Игры судьбы

– Поехал по первопутку в Глубокое за картошкой, – ответили ей.

Так что первенца – Галину – из роддома забирали без отца. Зато вскоре он привёз целую машину собственной картошки из погреба в Глубоком! И это – в голодные послевоенные годы!.. И опять соседи завидуют: ну и куркули эти Корчевские!

Тогда вокруг реки Ишим, опоясывающей город, дамбы не было, как сейчас, и в высокие весенние паводки «подгора» сильно страдала. До самой церкви, что и сейчас является символом нашего города, доходило наводнение. Один раз у «куркулей» рухнула стена, другой…

Напряглись тогда Корчевские, целую машину с прицепом хороших брёвен для дома купили в Тюмени! Работы-то Корчевские никогда не боялись, и поднялся на Береговой улице крестовый дом, десять на десять. Покрасили его суриком. И теперь, спустя почти семьдесят лет, стоит он под номером двадцать четыре, по-прежнему являясь украшением своего квартала!

Старые матери «молодых» успели дому порадоваться, помогали, чем могли. Иван учился, жена Анна одобряла его стремление получать новые знания. Закончил Иван курсы механиков. И раньше к нему на автобазе молодые водители обращались за помощью:

– Дядя Ваня, посмотри, что-то стучит!..

Позже Иван стал механиком на автобазе ПУСС. Даже с делегацией в пятнадцать человек был направлен на Всесоюзную Выставку Достижений Народного Хозяйства в Москву – ВДНХ. С ним и Анна увязалась – хотелось посмотреть столицу. Не только вещей – книг накупили целый чемодан! Едва довезли. За Галиной Сергей родился, потом Володя. Опять у Корчевских во дворе всякая живность завелась – корова, свиньи, гуси, куры. Напряглись – и купили свой сепаратор, а значит появились сливки, сметана, масло. У детей – куклы нарядные, шубки беличьи. Мальчишки подросли – не на велосипедах катаются – на мотоциклах! И машина появилась!

И опять соседи завидуют: «У-у, куркули!». Но телевизор – первый на улице – смотреть ходят. Завидуют и дети Корчевских – соседским ребятишкам: надоел им белый хлеб со сливочным маслом! Вон у друзей-мальчишек куски чёрного хлеба политы растительным маслом или намазаны маргарином – это же намного вкуснее!..

А правительство всё не забывает заботиться о благе народа, старается ленивых уравнять с трудолюбивыми, искоренить частнособственнический инстинкт! При Хрущёве выходит новый указ: крупный скот у частников ликвидировать, птицу обложить чудовищным налогом. Не положено вам хлеб с маслом есть, пусть у всех будет одинаково – хлеб с водой!

Марии Людвиговне – той бедовой Машке – уже за семьдеСят, но она то в Таллин поедет с внуками навестить сына Франца – он закончил Горьковский институт, то в Киев – к Грише: и там у неё внуки, и их повидать хочется…

Поехал как-то и Иван на родину, на Украину. Хотелось посмотреть на места, где прошли детство и ранняя юность, повидаться с родными, знакомыми. От дубового леса и щепок не осталось. В их доме проживал сельский «голова». Обобществлённые земли обработаны плохо, запущены.

Многих знакомых недосчитался Иван – кого сослали, кто на войне пропал, кого сама родная власть замучила – своей смертью мало кто умер.

– А что стало с Мыколой-«активистом»?

– Да он совсем одурел от самогона, озверел от власти, свои же коммунисты и прикончили его ещё тогда! – рассказали односельчане.

В общем, посмотрел Иван – нет, не разбогатели его земляки и после того, как попользовались их добром!

Мария, с которой началась эта история, прожила большую жизнь – почти 90 лет, и упокоилась в нашей казахстанской земле, я была на её могиле. А многие дети и внуки малограмотных Иосифа и Марии получили высшее образование. Сын её Иван с женой Анной стали достойными, уважаемыми людьми, играющими заметную роль в городе Петропавловске. Другие их дети и внуки строят жизнь с разной степенью успеха. Растёт, ширится молодая поросль их потомков в Украине, России, Литве, Казахстане, и хотя многие из них уже носят другие фамилии, все они – носители генов Иосифа Мартыновича Корчевского, великого труженика, и его жены Марии.

О чём мечтали они? Чтобы их потомки были самодостаточными, независимыми и гордыми людьми, какими были они сами. В те времена для этого достаточно было иметь кусок земли и самоотверженно на ней работать. Прошли годы – не так уж и много для истории. Мы познакомились только с последними тремя поколениями семьи Корчевских, а вкус к земле утрачен, как и трепетное к ней отношение – ГОСУДАРСТВО всё для этого сделало. Итог – плодородные поля пустуют, зарастают сорняками, хлеб возим из-за границы.

Да, молодёжь получает прекрасное образование, обладает обширными знаниями, разбирается в политике, экономике, науке и технике. А вот что делать с землёй уже не знают – разучились на ней работать, о ведении подсобного хозяйства не может быть и речи.

Уже давно никто не называет их «куркулями», да они никогда ими и не были. Забыто и то, что они – потомки «кулаков» и «врагов народа», которыми они тоже не были. Государство отучило и отлучило их от земли. Но разве в том был его интерес, чтобы, потеряв вкус к земле и труду, кормились мы из чужих рук? И ЭТО мы должны воспринимать, как счастье?..

Так приобрели мы или потеряли? Не правильнее ли было бы, позволив людям действительно владеть землёй и современной техникой, жить на ней, украшая её своим трудом и делая богатой страну, гордясь своей историей?.. Почему правительство так боится и не даёт возможности стать нам независимыми, самодостаточными, гордыми гражданами?..

Чтобы нами было легче управлять?..

    Воспоминания Г.И. Корчевской, 1947 г.р.

МЫ ТЕРПЛЯЧИЕ

«Терпение и труд всё перетрут» (укр. пог.)

Как подарок судьбы вспоминаю одну встречу. Пелагее Васильевне Личман было тогда сто три года, тем не менее её человеческое обаяние, ясность мысли, здравость суждений и великолепная память поражали! Мы с ней сидим в квартире одного из её сыновей. То и дело трогая меня тёплой ладошкой за плечо, она рассказывала о своей жизни с мягкой улыбкой, без усилий и труда описывая события, называя фамилии, даты, цены вековой давности. Вот её рассказ.

Земля в густонаселённой Украине всегда была предметом вожделенной мечты каждого – и помещика, и батрака, её на всех не хватало. Григорий Дьяченко смог жениться на чернобровой красавице Горпине только тогда, когда богатая родственница выделила ему клочок неудобной для возделывания земли под строительство маленькой хатки. И хотя домик получился без сенцев, это был царский подарок! Но ни курицу завести, ни укроп посадить было негде.

Пошли дети, но даже самые маленькие не смели играть и баловаться около крошечной «усадьбы» – боялись рассердить богатую тётку, испортив грядку, наступив на её землю. Да и не до игр было – едва подрастая, они начинали работать. В «экономии» у помещика была огромная плантация табака, из которого потом делали махорку, здесь детские руки и находили применение. За день тяжёлого труда платили пятнадцать копеек, деньги тут же уходили на питание, самую необходимую одежонку. А чтобы запасти на зиму картошки и муки, приходилось искать дополнительный заработок. Тем более что к тому времени Григорий умер, оставив Горпине пятерых детей…

Чем зарабатывать на жизнь? Выгодным, но опасным занятием была ловля змей – за каждую давали аж по три рубля, большие деньги! Параша, будущая мать нашей героини, на охоту за змеями ходила со своей сестрой. Но однажды встреча с пресмыкающимся чуть не закончилась трагически – девушку с трудом спасли. Потом сёстры, по примеру знакомых, стали ходить на заработки в Киев – где постирать, где побелить, где с детьми понянчиться.

Время шло, и, хоть жили тяжело, дети подрастали. Стала невестой и Прасковья, встретила свою судьбу – Василия Логвиненко, вышла замуж. Глядя на своих маленьких детей, они думали: неужели и их судьба – стать батраками?..

Вдруг прошёл слух – в Сибири дают землю, много земли! Отправиться из родной, тёплой, милой Украины в страшную, холодную Сибирь, куда, по слухам, отправляли только каторжников? Но земля!.. Сколько поколений до них и они сами мечтали о земле, чтобы было куда приложить работящие руки… А там её, земли, говорят, столько, что всем хватит. Как отказаться от такого богатства, от такой возможности? Не использовать единственный шанс?..

И они решились! Так они оказались в наших местах – на территории бывшей Акмолинской губернии. Даже Горпина, ставшая к тому времени бабкой множества внуков, отправилась с ними в неизвестность. Так хотелось ей пожить, наконец, на СВОЕЙ земле, приложить к ней остатки сил. Ведь осуществлялась несбыточная мечта многих поколений предков!

Царь не обманул, слухи подтвердились: землю действительно давали и много – на каждую мужскую душу аж по семь гектаров! Из них по гектару леса, сенокоса, остальная земля пахотная. И какая земля – чернозём с песком! Про такую говорили: «Бросишь в неё зерно в шутку, вырастет всерьёз». Целина! А мужиков в семье было двое – сам Василий да сын его Андрей, так что получили четырнадцать гектаров.

Вокруг – такие же переселенцы с Украины, ими и было основано село Ильинка. Первым делом поставили церковь, построили дом батюшке, а там и себе хат понаставили. Крыши у большинства были крыты соломой и камышом, у каждого – палисадник с берёзами, вербами, и, конечно, с мальвами, как на родине. Красота! Сначала была одна улица, потом другая, и выросло село до пятисот дворов, не село – загляденье!

Работали много, потому и жили сытно, славя царя и Бога. Хлеб, сало, молоко не переводились, а вот денег взять было негде. Чем же платить налог государству? Он был не маленький – семье Логвиненко за два надела надо было заплатить двадцать пять рублей каждый год, огромные по тем временам деньги! Для сравнения – хорошая корова, которую надо растить пять лет, стоила тогда всего девять рублей, да и продать её было негде. Некоторые предприимчивые односельчане попробовали было ездить в город Петропавловск на базар, чтобы продавать излишки, да вскоре махнули рукой – себе дороже обходились дорога и постой у городских родственников.

А вот лошадь в казачьем селе продать было легче, чем корову. Так Василий Богданович и приспособился – выращивал жеребят, учил их ходить под седлом, в запряжке, и через три года продавал их аж за сто пять рублей!

– Ой, Богданыч-то опять лошадь продал, – завидовали соседи, – богатый теперь!

1914 год, Первая мировая война… Деньги стало добывать легче – государство стало закупать скот. Бывало, примчится в сентябре верховой:

– Гражданы! В Николаевке будет ярманка! Становьте юрты, харчевни!..

Со всех сторон в Николаевку начинали гнать скот – только пыль на дорогах столбом. Требования при покупке были очень высокие. Так, быков брали только весом центнеров пяти-шести. Сюда же из Средней Азии везли на верблюдах всякие диковинки – виноград, орехи, урюк, изюм…

– Бывало, – вспоминает моя собеседница Пелагея Васильевна, – отец с братом погонят скот на весы, а мы, старшие девочки, сидим в бричке и гоняем её туда-сюда: коней своих стережём, чтобы цыгане не украли. Сдадут отец с братом быков, вернутся – по кульку изюма нам принесут. А ещё больше радости, если дадут с барыша копеек по шести, тогда сами покупки делаем, как большие!

По соседству с Ильинкой был казахский аул. На лето казахи угоняли скот куда-то далеко, к большому озеру, а осенью возвращались. К тому времени в степи травы стояли по пояс, тут кони и проводили зиму – тебеневали. Казахи кормов им не заготовляли, и себе ни овощей, ни хлеба не сажали.

К тому времени нашей героине Пелагее было восемь лет, и она уже представляла собой рабочую единицу. Так что в школу ходить ей не пришлось – была дорога каждая пара рук. Училась только младшая сестра Параша. Девочка этим очень гордилась, и с удовольствием учила старших детей по вечерам читать и писать, подражая при этом своей учительнице Анне Наумовне.

С появлением железной дороги приток переселенцев стал сильно увеличиваться. Желая ограничить их число, чиновники перестали их прописывать, наделять землёй, помогать обзаводиться скотом. Людям оставалось только наниматься в работники, в батраки. Однако с началом войны им опять стали нарезать землю, прописывать – так появились сёла Волошинка и Баскунчак. Надо было кормить армию, ведь неизвестно, сколько продлится война.

Пока были силы, люди работали много и тяжело, а когда приходила старость – это был лишний рот в семье, и шли старики побираться. Такова была суровая правда жизни. Сейчас даже трудно себе представить, чтобы восьмидесяти – девяностолетние старики в ветхой, как сито, одежде из домотканой материи летом и зимой ходили из села в село, иногда покрывая очень большие расстояния, нищенствовали.

– На Пасху мама с бабой, бывало, напекут большой таз булочек и раздают нищим. Булочки кончатся, а нищие всё идут, идут… С одеждой было особенно плохо, шили её больше из самодельной ткани, из своего полотна. Овечья шерсть шла на изготовление сукна. На зиму женщины вязали носки до колен, а выше под юбкой ничего не было – не принято было ни в Ильинке, где жили киевские хохлы, ни в соседнем с нами селе, где жили донские.

Так заведено было до самой Отечественной войны. А ведь зимы в наших местах жестокие! Бывало, поедут бабы на санях за сеном или соломой в поле – все коленки от мороза полопаются! И тут мы узнали, – продолжает вспоминать Пелагея Васильевна, – что переселенцы с Волги – самарские женщины – носят чулки и… штаны. Стали тогда мы, молодые, тоже вязать себе тёплые штаны да носить тайком от родителей. Вот такая дикость была! – вместе со мной удивляется моя собеседница.

– Купить же одежду было не на что. Уж на что невест старались приодеть, а и у них – девушек на выданье – редко у какой было по три плохоньких платочка на голову. Стоили они тогда десять копеек! – старушка улыбается, и в этой улыбке отражается мудрость опыта всех ста лет её жизни.

– Дикость была и в другом, – продолжает моя собеседница. – Что в мире делалось, мы тогда не знали. Даже желающим не разрешали выписывать газеты, получали их только поп да учитель. Пока дождутся оказии, чтобы привезти их из города на лошади, да пока найдут время прочитать, пока весть

от одного до другого человека дойдёт – все новости устаревали. И про революцию узнали не сразу, краем уха услышали, но не поняли. А когда в Японии произошло страшное землетрясение, большая часть суши ушла под воду с огромным количеством жертв и весь мир ужасался, в Ильинке об этом

узнали только через полгода…