Скифский камень. Мифы и сказания

А потом, у костра она рассказывала историю про другого царя, о нем вспоминал недавно Скиф, про царя Валтасара, устроившего последний пир, когда он понял, что проиграл и обречен. Наверняка и ей и царю подсказал эту историю бес, без него точно не обошлось. Но она почувствовала себя древней сказочницей, и никогда ничего подобного прежде не переживала, только теперь.

Глава 22 Последний пир

Закат был кровав в тот вечер. Об этом говорили все в Вавилоне. Страшно выли собаки. Люди прятались по домам. Сколько дурных снов приснилось, сколько пророчество было послано им. Это не могло быть случайностью. И в ужасе прятались они и пытались угадать и понять, что еще можно сделать, как им поступить дальше, но что тут придумаешь, если мир рушится. И только царь, он словно ничего не видел и не слышал. Он не хотел никого слушать.

Когда во дворце появился жрец, Валтасар усмехнулся. Он жестом приказал ему замолчать и указал на ту комнату, где их никто больше не мог увидеть и услышать.

Жрец упал перед ним, но он не собирался его поднимать. Он усмехнулся, пусть в таком положении попробует ему рассказать о том, зачем пришел.

– Ты скажешь мне по великому секрету то, что известно всем, – говорил царь, – и я должен одарить тебя за это?

– Спаси себя и свой мир, – едва слышно прошептал он.

– Ты так наивен и глуп, что полагаешь, будто Вавилон можно спасти? – подступил к нему царь.

Жрец хотел сказать о том, что ни его, ни его мира ничто уже не спасет, но промолчал, ему не хотелось умереть сейчас, ему не хотелось встретить смерть в темнице, пусть это случится завтра. Но каждый миг жизни – это великое счастье. Жаль, что он не понимал этого прежде, совсем не ценил жизни своей.

– Значит, мой мир можно спасти, – задумчиво говорил царь, расхаживая по комнате, – а если нет, то какой смысл тебе было являться сюда, глупец.

Ничего и на это не сказал несчастный. Он и сам не знал, какая сила его толкнула к обреченному царю, намного проще было бы остаться дома и ждать смертного часа. Но он все-таки пошел. Возможно, взглянув в глаза царя, хотел понять, что тому известно, как спасти этот мир, и тогда и в его душе появится надежда, пусть призрачная, но все-таки надежда.

– Встань, – рявкнул Валтасар, – если ты знаешь, что завтра мы погибнем, то есть ли смысл так унижаться? Разве в последний день свой ничтожной жизни ты не можешь оставаться свободным перед своим царем?

Как странно прозвучал этот горестный вопрос. Он и прежде знал, что их царь мог так повернуть все, что любого поставит в тупик, и получишь ты совсем не то, что ожидал, зачем пришел к нему. Ему нравилось так издеваться над людьми, особенно когда он видел их слабости.

Что было на это ответить, он просто хотел жить, в любом случае, в любом положении. Только теперь, когда персы стояли у ворот, он вдруг понял, как жизнь прекрасна, как она великолепна и как не хочется с ней расставаться.

– Они не оставляют пленных, – выдохнул он.– Мы должны покинуть город, пока еще есть возможность, о, мой царь.

– Конечно, не оставляют, уж меня и тебя не оставят точно, тогда о чем же нам с тобой так волноваться?

Ничего на это не ответил жрец, властелин показался ему безумным.

Он пытался понять, потерял ли тот окончательно страх или только рисуется перед ним, если они и на самом деле обречены.

– Они не оставляют пленных, им не нужны чужие жрецы, персы дики и это будет не жизнь, – думал в это время царь, – тогда зачем думать о завтрашнем дне и пытаться что-то сделать.

Он и не пытался.

– Иди, убирайся, покинь город, ты спасешь себя, если тебе так хочется жить.

И тут жрец в первый раз осмелел, он почувствовал, что ему больше ничего не угрожает, и он решил узнать:

– А тебе, который имеет все, тебе совсем не хочется жить?

Это казалось невероятной дерзостью, но вопрос был задан, и властелин решил ответить на него:

– Просто жить, скитаться на чужбине – нет, я был царем, царем и умру. Но ты им никогда не был и тебе не понять этого, только твари тебе подобные, хватаются за жизнь, готовы питаться падалью, и на все согласны, но я так не могу, не могу и не хочу. Я все сказал. Убирайся.

Он и сам удивился, что сказал это, и когда слова были произнесены, он уверился в том, что все так и есть, что давно и мучительно он думал о том, и только сейчас смог озвучить то, что всегда было его жизнью.

Жрец незаметно ушел. Он никогда не был царем, и он не собирался умирать, тем более теперь, когда в пылу страсти владыка освободил его от всех обязательств, ему словно нужно было освобождение, позволение.

Глава 23 Нет возврата

Воины еще отчаянно бились с персами, но силы их были неравны. Царь запретил им о том говорить, но последнему смертному было понятно, что завтра они начнут тут хозяйничать. Он отшвырнул кого-то из слуг своих и направился в Капище.

Странно пустым был этот храм, когда его жрец стал безымянным странником без рода и племени, что можно было требовать от бога, допустившего это? Он и не требовал ничего, просто стоял и смотрел на зловещий кумир.

Кто-то наблюдал за ним из укрытия, две пары любопытных испуганных глаз. Смельчаку казалось, что раз властелин пошел в храм, то может что-то измениться, и совершится чудо, и они будут спасены. Как они все, ничтожные и слабые, надеялись на чудеса, и только он один в этом мире знал, что чудес не бывает, и не стоит себе и другим морочить голову.

– Если наш бог ничего не может, то, что же требовать от нас, – задумчиво размышлял он, но что остается? Можно все эти дни провести в схватках, проливать свою и чужую кровь, можно, но должен ли он так поступать? Если нет никакой надежды на спасение? Если жить ему в своем мире осталось так мало. Да и кто сказал такую чушь, что умереть надо обязательно в бою. В бой надо идти только если веришь в победу, а если нет, тогда нет никакого смысла так умирать.

И вдруг царь захохотал, он и сам точно не знал, что могло его так рассмешить в пустом храме, из которого сбежал последний жрец. Но он смеялся и не мог остановиться.

Потом резко замолчал, повернулся и отправился прочь, в свой дворец.

– Это будет самый веселый и яростный пир, – говорил он кому-то из вельмож, растерянно семенивших рядом, они и в эти последние дни оставались его верными рабами, одни просто не верили в то, что он может пасть, другие не решились перечить даже почти поверженному царю, а третьи просто пытались подражать ему. Кто-то сбежал к персам и пытался выторговать себе жизнь в новом мире. Ему доложили о том.

– Пусть живут, если смогут, люди привыкают ко всему, а у меня остался только этот пир, но он будет великолепным.

Они говорили друг другу, что царь безумен, как только Валтасар скрылся. Но другие отвечали, что для безумца, и для обреченного на смерть он слишком спокоен, тогда что же он собирается делать.

На то, что случится чудо, и их мир останется прежним, верилось все меньше, теперь они пытались угадать, как поступит их царь, что он предпримет, им хотелось остаться вместе с ним, а не с чужаком, но для этого надо было что-то сделать.

– Пир? – переспросил кто-то, – но что может случиться на пиру, а если он пригласил их царя и там прикажет убить его.

Долго обсуждали такую возможность, но решили, что это вряд ли, и сам он проживет после этого не на много дольше. Хотя безумство храбрых может быть и спасет его. Поверить в то, что их царь ничего не собирается предпринимать, никто не мог.

А он подошел к столам и пристально следил за тем, чтобы самые лучшие блюда были выставлены, чтобы стол был таким, от которого невозможно оторвать взора.

– А где утварь из храма? – сверкнул он очами.

Они только что разорили христианский храм, хотя его жрецы умоляли это не делать, считая дурным знаком, но по его повелению собрали все чаши, которые там были, и все, что представляло собой ценность.

Вот и теперь, даже неверующие в чужого бога не решались пользоваться тем, что они отняли насильственно, и только он посылал слуг за теми самыми чашами:

– Они должны стоять на столе, и не смейте мне перечить, иначе я не стану дожидаться персов и помогу им расправиться с вами. Никто не сомневался в том, что именно так все и будет. А самые прозорливые понимали, что он бросал вызов небесам, и были уверенны в том, что громы и молнии обрушатся на их головы.

Но пока ничего не случилось. Яростно слепило солнце. Оно готово было спалить все вокруг, блестели чаши из чистого золота и серебра. И полюбовавшись на дорогое убранство, царь самодовольно усмехнулся.

Странные это были минуты для Валтасара. Наверное, он единственный, молодой и здоровый, жил, зная, что завтра его не будет в этом мире. И он смотрел на этот мир в последний раз, и старался его запомнить таким, и ни за что не позволил бы себе впасть в уныние, ни боги, ни победитель никогда не смогут такого с ним сотворить.

Так же будет светить солнце, суетиться эти или другие люди, но его не будет. Обычно смерть обрушивается внезапно в самый неподходящий момент, и только у избранного небесами есть право самому выбирать свою смерть, и он выбрал пир.

А почему бы и нет, можно озверело бросаться в сражение, сокрушать все на пути своем, убить как можно больше врагов, и самому погибнуть. Но он не хотел этой напрасной суматохи. Он никогда не был трусом, и когда оставалась надежда на победу, отчаянно сражался, стоял до конца и побеждал, но это было прежде. А теперь, когда ему было отпущено несколько дней или часов (может быть и так), он хотел пировать.

Ведь и уйти из мира можно по-разному. Если он уйдет в сражении, побежденным и поверженным, что он заслужит, кроме презрения, когда и где любили побежденных, тогда зачем напрягаться.