Голос Незримого. Том 2

Ангелицами ведущегося под руки.
Кругл, пресветел лик у каждой девы был,
За плечами же – двенадцать малых крыл,
И влеклись по полу долгие их волосы,
Лучезарные, как световые полосы…
Он же, оченьки смеживши, словно б слеп,
Нес рукою левой артосовый хлеб,
Правой – криновую ветвь снегоподобную, —
И такое распрекрасное, беззлобное
Он лицо имел! столь царственный вид!
А Вожатый про него мне говорит:
“Отроча благословенный… В дальнем будущем
Он владыкой не карающим и судящим,
Но вселюбящим родится в дольний мир
И внесет в него навечнейший мир.
Хлеб святой – его держава, скипетр – лилия,
Ангелицы ж, что над ним простерли крылия,
Духи солнечных и месячных лучей,
Сиречь – Радости и Милости…” Речей
Не продолжил он. Вслед за тремя идущими
Очутясь пред палисадами цветущими,
Мы сошли в них из тишайшего дворца
И, любуясь и дивяся без конца
На златистых львов, лежавших там с барашками,
И на белых соколов, игравших с пташками,
Из обители покоя мы ушли.

Думчив шел я… Всё ж приметил, что вдали,
Как и прежде, вместе с нами Третий следовал.
Я ж, всем узренным подавлен, немо сетовал:
“Те сразили волка, коршуна, змею…
Я сражу ль хоть волю злую мою?!
Побежду ль в себе я зверя хоть бы в старости?..
Да и есть ли Власть моей противу ярости?..”
Ибо, отче, я хоть лют, но не лукав, —
Знаю-ведаю неистовый свой нрав…
Вдруг с ветвей елея капелька тяжелая
Мне на лоб стекла и вниз на шею голую,
И услышал тихий шепот я: “А Бог?!”
Я воспрянул! я сомненья перемог!
И отсель пошел, впервые, отче, веруя…
Вижу – там, между листвой сребристо-серою,
Как бы круг из жарко-пышащих костров,
Чей огонь, однако, розов, не багров,
И не едких смол, а сладких роз уханьице
К нам оттудова струею тонкой тянется…
Устремились мы, – и глянул я назад:
Тут ли Третий?.. Отче! Двое уж летят —
Он и Кто-то уж второй, всё так же издали,
Кто-то… Крупное созвездье, дух лучистый ли…
Но не знал еще тогда я, Кто был он.
Мы приблизились меж тем… Ужли не сон?!
Не костры из сучьев высохших набросанных,
То – ограда из кустов в горящих розанах,
А над нею птицы с алым пером
Вьются – спустятся, займутся огнем
И, сгоревши, воскресают… “Птицы-финисты”, —
Указал на них мне Старца перст морщинистый.
Вот и розовые вижу я врата,
Но… увы мне! – Как два сплетшихся куста
И с шипами грозно-острыми терновыми…
А при них, укрыт крылами бирюзовыми,
Весь в лазоревых стекающих шелках,
Предстоит Архангел с зеркалом в руках.
“Как Сиянье Пресвятыя Богородицы,
Гаврииле?” – рек Вожатый. “Днесь приводится
Ей пред Господа ожившая душа”, —
Молвил дух… И, обожанья не туша,
Нас обвел очами радостнейше-синими…
И сказал мне строго Старец: “Знай, что минем мы
И сию обитель, ежель этих врат,
Убоявшися, как и досель, преград,
Не пройдешь ты сам…” И стал я в колебании.
Тут следящие за мной на расстоянии
Подошли ко мне, овеяв, озарив,
Понесли… И веток колющий извив
Ощутил уж я у сердца и вкруг темени,
Как по розово-терновой гуще, темени
Что-то молоньей блеснуло… И тотчас
Вход скрывающая чаща расплелась.
То Архангел отразил ворота в зеркале, —
И от сил ли, в нем таящихся, от сверка ли
Те разъялися… И розановый сад,
Вдвое розовый, затем что был закат,
Ослепил меня, как свет сокровищ исканных…
“А сия обитель – правды ради Изгнанных,
Как и тех, что пострадали за Христа…” —
Тихо вымолвил Вожатый… И туда
Мы проникнули. Огонь и благовоние…
Всюду, яхонтовей зорь и солнц червоннее,
Завивающихся розанов шатры,
Расстилающихся розанов ковры…
А меж ними – птицы, сущие лишь в рае, чай, —
Воскресающие, в пламени сгораючи.
И, подобный им, развитый в пламена,
Дивный куст… “Неопалима Купина”, —
Молвил Старец, проходя и поклонясь ему.
На него глядя, последовал и я сему.
Были, кроме роз, растущих из земли,
И такие тут, что в воздухе росли