Снежный король. Сны об Александре Блоке

Сергей Сергеевич вспомнил про тот день, когда слух о его смерти облетел город. И понятно было, что не может быть по-другому, это случится не нынче, так завтра, но попробуй поверить в то, что его больше нет.

И он не верил. И странно серым показался мир вокруг, и это было последней точкой в том безобразии, которое именовалось русским бунтом.

Но эта женщина, странная история была связанна с ней, если она еще жива, и это именно она:

– Жизнь давно сожжена и рассказана, только первая снится любовь, – прочитал он вслух одну из строчек стихотворения и странно замер при этом.

Можно было долго сидеть и гадать, но он поднялся и направился в палату. Она смотрела на него так, словно был он ангелом смерти и уже пришел за нею.

– Скажите, голубушка, вы та самая…

Доктор остановился, он не знал, что и как можно было сказать еще.

Странно оживилось ее лицо, она словно бы увидела его впервые, и ей стало интересно посмотреть на того, кто явился к ней из забытья.

Она не спрашивала, о чем говорит он, хотя должна была бы спросить. Она просто ушла от реальности в какие-то свои грезы и сны.

– Это все не серьезно, он был совсем мальчиком, лет 16, это было в другой жизни. Мы были так молоды, мы встретились случайно среди дивной природы. Это была страсть, увлекавшая в бездну. Знаете, у богини Афродиты был такой помощник – бог Гиммер, увлекающий в бездну. Он не должен был меня полюбить, я никак не могла полюбить его, но это случилось. И были бесконечные прогулки, и были стихи, там, в стихах все есть о том времени, он был удивительно откровенным мальчиком, а я, мне просто хотелось еще раз пережить те светлые и высокие чувства, которые были когда-то в юности, а потом пропали, кажется навсегда. От них ничего не осталось больше. Но должно было остаться, только горстка пепла и стихи.

Доктору показалось, что она уже не видела и не слышала никого, но соседки по палате из своих углов заглядывали на нее удивленно. Старуха казалась им сумасшедшей.

– Знаете ли вы, что такое, когда нельзя, просто невозможно расстаться, когда скучаешь еще до того, пока ушел от него. В его душе творилось что-то невообразимое.

– А Вы? – не удержался доктор, хотя он никогда не был особенно любопытен, особенно когда это касалось чужой личной жизни. Но на этот раз особенный случай – это связанно с судьбой его поэта, и он знал, что рано или поздно, если конечно уцелеет, то напишет книгу воспоминаний, потому что был уверен в том, что каким бы не был строй в этом мире, они никогда не смогут забыть этих стихов.

Какова была его популярность в те годы, особенно в 1907, когда он только что появился на Башне и прочет свою «Незнакомку». Его знали все, им восхищались, к нему просто старались приблизиться, чтобы взглянуть в его синеватые глаза, и услышать то, что он будет говорить, хотя часто говорил он не особенно приятные вещи и никогда не лгал, даже когда эта маленькая ложь и казалась совершенно безобидной.

– Я никогда его не знала таким, – удивленно говорила старуха.

Она помолчала немного и заговорила снова.

– Я никогда его не видела потом, не приближалась к нему, ведь мы очень тяжело расставались, когда пришлось вернуться домой, и там меня ждали дети и муж, я не могла больше продолжать этих отношений, они должны были закончиться сами собой, и они завершились. Хотя и не сразу. Он ждал меня, мне приходилось прятаться от знакомых и просто каких-то странных людей, хотя тогда никто и не ведал о том, что он поэт. Если бы мы столкнулись позднее, то моя репутация была бы навсегда погублена.

– А как вы жили без него, – решился спросить доктор, хотя и сам он считал этот вопрос совершенно бестактным.

– Сначала терпимо, казалось, что это возможно, а потом все стало совсем отвратительно, тогда, уже забыв, что я разорвала с ним сама, я стала искать встречи, но он был слишком горд и независим. Он вычеркнул меня из своей памяти раз и навсегда. Все было напрасно. И потом он был таким правдивым даже в мелочах. Старуха снова замолчала, а он вспоминал:

– Твое лицо в его простой оправе,

Своей рукой убрал я со стола.

Прочитал он строки, обращенные к совсем другой женщине, его жене, дочери знаменитого ученого. Они написаны были после разрыва, а ведь казалось сначала, что ничто не предвещало беды, они так любили друг друга, они были такой красивой парой.

Старуха прислушалась, а потом тихо спросила:

– Так и было. Скажите, вы думаете, что у него так было всегда?

– Мне трудно судить, но, скорее всего, да. Вы же сами говорите, что он был правдив, и все, что происходило, тут же появлялось и в стихах его:

Иль хочешь стать мне приговором?

Не знаю, я забыл тебя.

И, похоже было на то, что он мог вспомнить сколько угодно именно таких строчек.

Старуха молчала, но он видел и чувствовал, что она хотела спросить его о чем-то, он даже догадывался о чем.

– Я никогда не читала его стихов потом, после нашего разрыва, но если вы их знаете, скажите, как Вам кажется, доктор, любил ли он кого-то? Вы вспоминаете такие странные строки.

– Не знаю, – признался он, – я и сам часто задавал себе этот вопрос, но не находил на него никакого ответа. Он все время был с актрисами, это могло показаться странным, но именно они никогда не были собой, они могли сыграть чужую судьбу гениально, но всегда так небрежно относились к собственной жизни и судьбе, вне сцены они были безлики и хотели только отдохнуть. И он отдыхал рядом с ними, но как только вспыхивали истинные чувства, он тут же уходил, ему не нужны были женщины без масок.

Она смотрела на него, но еще не понимала, к чем он клонит.

– Я долго не мог понять, пока не прочитал:

Жизнь давно сожжена и рассказана,

Только первая снится любовь,

Как бесценный ларец перевязана,

Накрест лентою алой, как кровь.

И когда в тишине моей горницы

Под лампадой томлюсь от обид.

Синий призрак умершей любовницы

Над кадилом мечтаний сквозит..

– Он похоронил меня еще тогда? – удивленно спросила она и странно передернула плечами.

– До него дошли слухи о вашей смерти, – ответил ей доктор, – об этом писали где-то. Но он и не думал, что мертвых мы любим еще сильнее, потому что исчезают все недостатки, которые были у живых.

– А я и на самом деле умерла, – растерянно проговорила она, – когда стало понятно, что ничего больше не вернется, все было прежним, но меня больше ничего не могло интересовать. Муж завел себе любовницу, да и что ему оставалось делать, а мне? Я и представить себе не могла, куда деваться могла я? Тогда и уехала снова за границу, и жила там, и бродила по местам, где была счастлива. Если бы не нужно было вернуться, чтобы похоронить Сережу, я бы там и осталась неприкаянной тенью, всегда чужая в чужом мире, но пришлось вернуться. А тут все и началось, я потеряла все, что можно было, Я должна была уехать, хотя мне совсем не хотелось этого. Мне казалось, что произойдет чудо, я встречу его, и мы снова будем вместе. А потом я смотрела на собственное отражение и была уверенна в том, что тот мальчик просто не узнает меня, он всегда был очень правдив, и на этот раз скажет, что не существует той далекой Ксении, обворожительной Ксении, а есть смерть сама, которая пришла за ним. Вы никогда не испытаете того разочарования, которое приходит, когда еще помнишь, как такой любовались и понимаешь, что только жалость в их душах и может появиться.

№№№№№

Доктор растерянно оглянулся по сторонам, он видел, что эти простые и незамысловатые женщины слышали их, но вероятно их разговор казался им бредом сумасшедших, они если и хотели, то и тогда ничего не смогли бы понять – это уж точно. Он понимал, что должен оставить ее в покое, но все медлил, ждал, что должно быть еще что-то сказано, ему хотелось страстно еще что-то услышать.

– Может быть, когда вы расстались, он и был уверен, что у него еще все было впереди:

Что же делать, если обманула.

Та мечта, как всякая мечта.

Но чем больше проходило времени, чем больше он метался в метели, тем яснее становилось, что ничего не будет и быть не может.