, детскую суету, бесконечное количество новых забот, но и также обожание, которым нас одаривал наш маленький карапуз. Надя старалась контролировать и его, а я просто любить. Со стороны мы выглядим просто образцовой семьей.

Иногда мы ходим с ним гулять на закат. В тот закат, в который навсегда от меня ушла моя Анна. Его детские глаза горят интересом, а мои всё той же неизбежной тоской. Помнишь Анна, ты часто спрашивала меня, была ли твоя жизнь напрасной? Нет, никогда нет. Это ты научила меня любить, ты подарила мне, то тепло, которое разлилось по всему моему сердцу и научилось любить других. И также как я, Павлуша будет тебя любить, и многие другие, которые будут неизменно видеть то жизненное свечение, которое горит внутри меня, которое зажгла во мне ты, моя любимая. Я обязательно буду учить его, чтоб он никогда не разменивался по мелочам, а искал, то главное чувство, которое заставит его сердце трепетать, и делиться своим счастьем с другими.

С того самого момента, я никогда тебя не забывал и не забуду. Жизнь продолжалась, и текла своим привычным чередом, но иногда в толпе людей мне казалось, я видел похожую на тебя фигуру или силуэт, или я слышал твой смех, но это всегда оказывалась не ты. Никогда мне так и не удалось увидеть человека хоть сколько-нибудь похожего на тебя. Я все время, думаю и думал о тебе, и время не выступает лекарем, раньше я просто грустил непонятно о чём, а теперь я тосковал о нас. Наверное, со временем я стал просто идеализировать тебя, хотя понимаю, что ты все-таки была обычным человеком. Но был прав отец Николай, чем больше я размышляю, чем чаше прихожу к этому выводу, я видел многих людей, которые так и не познали это прекрасное чувство любви. А моя Анечка мне его подарила, и, пускай это длилось по понятиям вселенной, только миг, это были самые важные мгновения в моей жизни, возможно о большем мне не стоит и мечтать.

Я так и не смог больше посетить наш юг, даже когда мне нужно было лететь туда в командировку, я послал своего помощника. Я просто не смог бы выдержать одного вида этих мест, хотя кто-то сказал, что там теперь все по-другому, в связи с олимпийской стройкой. Не знаю, смогу ли я решиться посетить те наши места, Аня. Иногда я чувствую себя предателем, что так и не ушел вслед за тобой, но стоит мне взять на руки Павлушу, и понимаю, как я нужен ему сейчас, здесь, и я знаю там, на небесах ты одобряешь меня. И все-таки как тяжело оставаться здесь одному, без тебя. Как мне хочется на короткий миг, хоть на самый мизерный, просто увидеть и обнять тебя, чтобы ты опять улыбнулась мне своей очаровательной улыбкой, и сказала, что ты также скучаешь и грустишь, и ждешь меня там. Я помню, как ты всегда просила меня бороться, так что я тут, но я всегда думаю о тебе, вспоминаю тебя. И мне так не хочется отпускать эти воспоминания, хотя боль все также переполняет меня.

Ты – самое прекрасное, что удалось мне пережить в моей жизни. Пусть ты навсегда осталось там, у черного моря, где мы были с тобой так счастливы, и оставили наше счастье на века. И пока я буду жив, пока мое сердце бьется, оно бьется с любовью. Той любовью, которую подарила мне ты. Я всегда буду помнить и любить тебя.

Мою Анну, Анютку, Аню, Анечку…

Л.И. – Личности исчезновение

I

Наверное, никто из современных подростков не знал так хорошо, чего хочет и желает достичь в своей жизни, чем Анна Дубина. Девочка шестнадцати лет, которая уже давно имела план, как из простой провинциалки превратиться в успешную, столичную бизнес-леди. Анна имела невероятные амбиции, и в отличие от многих своих сверстниц, которые мечтали о богатых мужьях, она хотела всего добиться только сама. Она представляла собой предельно упрямую личность, также имела крупное телосложение, что заключалось в основном в широкой кости, чем наличием лишнего веса. Аня всегда выглядела подтянутой и выносливой. Из-за этого-то создавалось впечатление, что она очень твердо стоит на ногах. Её устраивала своя внешность, и пускай это был не образ современной куклы «Барби», с её идеальными пропорциями. Она, даже можно сказать, считалась заурядной русской красавицей, со всеми национальными особенностями черт лица: круглолицей, голубоглазой, с припухлыми губами, светлыми пушистыми волосами, которые неизменно затягивала на затылке в хвост. И к тому же в своем юном возрасте, она все больше становилась предельно самоуверенной.

Аня родилась и выросла в маленьком селе Константиновка республики Мордовия. Село, в котором она росла, было обычное, типичное по размерам, провинциальным местом в России, где почти каждый местный житель знал друг друга. Здесь велась тихая размеренная жизнь. Девочка, как и все поселковые, знала своё село наизусть, каждую улицу, каждую тропинку, знала, как быстрее добраться до школы и на железнодорожный вокзал или автостанцию (самое оживленное место в селе). Но как же ей все это осточертело! Иногда они с папой совершали поездку в Саранск, самый крупный город в Мордовии, но и там ей казалось простовато. Другое дело Москва! Только этот масштаб её устраивал. Вот, куда рвалось её сердце, и где обитали её мечты, и о чём она могла часами разговаривать со сверстниками. Большинство её одноклассников по окончании школы собирались ехать или в Ромоданово или в Саранск, и только Аня точно знала, что уедет учиться, жить и работать только в Москву. Это был город, который идеально сливался с быстрым ритмом её сердца. Только один раз Аня побывала в Москве, но даже этих несколько часов хватило, чтобы город навсегда покорил её сердце. Они ехали всей семьей на море в Сочи, и вынуждено делали пересадку с поезда на поезд на Казанском вокзале. Вся семья сначала гуляла по огромному зданию вокзала, а потом вышли на привокзальную площадь, чтобы заглянуть в большой московский магазин, который так и назывался «Московский». Вокруг двигалось большое количество людей, мужчина из рупора призывал на экскурсию по столице, все это невероятно впечатлило Аню, и с тех минут, она каждый раз представляла, как она приедет сюда, однажды, и останется здесь навсегда. В ней содержалось такое количество сил и энергии, что только громадный мегаполис России смог бы выдержать и удовлетворить все амбиции, которые она имела.

Карьеру Аня решила делать в мире финансов, цифры – это была её любимая стихия. Больше всего её привлекали те возможности, которые были в столице для своей самореализации, а не количество ночных клубов и магазинов, которые там имелись. С одной стороны ей было легче, чем большинству одноклассников, зная свою цель, она стремительно к ней двигалась. Она очень прилежно училась в школе, когда выходила в интернет, то первое, что она читала – это форумы для абитуриентов московских вузов. Для отдыха она обычно открывала любимый глянцевый журнал, который она покупала в киоске на автовокзале, но эти номера всегда были не свежие, а старые, иногда даже прошлогодние. Но в любом случае: все страницы, начиная с ярко красочной обложки, приманивали её в новый мир своим блеском, шиком, стилем, и где обещалось очень многие атрибуты роскошной жизни за её будущие достижения. Как же ещё лелеять свою мечту, если не подкреплять это красочными рисунками своего возможного будущего! Когда она узнала, что её одноклассник Рома был не шуточно в неё влюблен с первого класса, ей показалось это скорее забавным, но не более. Она ни на минуту не забывала, что она будущая бизнес-леди, которая будет крутиться в большом финансовом мире Москвы, а сентиментальности делают людей только слабее. Аня давно уяснила, наблюдая за своими родителями, которых она очень любила, и считала очень умными и талантливыми людьми, но по вине «сантиментов» бесславно застряли в маленьком Константиновке. И всё же, эти самые «сантименты» иногда и её саму заставляли грустить. Семья – это то, что ей больше всего не хотелось оставлять. Пусть она была слегка груба и отстранена, но она очень горячо их любила: папу, коневода, и мать, поселковую учительницу. Их добрые, парою озабоченные, но всегда милые лица, обязательно портили ей картину: «моя идеальная московская жизнь». Но по стремительности, Аня была похожа на скорый бронепоезд, и если маршрут в определенную точку уже был задан, то и ничего не могло её остановить, она умела двигаться только вперёд.

В одиннадцатый класс Аня перешла, когда в их семье произошли приятные изменения. Её старший брат Слава женился, и пока строился его будущий дом, жил с женой в доме отца. Вика нравилась Ане, потому что та была очень милым, душевным и заботливым человеком. Но все равно ей всегда казалось странным, как можно было из райцентра Ромоданово, пусть маленького, но городка, переехать в их захолустье. Она часто спрашивала её, когда они сидели вдвоем на кухне за чаем, или занимались приготовлением обеда, не жалеет ли она, что перебралась сюда. Вика же в ответ только улыбалась и говорила, что её брат и есть её жизнь. Аня чуть не подавилась чаем, который она пила. «Мне кажется, она с приветом!» – сказала она своей маме вечером, которая обычно заходила помочь ей собрать рюкзак к школе и пожелать спокойной ночи. Мать же в ответ только лишь улыбалась. «Ты тоже когда-нибудь полюбишь, и многие тоже будут думать также», произнесла она с улыбкой. Мама, Лидия Антоновна, любила вспоминать, что рождение дочки, стало самым радостным событием в очень непростой период в семье и в стране. Это было начало девяностых годов, наступило сложное время в России (менялся режим в стране), когда фермерское хозяйство почти полностью пришло в упадок, а колхозы перестали существовать. Им часто не хватало хлеба, и только за счет постоянного труда в огороде с подрастающими сыновьями, они имели пищу и деньги, которые удавалось экономить. И вот долгожданное рождение Анечки, после двух сыновей: десятилетнего Славы и восьмилетнего Сережи. Они не могли нарадоваться на свою девочку, которую они уже и не ждали, и пусть им пришлось постоянно экономить, а отец, Владимир Сергеевич, даже не раздумывая, бросил курить. Лидии Антоновне приходилось ездить по вечерам в Ромоданово давать дополнительные уроки за сущие копейки, но вид маленькой Анечки, которая росла проворным «пухляшем», помогал им справиться со всеми трудностями. В итоге мальчики окончили школу, и пошли по стопам отца, заочно поступив в аграрную академию, Слава отслужил в армии, а когда вернулся, то стал работать с отцом на их ферме. Сережа практически скопировал жизненный путь своего старшего брата. Внешне они также были очень похожи друг на друга. Оба высокие, крепкого телосложения, с русыми волосами и голубыми глазами. Казалось, братья были копии отца, высокого и рослого мужчины, но некоторые черты лица они унаследовали и от Лидии Антоновны: более мягкий взгляд, узкий лоб, и нос округлой формы. Мальчики всегда дружили, и никогда не отказывали в помощи друг другу и своим близким. Все дети в семье Дубиных родились с мамиными голубыми глазами. В отличие от старших братьев, Аня ничего не желала слышать о хозяйстве и работе на ферме. Она точно решила, что жизнь её в селе будет закончена, с момента окончания школы. Для родителей это была нескончаемая мука, знать, что их маленькая Анютка, скоро навсегда покинет дом, и произойдет это так быстро, но они хорошо знали упорный и напористый нрав дочери, чтобы сомневаться, что она передумает или испугается. Мать, как могла, пыталась ей объяснять, что в Москве, несмотря ни на что, жизнь не намного лучше, и не всё, то золото, что блестит. Москва очень большой мегаполис, там совершенно другая жизнь, другой образ жизни, что не всем он нужен и что многих он может или погубить, или покалечить. Аня не нашла для себя ни одного вразумительного аргумента и думала только, что её родители слишком сельские, чтобы понять её. Аня, когда ложилась спать, могла лежать, закрыв глаза, и мечтать о своей московской жизни. Ей представлялась бесконечная автострада, огни бесконечных вывесок и подсветка домов с разнообразной рекламой, красивые здания ещё дореволюционных времен, современные многоэтажные комплексы, а главное неиссякаемый поток возможностей и энергии, который она будет ощущать от людей и окружения. Она представляла себя у витрин красивых магазинов, как она будет есть легкий завтрак в кафе перед работой в огромном престижном офисном центре. И тихая, практически беззвучная, сельская ночь вызывала в ней только раздражение, казалось, что до момента окончания школы пройдет целая вечность.

Зимние короткие дни, а затем долгие вечера тянулись настолько однообразно и медленно, что Аня решила, в последний свой год в родном селе, больше общаться со своими одноклассниками. Ей казалось очень необычным, что многие из её сверстников не знали ещё, что они хотят в жизни. Казалось между ними лежит целая пропасть, они говорили ей о семье, детях, хозяйстве, а Аня об амбициях, деньгах, свободе. Только скука удерживала её в их кругу. Там-то в кругу девчонок, когда они собирались после школы, в гостях у одной одноклассницы, ей и сообщали, что Рома давно и безответно в неё влюблен. Аня никогда не обращала на него внимание. Она знала, что он сидит на второй парте возле окна, рассказывает иногда реально смешные шутки, и устраивает различные приколы на уроках со своим другом Федей. Ещё она видела, что он может быть упертым, когда ругался с ребятами. Все друг друга знали у них в селе, и Ромина семья считалась одной из самых зажиточных. Его родители содержали свой магазин, где часто Рома и его младшая сестра помогали им в работе. Однажды Рома признался ей, как-то по-особенному смотря в глаза, что его мечта – это построить большой двухэтажный дом, куда он приведет жить свою будущую жену.

Аня сразу вспомнила своего брата и его жену.

–Ромик, Москва – это класс!

–Сдалась, тебе это Москва, – возмутился Рома.

–Понимаешь, я не тот человек, который будет жить в селе.

–Слушай, – воодушевился парень, – А поехали в Саранск, ехать туда ближе и у моей мамы там родственники живут. Мы сможем там учиться.

–Очнись, если и ехать, то только в Москву, зачем размениваться по мелочам?

Рома провожал девушку от школы до дома. Они шли по центральной улице, которая была вся покрыта белым снегом. Улицу освещали старые фонари, которые остались здесь ещё с советских времен, и под их светом снег приятно блестел.

–Эхх, – выдохнула Аня, – иногда мне так обидно, Ромик, что мы с тобой родились именно здесь. Вот бы мы были москвичами!

Они уже почти дошли до большого родительского дома Ани. Рома остановился и тоже вздохнул.

–А мне все равно, в каком месте родиться, главное чтобы ты там тоже родилась!

Аня замерла. В тусклом свете фонарей, она впервые увидела Рому совершенно в неожиданном образе. Он показался ей красивым и высоким, и даже очень интересным. У него была чарующая улыбка, добрый взгляд, он был высокого роста, и смотрел на неё, с загадочным блеском в глазах так, как будто видел что-то необыкновенно прекрасное. Впервые ей стало грустно, по-настоящему грустно. Аня сухо попрощалась и ушла. Дома, она впервые не думала о Москве, а именно мысли о Роме стали лезть к ней в голову. Она подумала о нём, как о муже, но она старалась гнать от себя эти мысли. Только одна цель, была для неё самой важной – это учеба. Она легла спать, но на этот раз она не мечтала о своей будущей независимости, как это делала обычно, а просто вспоминала своего светловолосого Ромку. Ночью её разбудил шум. Она спустилась на первый этаж и поняла, что у Вики начались схватки. Девочка увидела, как Вика сидела на диване и периодически судорожно сжимала руку Лидии Антоновны. Отец старался всех поторопить и ругался, что Славик так долго заводит и выкатывает машину. Они должны были ехать в Ромоданово. К ней подошел Сережка, он только недавно вернулся из армии, куда отправился после окончания аграрной академии. Собака лаяла во дворе на машину, которую срочно вывезли за калитку. Слава прибежал, весь напуганный, наспех одетый, из-за чего шарф висел на его груди, куртка расстегнута нараспашку, под ней виднелась футболка, не заправленная в джинсы. Вика и мама поехали вместе со Славой, отец же поехал на своей машине на случай происшествий в дороге. «Зима» – пояснил он сухо. Когда дома стало, наконец, тихо. Брат с сестрой переглянулись.

–Спать! – скомандовал Сережа. Аня побрела к себе в комнату, а брат выключать свет в прихожей. Девочке было странно, почему её совершенно не волновал этот эпизод, она только надеялась, что все нормально доберутся, и Вика родит в больнице.

Утром приехали родители и радостно сообщили, что в 6 утра у них родился первый внук. Дорога была хорошая, погода тоже, доехали они быстро. Родила Вика почти четырехкилограммового мальчика. Родители выглядели очень счастливыми, несмотря на бессонную ночь. Аня обрадовалась. «Круто, пацан!» и даже не подозревала, сколько изменений он принесет в их дом. Пока отец и брат ставили кроватку, они с мамой собирали малышу «приданное». Купили ему новые красивые детские наборы, какие-то вещи передали им друзья. Аня с удивлением смотрела на размер этих вещей, ей даже захотелось быстрее увидеть малыша, о котором с таким захлебом рассказывали родители.

–Знаешь, Ром, – говорила Аня своему другу, когда он опять провожал её до дома, – Никогда ещё не видела совсем маленьких детей.