Перо из крыла Ангела. Тайны творчества

– Да где же издатели денег возьмут, чтобы нас издать, если их издавать перестанут, – выпалил Жуков. – Только на то видать и держались, что Донцовых и Поляковых издавали, и нам что-то от того пирога перепадало. А теперь нет ничего – хоть плачь, хоть вой. Пожалей ты меня, ведь растерзают братья гении, как пить дать растерзают, если наши плодовитые, писучие графоманы не вернутся назад.

– И правильно сделают, если не вернутся, нечего было сук рубить, на котором сам сидел.

– Согласен, только что нам теперь делать, когда сук уже срубили, ты же оставишь нас в беде.

– А вот я у них спрошу, захотят ли они к вам вернуться, может никаких денег не хватит, чтобы их назад вернуть, да жизнь наладить. Вы ведь снова обзываться, клеймить их, плеваться станете. А им оно надо, когда они среди своих веселы и довольны и забыли о вас давно, живут, не тужат.

Обмер гений Жуков.

– Не станем обзываться, мы их беречь будем, пылинки сдувать, никто дурного слова не скажет, уж ты мне поверь.

– Да тебе – то я верю, а как ты за других ручаться можешь.

– Да не дураки же они, настрадались, только и мечтают, когда вернутся наши Ивановы, Петровы, Сидоровы, ты уж не откажи, не дай нам всем помереть в этой творческой пустыне.

Долго еще переговоры велись, до самого заката, который показался Гению кровавым, тогда и понял он, что с литературой и с ними со всеми покончено. А тут флейтист взял и сжалился.

– Ладно, вернутся они, только не забудь, что ты слово дал, как только это нехорошее слово «графоман» прозвучит, так снова одни останетесь. Тогда никакие уговоры и сокровища не помогут, последний шанс даю вам, другого не будет.

– Не прозвучит, никогда больше не прозвучит, – голову на отсечение даю. Ошибок своих мы не повторим.

– Ты головами – то не разбрасывайся, да еще в том месте, где один из вас голову, помнится, потерял, одна она у тебя, другой все равно не будет.

Исчез флейтист, когда Жуков от ужаса глаза закрыл, пакет с деньгами так у него и остался… Но вернулись в тот же миг все писатели, которые пропали…

Жизнь была вроде бы прежней, только издательства заработали, литературные сайты ожили, сколько там новых творений появилось, даже таланты и гении забыли о кошмаре и потихоньку писать начали. Когда графоманы для них деньжат заработают, то и их издавать начнут.

№№№№№№

Ничего не изменилось в этом мире, только странность среди писателей появилась, как кто захочет слово графоман произнести, так язык у него каменеть начинает, вот и смолкает он невольно. Кому же хочется снова оставаться в пустоте и одиночестве.

Поняли Мастера одну простую истину, которая прежде до них никак не доходила, от спеси или гордыни непомерной, а истина эта очень проста:

– Если графоманы появились, то они кому-нибудь нужны и важны. А если ты этого не понимаешь, то появится флейтист и покажет тебе это на деле, только стоит ли судьбу испытывать. Сначала радоваться, что они пропали, а потом требовать: – Верните графоманов обратно.

Но писатели, как и все остальные творцы, легкомысленные граждане, только на своих ошибках учатся, вот и появляется флейтист то здесь, то там.

Говорят, его недавно на Патриарших видели. Наверное, снова кому-то из гениев захотелось, чтобы графоманы исчезли, а они бы одни и остались.

Но сколько нас может кот Баюн предупреждать, что надо бояться своих желаний, потому что они сбываются…

Глава 14 Поэзия торжествует 21 мая —конец света или Тьмы

21 мая какой-то пророк объявил о конце света. Эту новость растранжирили все СМИ, не говоря уж о сети.

Вечером 19 мая Алина легла спать поздно, вспомнив перед сном, что сон с четверга на пятницу, и он должен исполниться. Когда она засыпала, до слуха доносились монологи о конце света, о том, что все отправятся…

А вот куда они отправятся, услышать этого Алина не успела, она провалилась в бездну сна, словно в пропасть…

Странно, это мог быть чуть ли не последний день и в ее жизни.

№№№№№№№№№№№№

Осенний вечер был тих и ненастен.

Алина впорхнула в кабинет редактора и замерла, очарованная, околдованная, излучающая какой – то дивный свет.

– Богиня, – прохрипел человек за массивным столом, который был явно ему не по размеру.

У его ног, как и полагалось Ведущему редактору, улегся на ковер пес.

– Мы принимаем к изданию, остается подписать договор на выгодных условиях.

Она растерялась, может быть в первый раз в жизни.

– Роман «Тайны наслаждения»

– Вот еще, кому нужна эротика. Не смеши меня, королева.

– Эпопею «Лунный лик Люцифера»

– Нет, Мессир просил положить это творение в издательский портфель, он еще подумает, стоит ли игра свеч.

– Значит, «Лабиринт Тезея»

Писательница была страшно легкомысленна, она же прекрасно знала своего редактора, он давал на отгадывание его загадок только три попытки, и только теперь она поняла, что все три выстрела и близко не попали в цель.

– Спокойно, Алина, – произнесла она почти беззвучно, – стоит сохранить хорошую мину при плохой игре. Как же на самом деле звучало это крылатое выражение.

Но вспомнить его она уже не могла.

– Богиня, – усмехнулся ее редактор, – хорошо, только ради тебя, наступая на горло собственной песне, даю тебе еще одну попытку угадать, что же мы будем издавать уже завтра. Но если не угадаешь, не выведешь тень из тьмы, потому не просись, как Орфей, назад, даже Харон был непреклонен, а меня ты знаешь.

– Я знаю тебя, – задумчиво произнесла Алина…

Что будет издавать этот тип? Какова его редакторская политика. Если учесть, что у Алины есть творения всех жанров и даже скучного, а он знаком со всем, что ей творилось и бросалось, и дописывалось, то угадать практически невозможно.

В первый раз она пожалела о том, что написала так много. Нет, больше трех романов писать нельзя, если бы было три, она бы угадала его замысел, а так, это же не реально.

И странно: жизнь была – восторгом, бурей, адом,

А здесь – в вечерний час – с чужим наедине —

Под этим деловым, давно спокойным взглядом,

Представилась она гораздо проще мне…

Алина бормотала это стихотворение, то ли для того, чтобы немного потянуть время, то ли пыталась угадать, отыскать в тексте ответ на свой вопрос.