Разбойничья злая луна

«А потом к главному», – машинально добавил про себя Ахломов, с огромным облегчением наблюдая, как Виталий Валентинович в обнимку с железякой покидает его кабинет.

Конечно, если бы Ахломову дали опомниться, он бы испугался по-настоящему. Но вот как раз опомниться ему не дали – в дверь уже лезли заказчики.

И каждого надо было успокоить, каждого заверить, каждого спровадить.

* * *

Посещение Подручным мехмастерских ничего не дало. Филиппыч щёлкнул по железяке крепким широким ногтем и, одобрительно поцокав языком, с треском почесал проволочную седую шевелюру.

– Не наше, – с сожалением сказал он. – Заводская работа. Видите, шлифовочка? Суперфиниш!

Словечко это почему-то доконало Виталия Валентиновича. В его истерзанном служебными неприятностями мозгу возникла нелепая мысль: кто-то его подсиживает. Кому-то очень нужно, чтобы безграмотно выполненный макет его детища попался на глаза начальству в то время, когда отдел и без того срывает все сроки.

– Сейчас вы-ыясним, – бормотал он, поднимаясь в лифте на второй этаж, – выясним, кто это у нас такой самородок… Иван Кулибин… Суперфиниш, понимаете!..

Железяка с преданным видом стояла возле его правой ноги наподобие собаки пограничника.

* * *

Главный, подёргиваясь и жестикулируя, расхаживал по кабинету и, казалось, разговаривал сам с собой, не обращая внимания на Ахломова, который подсолнушком поворачивался на стуле за перемещающимся начальством.

– Что, нет у нас специалистов квалифицированных? – горько вопрошал главный. – Почему мы никогда не можем предъявить себя лицом? НИПИАСУ – может. ГПКТБ, – отплевался он согласными, – может. А мы, видите ли… – и главный обаятельно улыбнулся, – не можем!

На секунду он задержался возле стола, с отвращением шевельнул стопку серых листов (с 21-й страницы по 115-ю) и вопрошающе обратил к Ахломову резное морщинистое лицо страдальца.

– Алексей Сергеевич, – преданно глядя на главного, сказал Ахломов, – это же мелочи…

– Да хороший вы мой! – в ужасе перебил его главный, воздев пухлые складчатые ручки. – Делая мелочь, мы должны делать эту мелочь так, чтобы посмотрели на эту мелочь и сказали: «Вот мелочь, а как сделана! Фирма!»

И, выпалив своё любимое словцо, главный устремился к дверям, где уже с минуту маячили очки и зеркально выбритые щёки Подручного.

– Вот! – воскликнул он, отбирая из рук Виталия Валентиновича давешний кошмар Ахломова. – Вот! Это я понимаю! Это профессионально!

И, не прерываемый ни Подручным, ни – тем более – вскочившим со стула Ахломовым, главный поставил терпеливую железяку на стол и принялся умилённо её осматривать.

– Это – фирма, – приговаривал он. – Это – на уровне. Можем, значит, когда захотим! Виталий Валентинович, что это такое?

– Да… мм… видите ли, – расстроенным голосом начал Виталий Валентинович, – это в некотором роде макет нашего автоматического захвата…

– Ну что я могу тут сказать! Это – фирма. С этим не стыдно и в министерство показаться. – Главный любовно снял с железяки пылинку и насторожился. – Слушайте, а зачем вы мне его принесли?

– Сделан-то он, конечно, старательно… – промямлил Подручный, чувствуя, что пришёл не совсем вовремя, – но размеры, Алексей Сергеевич, пропорции… Крайне неточно сделано.

Главный закатил огромную паузу, в течение которой скорбно смотрел на Подручного.

– Ну, я не знаю, товарищи, – вымолвил он, безнадёжно улыбаясь. – Или у нас нет квалифицированных специалистов…

Ахломов, не слушая, присматривался к железяке. Нет, как хотите, а не могло это двигаться. Единый кусок металла, монолит. Скорее уж обрезок рельсы поползёт на манер гусеницы. А лапы! Каждая на конце скруглена. Как можно такой лапой что-нибудь ухватить? Может быть, присоски? Показаться невропатологу? Но ведь двигалось же оно, чёрт побери!

– А достижения?! – Главный уже бегал по кабинету. – Страшно смотреть, как они у нас нарисованы!

Железяка изумлённо щелкнула и зажужжала. Главный запнулся и укоризненно посмотрел на отпрянувшего от стола Ахломова.

– Виталий Валентинович, – позвал он, вновь повернувшись к железяке, – здесь можно что-нибудь исправить?

Вопрос застал Подручного врасплох.

– Н-ну, если здесь сточить, а тут приварить…

– Берите, – прервал его главный. – Берите ваш макет и несите его слесарям. Если это их работа – пусть переделают. Если нет – всё равно пусть переделают!

* * *

Подручный проклял тот час, когда потащился к главному, но обсуждать приказы было не в его характере, и вот он уже стоял в гулком коридоре подвала, держа в руках, как табуретку, эту металлическую нелепость, весившую, кстати сказать, не меньше десяти килограммов.

Слесарей на месте не оказалось, и опытный Подручный прямиком направился в мастерскую художника. Дверь мастерской – чудовищная, окованная железом дверь с пиратской табличкой «Не влезай – убьёт!» – была распахнута. Из проёма в коридор тянулся сизый слоистый дым, слышались голоса. Подручный бесшумно поставил свою ношу на бетонный пол и прислушался.

– Деревянный брус, на который кладётся рельса, – веселился тенорок слесаря Шуры. – Пять букв. Что бы это могло быть?

В мастерской жизнерадостно заржали.

– Картина, изображающая морской пейзаж. Шесть букв. Вторая – «а».

– Марина, – вкусно выговорил голос художника Королёва.

– Кто?

– Марина, пенёк.

– Та-ак. Бесхвостое земноводное, распространённое в нашей области. Саня, это по твоей части. Бесхвостое…

– Слышу. Лягушка.

– Ля-гуш-ка. Точно. Ты смотри! За что же тебя из института выперли?

– За хвосты.

Вновь послышалось жизнерадостное ржание.

– По вертикали. Стихотворный размер. А у кого из нас диплом литератора? Чего молчишь, учитель? Завязывай с подошвами. Стихотворный размер…

– Сколько букв?

– Десять. Предпоследняя – «и».

– Амфибрахий.

– Амфибрахий или амфебрахий?