От зрителей, любивших веселиться,
И грустный шут расскажет им потом,
Как он сумел в тумане раствориться.
От части власти отломив кусок,
Он был король на миг, на век изгоем.
Он не решился стать во тьме, потом,
И спит, и видит он себя героем.
Но что там остается за чертой
В созвездиях, над ними он не властен,
И целый мир останется потом
Лишь отблеском его былого счастья.
И грозный век, пылающий в огне,
Каких-то ненаписанных сказаний
Он в зыбком сне несет опять ко мне,
Сквозь пелену прозрений и признаний.
Там призраков забытых хоровод,
Сто лет назад растаявших в тумане,
Один в каморке шут устало пьет,
И верит, что он жизнь и смерть обманет
Усталые звезды искрились, и море хрипело…
И в первый день творенья… Мой Фауст
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела,
И облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Двенадцать героев на берег морской выходили,
Хранили тот остров, и сказки и песни любили
Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду
И чуду творенья мы были с тобою так рады.
Останутся снова поэмы и песни, и страсти,
Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.
Останутся в мире лишь первые звуки творенья,
Усталые звезды коснулись внезапно забвенья.
И все, что до нас сотворили – оно ускользало,
И волны хрипели, и мудрость смывали безжалостно,
И новые свитки напрасно спасти мы пытались,
И там, в тишине обнаженные снова остались.
Вот так и живем, и теряем какие-то книги,
Лишь моря простор остается и страсти вериги,
А все остальное придумаем завтра мы сами,
И новые звезды опять засияют над нами.
И Фауст усталый, он бесу сегодня не верит,
Он мир этот чудный аршином своим только мерит,
И море, и небо над нами такая стихия,
И смотрим мы немо на шири и дали иные.
И облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела.
В раю одиночества цикл Силуэты