– Ой, нет, Муха уже на пенсию пошла. Хорошая была служебная собака… – вещает кому-то за моей приоткрытой дверью папа. – Донь, ну что ты так долго? Спасибо Артёму с Мухтаром, развлёк. – отцовские, голубые глаза смещаются в мою сторону. – Бледная вся… Тебе нехорошо?
Нехорошо? Было нехорошо, а сейчас, ты смотри, как меня опять Молотов взбодрил!
Губы злобно поджимаются. Глаза щурятся, а кровь приливает к лицу.
– Мне нормально, пап. Входи. Или ты к моему соседу приехал?
Сергей Леонидович – человек старой закалки и весьма строго нрава, меняется в лице и корчит виноватую рожицу, забавно поигрывая седыми бровями.
– Яниночка моя, ты чего?
Первой в моей квартире оказывается дорожная сумка, затем чемодан, затем уже отец. А вот за ним показывается нос здорового хаски.
– Прости, хороший, тебя в гости с хозяином не приглашали. Сам приходи, если что. Без него.
Спешно захлопываю дверь, так и не увидев своего идиота-соседа.
– Какие здесь у вас соседи интересные. Егор, поди, ревнует тебя к одинокому соседу? Хотя, чего ему ревновать? Ты у меня правильно воспитанная девочка. Да и дома, должно быть, реже Егора бываешь…
Неужели меня нельзя просто обнять? Просто обнять! Хотя бы раз обнять первым!
– Пап… – запинаясь, я впервые за несколько последних лет чувствую, как детские обиды вытесняют жизненный опыт и позицию взрослого человека, – Папа, Егор меня не ревнует. – кое-как беру себя в руки. Неожиданно для себя, я нахожу в себе силы не обнимать папу первой. Раньше меня не хватало и на минуту. – Мы развелись.
Всё. Всё! Сказала…
Самое время делать ветер в сторону кухни и открывать коньяк. Уже и не знаю, для кого он сейчас нужнее.
– Что… что ты сказала? – невнятный вопрос служит сигналом к бегству.
Вхожу в кухню и падаю на стул как подкошенная.
Проклятый Молотов! Выбесил меня, зараза! Что он вообще трётся постоянно где-то рядом? Аж раздражает до зубного скрежета. Хотела же по-человечески поговорить с папой, предварительно влив в него пару стопочек коньяка и сытно вкусно накормив.
Отмираю и тянусь к бутылке с янтарной жидкостью:
– Год назад, папа.
Акцизная марка никак не поддаётся. Тремор внутри выливается в мелкую и противную дрожь. В квартире будто включили кондиционер сразу на температуру Заполярья.
– Оставь.
Слышу громкие шаги. Мои тапочки были проигнорированы. Отец замирает посреди кухни в ботинках на толстой подошве, глядя на меня с укором.
Я едва нахожу в себе силы встретиться с ним взглядом. Пальцы замирают, а в горле пересыхает.
– Я хотела сказать, но ты уехал в зону боевых действий … – царапая зубами нижнюю губу, я рвано выдыхаю самое первое, пришедшее на ум оправдание. – Не хотела тебя волновать, а потом… Потом ты вернулся, занялся дачей, своими делами, я своими и… к слову не пришлось. – кровь приливает к щекам и почему-то ушам. Чувствую себя варёным раком.
– Ты никогда врать не умела. – хмурится отец, осуждающе качая головой. – Подумай ещё, а я пока руки помою с дороги.
Кажется, моя смерть отменяется. Или всё-таки переносится?
Хороша дочь. Тридцать лет с хвостиком, а я дёргаюсь и волнуюсь, как школьница, прогулявшая уроки. Слов из себя выдавить не могу – лепет и бормотания какие-то.
– Мне ему морду бить надо или нет? – резкий вопрос заставляет вздрогнуть.
Я поворачиваю голову и… улыбаюсь. Отлегает.
Это же мой папочка. Вот такой вот уже старенький, постаревший, поседевший, приобретший новые морщины и совершенно ужасную лысину. Крепкий и сильный. Совсем не старик, в привычном понимании. Пятидесяти шести лет от роду. Мой папа…
Влага собирается в уголках глаз.
– Отставить истерику. – тут же теряется он, смяв полотенце, с которым вышел из ванной в ком. – По существу, пожалуйста, а потом выберем, как будем убивать Тарасова.
Нервный смешок, больше похожий на кашель, вытесняет и истерику, и остатки волнения.
– Не надо его убивать, папочка. Я даже немного рада, что всё именно так получилось. Мы очень разные люди. Очень.
– Конечно, разные. – ворчит отец, проходя к столу. – Ты, вон, с каждым годом хорошеешь, а он? Амбиции и приоритеты у тебя, правда, мужские, что параллельно с мужниными не идут…
– Пап, хватит. – отмахиваюсь от очередных нотаций и тянусь к большому блюду, куда выложила жаркое, привезённое из ресторана совсем недавно. – Кушай лучше. С дороги же. Развелись и развелись. Всё.
«А может, я вообще ошибалась? Никакие это не проблемы и неприятности на меня валятся, а кто-то умнее посылает знаки и направления?» – думаю, искоса поглядывая на ковыряющего крышку от бутылки папу.
Хорошо, что я призналась. Если честно, оставаться замужней женщиной для папы становилось всё тяжелее и тяжелее.
Нормально у меня всё.
Может, моя жизнь вообще только начинается? Я уже и не помню, когда была в отпуске красивой, свободной и при деньгах. Всё некогда и некогда было, а жизнь, оказывается, проходила мимо. А когда я хоть раз с парнем знакомилась в ночном клубе или баре? Да никогда. Боже, мне и мужа-то отец нашёл. Соседа сегодня почти проучила, чего со мной за два года тоже не случалось. Хоть и проиграла в этой битве с Молотовым, но чувство всё равно приятное… Такое интересное. Новое.
– Так, а что этот Артём?
– М?
Выныриваю из размышлений и встречаюсь с задумчивым взглядом.
– Сосед твой как? Он свободен?
Пф. Вот и что на это ответить? Свободен с переменным успехом? Женится по пятницам, цепляя субботу, а в начале рабочей недели разводится?
– Наверное, свободен. – пожимаю плечами, не желая вываливать сегодня на отца ещё и мои проблемы с соседом. – Постой… – до меня начинает доходить подтекст. – А ты почему сейчас о нём спросил?
– Интересный мужик. Своя жилплощадь имеется. Физическая подготовка, судя по всему, тоже на уровне. Очень культурный, что сейчас редкость. В глазах, правда, печаль какая-то стоит, но…
– Не продолжай. – отчаянно трясу головой, глядя на папу широко распахнутыми глазами.
Он с Олей сговорился, что ли? Нет, я не понимаю, при чём здесь вообще мой сосед-идиот? Что вообще за глупые намёки?
– Или вы уже вместе? – пытливо щурится отец, справившись с откупоркой коньяка и придвинув к себе до блеска натёртую рюмку. – Опять побледнела…