Заветы Велеса. Славянские мифы и сказания

№№№№№№

Как только услышали парни и девицы музыку, так и сбежались со всем сторон и окружили его. Они были очарованы, все до одного, и тихие, и бойкие в тот вечер и потом никак не могли наслушаться, и насмотреться на чудесного золотоволосого юношу никак не могли. Восторг, страсть, радость, и любовь, вот что теперь в душах их поселилось. А главное – музыка. И каждой из девиц хотелось, чтобы он был с ней, чтобы игра только для нее, но больше всего этого хотелось Карине. С первой минуты, когда она его увидела, все в душе ее воспламенилось. Ни о чем другом не могла и думать она не хотела. А девица оказалась упрямой и привыкла добиваться всего, что хотела получить.

И когда звезды зажглись на небосклоне, и все разошлись, кто куда, музыка бросала молодых в объятия друг друга, заставляла самые страшные клятвы давать только чтобы добиться своего. Но ничто не останавливало безумцев, это потом они об обещаниях своих пожалеют, а может, и не пожалеют, а пока на все согласны были. И девицы благодарила музыканта за то, что все так легко и просто у них сладилось, он помог многим обрести суженых, не дожидаясь праздников и особенных случаев. И только Карина одна стояла перед ним, и слушала его внимательно.

Наконец очнулся музыкант, посмотрел на нее мимолетно и отпрянул. Ничего она ему не сказала, потому что в тот самый момент и появилась сила, странная, которая закружила ее, и втолкнула прямо в лес заповедный с поляны той, где она музыку слушала да на музыканта насмотреться не могла.

Темно и страшно там было, но она ничего не боялась, а видела только кудри золотистые и глаза синеватые. А каким же страстным и порывистым оказался музыкант, в тот же миг влюбленная девица забыла обо всем, и отдалась ему без страха, даже клятвы с него потребовала. И снова, и снова возвращался он к ней, и обнимал ее снова, и снова они утехам придавались, и та самая удивительная музыка звучала, да так, что сотрясались небеса, и деревья наплывали, но потом перед ними расступались. Она не могла слышать разговора русалки с берегиней.

– Как это ей удалось заполучить парня, ведь ни одной не покорился он до сих пор, из нас никого не выбрал, а тут простая смертная, и он уже в ее объятиях.

– Да не он это вовсе, а Волох – бог войны, разве сама не видишь, только такая тупица понять этого не может, впрочем, если бы и знала, то ей все равно. Хорошо, что Леля ничего не видит, что бы тут было, но и она бы мужа своего грозного в этом обличии не признала, только на что не готовы они пойти, чтобы своего добиться. И Волох скромным бесстрастным музыкантом прикинулся, только больно горяч и пылок, куда тому до него.

Но только на одно мгновение, взглянув пристально в глаза его, увидела Карина что-то странное, вовсе с музыкантом не связанное, какая-то жесткость и воинственность была в них, но больше она не смотрела и не думала о том, что там на самом деле происходило. Она могла летать от счастья и изнеможения – это главное, и музыка, она все еще звучала, но откуда и где, если он был с ней. Если она ему передохнуть не давала.

А музыкант в то самое время поднялся с пенька, на котором весь вечер просидел, и отправился в избушку к Яге, где и остановился он, когда на земле оказался.

Взглянула на него старуха пристально, словно что-то разглядеть хотела, а Кот Баюн замурлыкал.

– Пока ты тут им музыку даришь, другой за тебя развлекается, и рад-радешенек.

– Что это он говорит? – удивился Лель.

– Да так, глупость всякую, – успокоила его старуха, – ты притомился небось, давай – ка отдыхать милок.

Она пригрозила коту, чтобы язык не особенно распускал, но тот и не видел ее угроз, он делал то, что хотел, и Яга ему не была указом в этом.

Кот вышел куда-то и вернулся на рассвете. Вероятно он единственный в этом мире видел двух Лелей сразу. Один из них бы страстным и прекрасным, и второй совершенно бесстрастным, и хотя внешне они были так похожи, что не отличить, но словно неба и земля они отличались даже в глазах кота, правда ученого. И тот показался ему таким красивым, а этот таким холодным, потому что только в мгновения страсти человек, или бог, который его обличие принял, и проявляется во всей красе свой. Кот это успел усвоить давно. Но Лель будет холодной ледышкой всегда, хотя какой музыкант. А в жизни – все сплошной обман. Вот и Карина не глупа вроде, а так обмануться в нем.

№№№№№

На следующий вечер прибежала к нему Карина, и очень удивилась, когда он и взгляда на нее не бросил даже. Зато другой, немного пугающий ее молодец, высокий и яркий, шагнул навстречу. Она удивилась, не понимая, как это он так узнал ее, словно между ними что-то было. Но она все еще около Леля оставалась. Она была уверена, что как бы хорош не был чужак, он не сможет подарить ей того, что было, и чего ей снова хотелось, огненной страсти и нежности одновременно.

Ничего не добившись от нее, ушел Волох оскорбленный, он поверить не мог, что она могла предпочесть ему этого музыканта. Но разве можно приказать влюбленному сердцу? А музыкант, когда увидел, что дева от него чего-то хочет, вспомнил то, на что намекал ему кот ученый. Но так ничего понять и не мог, если он не был с ней и быть не собирался, то почему она такая упрямая и настойчивая, будто он клятву, какую давал ей и не собирался исполнять. Она разозлилась и бросилась бежать, но как только поняла, что ничего не будет, вернулась. Его она нашла на берегу озера, он о чем-то говорил с берегиней, прежде чем войти в воду. Она оглянулась, схватила свирель его и бросила в ярости в догоравший костер. Если любая Берегиня ему дороже, чем она, то пусть и получает.

– Посмотрим, как и кого теперь он завлечь сможет без дудки своей проклятой, – мстительно думала она, и слезы навернулись ей на глаза.

– Она свирель сожгла, – завопил кот, который оказался поблизости, но опоздал немного.

Музыкант бросился к костру, около которого кот и сидел, словно там еще что-то можно было предпринять. Леший вышел и принялся затаптывать костер, ворча на тех, кто ушел и не сделал этого. Так и до большого пожара недалеко. А потом, когда от огня не осталось и следа, он повернулся к парню.

– Да не переживай ты так, Пан тебе другую свирель сделает. Волох вчера тобой обернулся и был с ней, вот она и злится.

То ли оправдать девицу хотел Леший, то ли просто жаль ему юношу стало, ведь он ничего не понимал, а кот ему говорить ничего не собирался – хитрюга такой. Но ни о девице, ни о боге войны не думал он, только о музыке, которая исчезла. Он знал, что ему не понравится ни одна другая свирель, потому что эта была волшебной. Он и сам был прекрасным музыкантом, но ведь любому понятно, что многое и от инструмента зависит. Но как ради какой – то ночи, какой – то страсти можно было с ним так поступить, да что она себе позволяет. Он очень удивился, когда понял, что Лада даже и наказывать ее не собирается. Яга его сразу предупредила:

– И не проси ее о том, она всегда на их стороне будет, а не на твоей.

Единственный раз не послушался он мудрую Ягу и пошел в храм ее. Только усмехнулась богиня, и голос ее он с небес летевший услышал:

– Хорошо, так и быть не коснется страсть ни тебя, ни одного из музыкантов, вы станете бесстрастными хранителями музыки, как и Даждьбог, хранитель света, пусть Ярила за вас отлюбит и отстрадает. И так странно она на него взглянула, словно он и не живой уже был.

А был ли он когда-то живым вообще. И растворился в воздухе Лель, потому что не хотел он больше на земле оставаться. И там, в небесах получил он новую свирель, лучше прежней.

– Он отказался от любви, – говорил Леле Волох, – я не могу поверить этому.

– Зато ты никогда не отказывался, – усмехнулась она, но больше ничего ему говорить не стала.

Он наверняка ей снова Ярилу припомнит, но лучше о нем не вспоминать, потому что даже от воспоминаний голова кругом идет, и она готова все бросить и бежать за ним. Только не бежит, потому что с Волохом спокойнее и надежнее, а быть одной из его возлюбленных гордая Леля не согласится, это была только слабость и порыв, и с ним надо бороться. Она смотрела на сына своего, он снова погрузился в музыку, и никого, и ничего не замечал вокруг. А люди с земли на него взирали, прислушивались, и понимали, что только на небесах в Ирии самом может звучать такая чудная музыка.

Карина тоже так и не стала ничьей женой, единственная ночь в объятиях бога, того стоила, она только не понимала, почему потом он даже не заметил ее. Много в мире остается тайн, которые человеку разгадать так и не дано, но есть музыка, удивительная, восхитительная музыка, и есть страсть, или хотя бы иллюзия страсти, а это тоже не мало.

Дивана и Ярило

И наступило утро.

Красный всадник только что пронесся над землей. Рассвет казался кроваво- алым в тот миг.

– Должна пролиться чья-то кровь, – усмехнулся Страстный, глядя на Бесстрастного.

Молодые солнечные боги, на миг столкнулись в пространстве между небом и землей. Потом один поднялся еще выше в бескрайность небес, а второй отпустился на землю.

Даждьбог усмехнулся, глядя вслед богу Страсти Яриле. У него только одно на уме. Подхватить какую-то девицу и проделывать с ней черт знает что, в то время как остальные трудятся, не покладая рук. Сколько света и тепла надо, чтобы побороть мрак и осветить эту землю, трудно даже представить себе. Он не жаловался, просто никакого времени и сил не оставалось на что-то другое, он же только развлекается, и верит в то, что солнце будет так же светить и греть, а когда не будет, тогда он спокойно отправится в Ирий, оставив земных дев, и будет с богинями развлекаться. И сама Лада снисходительно на него взирает, и не позволяет никому и слова против красавца этого коварного не сказать.

Хотя на него никто и не жалуется особенно, разве что богиня охоты и девственниц Дивана, но ей сами боги велели. Потому что девственницы больше всего его и волнуют. Ведь и Ярила тоже в своем роде охотник за красивыми телами, страстью, экстазами, и что бы он не творил ему все сходит с рук, а ведь когда его отец соблазнил жену Перуна, он был рассечен Громовержцев надвое и сброшен на землю. А потом и вовсе в медведя превращен. Тогда Лада и слова не молвила, только смотрела печально, а тут ее словно подменили, внуку своему она прощает все. Чтобы ни говорили, кто бы ни жаловался, она только снисходительно улыбаетсяОн усмехнулся и вспомнил, как Девственница прибежала в слезах.

– Он соблазнил лучшую мою жрицу, и ту не слова не скажешь, – бросилась она к Ладе.

– Скажу, – согласилась та.

Но по снисходительной улыбке ее можно было понять, что скажет она то, что не понравится непорочной охотнице.

– Больше твоих жриц он не тронет, они Старыми девами останутся, но в свиту свою ты больше никого не получишь. Иначе жизнь на земле прекратится из-за твоей глупости и прихоти.

Что в тот миг произошло. Как вспыхнула и отшатнулась от нее Дивана, ее словно обвиняли в чем-то. Но как могло быть по-другому, когда богиня любви и гармонии говорила с ней, она никогда не понимала странную девственницу. И когда та самая девица, так и не дождавшись Ярилу снова, побежала в слезах и бросилась с обрыва, Дивана поняла, что не все так, как она привыкла представлять себе. Она уже вкусила сладость страсти и не могла без нее жить. Но это только подтвердило догадку о том, что сама она не должна к нему приближаться, чтобы не случилось еще более страшной беды.

Если бы он был смертен, она бы убила его своей меткой стрелой, но этого не получится, он только будет хохотать над ней и чего доброго, еще подумает, что и она влюбилась в него и не может справиться со своими страстями. Она влюбилась и не может справиться со страстями, а разве это не так.

Дивана побледнела, как она понимала ту девицу, которая покончила со всем разом, у нее так не получится, а потому лучше об этом совсем и не думать, а то непонятно в какой еще омут можно будет ненароком зайти.

Странная дрожь пробежала по всему телу. Даждьбог смотрел на нее со своей высоты, когда она в высоком горном озере купалась, сбросив свои прозрачные одежды, которые мало что прикрывали, но теперь она была обнажена совсем и особенно восхитительна. Но она не боялась его, потому что вообще не было резона бояться, его не могла очаровать ни одна богиня, хотя он был где-то и с кем-то скорее, чтобы что-то Яриле доказать, и показать, что он тоже может очаровывать и пленять..Но прекрасная богиня не могла видеть другого, тот, о ком она так много думала в последнее время, затаился за скалой, и тоже за ней смотрел внимательно. Она вышла на берег, и уверенная, что там остается одна, обнаженная в капельках воды прошла по нему, и повернулась к теплу и свету.

– А она не так бесстрастна, как хочет показаться, – подумал Ярила, и такое желание разгорелось в теле его молодецком, что думать ни о чем он уже не мог и не собирался. Она не успела бы убежать, если бы и захотела. Она была в его объятиях, его тонкие пальцы скользили по мокрому телу.

Последнее, что она видела, золотого коня Даждьбога, он спешил ей навстречу, потому что с небес видел все, и он спасает, он защитит ее. Она сохранит свою девственность. И он успел. Ярила был ослеплен этим сиянием, он закрыл глаза и медленно опустился на песок, страсть переросла мгновенно в ярость. Нет ничего страшнее и сокрушительнее, чем неудовлетворенная страсть. А тот только усмехнулся.

– Тебе что, мало девиц и богинь, зачем трогать ту, которая не хочет этого.

– А кто тебе сказал, что она не хочет, откуда тебе это знать, – не удержался Ярила, – тебя никто и никогда не хочет, хотя ты светишь всем, и греешь всех, но ничего не чувствуешь и не знаешь, и не смей вмешиваться в мои дела.