Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография

Его никто ни о чем и не спрашивал даже, приказ генерала для капитана был законом. Только несколько раз они с беременной женой выбирались в Москву. Она стала еще тоньше и бледнее в это время. Чаще всего она была не жива и не мертва, привидение какое-то странное. Он винил во всем малыша, который еще и не появился на свет, а был уже перед всеми во всем виноват.

Вот в одну из таких поездок, последнюю и родился его сын. Михаил, – так сразу решили назвать мальчика молодые родители. Мишель, как же еще его могли называть?

Тогда впервые бабушка в ее темном наряде, как глыба мрака, нависла над ребенком. И что-то страшное, и странное, определяющее было в ее власти над ним, да и над всем остальным миром. Но пока была жива Мария, проявлялось это от случая к случаю, а потому это еще как – то можно было терпеть, приходилось терпеть, невыносимым все стало в тот печальный день, когда ее не стало. Вот тогда малыш оказался в полной власти у бабушки. Это была настоящая беда.

Сын этого дня не помнил совсем, отец его никогда больше не смог бы забыть, если бы и захотел. Они оба были накрыты мгновенно этой черной тучей, заполонившей для них все небо. Но до того рокового дня оставалось еще три года тихой семейной жизни в Тарханах…

Глава 3 Таинственный мир

Кроткое и милое создание, склонившееся над колыбелью – его юная и тихая матушка, такой он ее навсегда и запомнит. Малыш не слышал ее голоса, только иногда, когда она пела колыбельные песни, вздрагивала и оглядывалась, если за дверью слышались шаги, – такой она возникала в его видениях. Такой останется с ним всегда, взволнованной и настороженной, она словно боялась все время не бабушки, а того, что в один миг все оборется, так оно и случилось. Хотя могла ли она это знать заранее? Могла ли чувствовать, что еще до встречи вышла им разлука, а малыша скоро придется оставить, покидая этот мир так рано.

Потом, когда он начал понимать, что у каждого ребенка есть отец, и этот военный с печальными глазами и был его отцом, который возникал в сумерках и мгновенно исчезал, он почувствовал, что вражда его с бабушкой непримирима, они никогда не смогут договориться, а значит, ему придется выбирать, разрываться между ними. И никогда не быть счастливым, это просто невозможно.

Этого не понять, не выразить словами, детское сердце могло подобное только чувствовать. Сколько времени прошло, пока они были все втроем, и странно разделены чем-то далеким и таинственным? Нет, тогда он ничего не ведал о течении времени, и не мог представить, много или мало его утекло. В детстве оно кажется бесконечным, вальяжным и очень медленным, словно раскинувшаяся в долине река едва двигается. Замирает на миг или на час, а потом медленно течет снова.

Потом он перестал видеть матушку, в доме наступила какая-то пронзительная тишина, служанки говорили тихо и ступали неслышно. С ней что-то произошло, она исчезла, хотя и не могла его оставить, а оставила. Но почему? Как она могла уйти и забыть о нем, такого не может быть, а было.

Малыш ждал ее все время, каждый день. А она все не приходила.

Другое лицо – властное и серьезное было теперь перед ним. Бабушка не пела песен, она покрикивала на других, и даже когда говорила спокойно и тихо, все равно он ежился, и начинал плакать, сначала тихо, а потом кричал все громче и пронзительнее, ее голос вызывал в душе панику. Тогда она рассерженная уходила, что-то бросая на ходу.

Иногда появлялся отец. Тогда Мишель еще не знал, кто он такой, почему приходит украдкой. Но он приходил так редко и так тихо, что ребенок вздрагивал и просыпался. Он пытался рассмотреть его во мраке, но в комнате было так темно и тихо. Но эти огромные бездонные глаза, в них таилось что-то такое щемящее, печальное и нежное. Он сам отражался в них и готов был утонуть.

Мишель тогда еще не мог знать, что у него такие же глаза, хранящие вековую печаль. Ведь плоть от плоти, кровь от крови он был его сыном.

№№№№№№№№№№

Все это быстро закончилось, как только возникал какой-то сладковатый запах полевых цветов, и в детскую возвращалась бабушка. Малыш прислушивался и не слышал слов. То, что они не разговаривали с ним и между собой, ему казалось очень странным, потому что другие люди, заглядывающие к нему, всегда о чем-то говорили. Мелодия этих слов чаровала его, он ничего не понимал, но так радовался, когда слышал, как люди говорят друг с другом. Потом Мишелю казалось, что он понимал суть этих слов, а может быть пытался их угадать. В них всегда слышалась музыка, то радостная, то тревожная, то таинственная. Как и где-то далеко, в зале, когда кто-то садился к роялю, и по дому разливалась то светлая, то печальная, но всегда живая музыка. Она врезалась в душу, как самое сладостное воспоминание. Но это была совсем не нежная песня матушки, а что-то иное, непонятное и очень далекое, тревожащее душу, не дававшее покоя. А еще и тогда, и позднее он любил слушать шум ветра за распахнутым окном. И тогда белые шторы метались и раздувались словно паруса. Они то медленно плыли перед ним, то порывисто поднимались все выше и выше. Потом, когда отрок увидит настоящие паруса, ему будет казаться, что он снова вернулся домой, и это прозрачные шторы уплывают и возвращаются назад, как паруса таинственных кораблей…

И вот тогда, когда он уже встал на ноги, побежал за эти паруса-шторы – он без труда выбрался в сад, вскочив на подоконник, мир разделился на тот и этот. По ту и эту сторону старого барского дома, где царила бабушка, была свобода… Настоящая свобода, которая заставляла подняться и парить над землей, она увлекала его в неведомые дали. Ее безграничная власть приводила его то в трепет, то в ужас. Он не мог понять, почему и как это происходит, но вырываясь от нее, он возвращался к ней, и понимал, что ему некуда уйти…

Нет, в старом саду в теплые летние ночи можно было спрятаться, но Мишель быстро усвоил, что ему все равно придется вернуться назад. Нельзя прятаться долго, когда тебя ищут и находят перепуганные девицы. И тогда в душе обрывалась музыка. Она мгновенно стихала, эта внезапная тишина и пугала и терзала, с ней не было сладу, от нее не было спасения.

Но родные Тарханы все-таки завораживали и неизменно влекли к себе – это был его мир, прекрасный и неповторимый. Он всегда чувствовал себя его частью, даже, когда стихала музыка.

Глава 4 Ужасная судьба отца и сына

Кроме печальной песни матушки, о которой ребенок помнил всегда, тогда, в детстве, он слышал страшные сказки… Хотя ему они в ту пору страшными не казались, но в них было что-то таинственное и пророческое. А о чем еще долгими зимними вечерами за работой могли говорить те самые девицы, которые были в услужении у бабушки. Они рассказывали сказки, и слушали их, разинув рты, забывая обо всем на свете…

Русалки, Домовые, Лешие, Кикиморы оживали и появлялись то там, то тут. Мишель прислушивался к их шагам, умел с ними разговаривать и договариваться. Они были живыми существами и для этих прекрасных дев, и для маленького барчука, как они любили его называть.

А однажды, одна из бабушкиных девиц, которых было там великое множество, рассказывала то, что она будто видела сама как монах, сидевший на берегу, оказался в объятьях русалки. Она подплыла к нему так быстро и так внезапно, что старик и глазом моргнуть не успел.

– И что русалка? —спросила другая.

– Да утащила его русалка на дно озера, – взмахнула руками девица, – и ни слуху, ни духу больше о нем не было.

Все разом замолчали, словно каждая из них оказалась на дне озера, в объятьях старика монаха.

Сколько таких историй о ведьмах и русалках, и кикиморах слышал ребенок, каждый кот казался ему котом ученым в те спокойные и таинственные вечера, когда за окнами пела вьюга, и мороз готов был погубить любого, кто высунет нос из дома.

Только напрасно его убеждали в том, что коты были рыжие, он упрямился и твердил, что только черными могут быть ученые коты, и никакими другими они не бывали сроду. К нему приносили всех черных народившихся котят, которых ждала бы печальная участь, если бы не Мишель, и они жили отдельно от всех остальных под его неустанным присмотром, ребенок терпеливо ждал, когда же эти коты заговорят, расскажут ему сказки заповедного леса.

№№№№№№№

Бабушка пугалась и крестилась, когда парочка таких вот упитанных котов появлялась у нее на дороге, но они казались ей священными животными, и даже тронуть их не поднялась бы рука. Ведь это причинит такую боль ее Мишелю.

Но из всех страшных историй, которые рассказывались долгими зимними вечерами, Мишель почему-то запомнил одну, о бунте ангелов.

Те самые ангелы посчитали себя ничем не хуже самого бога и подняли бунт, а когда проиграли, были сброшены с небес на землю. Они всегда хотели вернуться назад на небеса, но не знали, как это сделать, потому мучились и страшно страдали где-то в горах Кавказа, потому что там было ближе до небес. Потом они стали называться демонами, чтобы их не перепутать с другими ангелами, которые бунта не поднимали, хранили верность своим небесам и богу. Он сразу же почувствовал, что ему досталась душа Демона.

Вот такой оказалась одна из сказок, которые Мишель слышал тогда, и она настолько запала ему в душу, что он не мог о ней забыть, сколько не пытался.

– И что те Демоны? – не унимался ребенок.

– Они никак не могли забыть красоту небес, им очень хотелось летать и там оставаться, – твердил таинственный голос Домового.

Потом ему казалось, что эту сказку ему поведал Домовой, хотя точно вспомнить, что же там было на самом деле, он никак не мог.

– Бунтари хотели вернуться на небеса, но они не ведали, как это сделать, тогда они стали совершать добрые дела, но им не помогло, их не возвращали.

– Они утихомирились? – спросил ребенок, – ему хотелось узнать финал этой истории.

– Конечно, нет, тогда они решили творить зло, ну если добро не помогает, то может быть зло поможет вернуться назад. И один из них погубил царицу Тамару, в надежде, что вместе с ней он вернется незаметно туда, когда понесет на небеса ее душу.

– И что? – снова не унимался парень.

– Никуда он не вернулся, конечно, его узнали и во второй раз сбросили на землю, он упал куда-то в озеро. Больше его никто нигде не видел, больше о нем никто и не слышал даже.

И хотя память у Мишеля была цепкой, но тогда он перепутал Демона, старого монаха, царицу, и ему уже казалось, что русалка утащила монахиню Тамару на дно того самого озера… Потом Тамара возникла снова в его поэме, но она уже стала монахиней, где-то в монастыре высоко в горах. А в остальном все так и было, туда явился Демон, и своими чарующими речами решил соблазнить ее. И по мере того, как писалась эта поэма, Демон становился все обольстительнее, сильнее, наверное, потому ему будет страшно и больно лететь с небес в бездну, так и не найдя спасения и успокоения нигде. Но могло ли быть в этом мире иначе?

Детские страхи и воспоминания становятся со временем чем-то большим и очень важным, если они перерастают в творения Мастеров… Если они на протяжении всей жизни так волнуют воображение.

Но это случилось значительно позднее, а пока ребенок бродил около пруда в старом парке, и ему хотелось верить в то, что он не один и никогда в одиночестве не останется, там будет много разных созданий, и духи будут хранить его от всех невзгод и злых людей.

Где-то запел и засвистел ветер, ну чем не Соловей-Разбойник?

Мир оставался таинственным, великолепным и немного тревожным, и в эти мифы, сказания, тайны только предстояло погрузиться юному гению.

Глава 5 Первый сон о Маскараде

Юношам порой снятся странные, фантастичные, удивительные сны.

Но что такое эти сны? Несколько искаженное отражение реальности, измененное, перевернутое с ног на голову. А если этой реальности еще и не было, и она припоминается где-то в пелене тумана? Нет, конечно, это сон отразил то, что было на сцене театра, первого театра в жизни Мишеля. Они отправились с бабушкой в этот храм, чтобы приобщиться к чуду расчудесному. «Князь – Невидимка» – как-то так назывался тот спектакль, первый в его жизни. Это еще одна сказка для взрослых.

А так как театр был переполнен, то мальчик понял, что взрослые тоже любят сказки, только когда это большие, яркие и музыкальные представления. Чего только не происходило там, на сцене, но он запомнил бал, такой чудесный таинственный бал, который длился и длился. И кружились пары таинственных восхитительных созданий, мало похожих на обычных людей.

Что-то потом Мишель до фантазировал сам, и у него во сне возник фантастический Маскарад. Там была какая-то чудная красавица, она металась в переполненной бальной зале, в толпе, поворачиваясь то к одной маске, то к другой, словно пыталась кого-то отыскать. Она заблудилась, потерялась в этом диком и странном мире. Толпа как-то расступилась перед ней. А когда дама в белом оказалась в центре, совсем одна, она покачнулась и бесшумно (во сне все совершается бесшумно), рухнула на паркет, словно сраженная каким-то выстрелом.