– Так зачем же ты открываешь? – робко спросил Степан.
– Надо, пусть я помру тут же от скуки, уже вон пасть перекривило, но за настоящую литературу помереть можно, я не графоман какой-то, буду страдать дальше.
На лице Степана появилось недоумение.
Нет, он, наверное, был так туп, что не понимал чего-то очень сильно.
– Может, кого другого поищешь? – робко спросил он.
Предчувствия у него были какие-то нехорошие, а тут еще черный кот пробежал под окном, дорогу им не перешел, но кот от этого белее не стал.
– Не хочу другого, они еще хуже будут, – упрямился Хрюн.
– Ну, судя по твоим словам, хуже уже некуда, – снова заметил Степан, он старался увести своего друга от опасной черты.
– Я так не сказал, бывают еще хуже, – между делом, читая двадцатый опус, заметил Хрюн, – но как можно так писать, это же тихий ужас какой-то. Почему она должна так портить мой литературный идеальный вкус, ни рожи, ни кожи, ни стиля, ни грамматики, ничего нет, это же надо так творить!!!
Плохие знаки стали сбываться, Степан заметил, как из соседней комнаты выглянула Алина.
Она готовила новогодний ужин, но хрюканье поросенка привлекло внимание.
Степан надеялся на то, что зрение у нее не такое уж хорошее, и она не разглядит самого главного – какая страница была открыто и над чем там издевался наглый поросенок, который очень рисковал собственной шкурой между прочим, но и это его не останавливало – совсем страх потерял. Разглядела.
В тот же миг затрезвонил телефон, это казалось спасением. Но только на первый взгляд казалось.
Звонил кто-то из ее поэтов.
– У меня для тебя есть подарок, ты давно просил у меня настоящего поросенка и настоящего критика, – говорила она, – мои творения он уже дочитывает, а твои не открывал даже.
Степан свалился со стула.
Он догадался, с кем она говорила, и пополз под стол, чтобы спрятаться.
– Ты прямо сейчас и приезжай, – капризно потребовала Алина, – нечего на завтра откладывать то, что можно сделать сегодня.
Наконец врубился в разговор и сам Хрюн.
– Ты это чего? – насторожился он.
– Пойдешь к Поэту Пупкину, он без тебя весь год страдал, дождаться не мог, пока ты с моими трудами справишься.
– А это еще с какого перепою, мне и тут нравится.
– Прости, я тебя уже подарила, а дареной свинье в зубы не смотрят. Критики нужны всем, делиться надо.
И только теперь до Хрюна дошло, что какой-то черт подсунул ему страницу именно Алины. Но как он сам не заметил, что это была она, как мог не разглядеть.
Хрюн набрал побольше воздуха в легкие, он собрался бороться за свое место под солнцем в этом доме.
– Я его загрызу, не боишься, – поинтересовался он.
– Ну это еще посмотреть надо, – отвечала Алина.
Степан под столом припомнил поэта, и начала рыдать по Хрюну, – загрызть того было очень проблематично.
– И тебе своего друга не жалко? – поинтересовался Хрюн.
– А чего его жалеть, захвалили, ему как раз тебя и не хватает.
– А меня тебе не жалко?
– А ты должен развиваться, совершенствоваться, вот и выяснишь, бывают еще хуже, чем я или не бывают.
– Я с зайцем не хочу расставаться, сжился с ним, – вопил все громче Хрюн.
Степан боялся, что и его за компанию отдадут поэту.
Он робко выглянул из-под стола.
– Ничего, он от тебя отдохнет немного. А после разлуки встреча будет приятнее.
– Если вообще будет, – уже чуть радостнее отозвался Степан, – его вроде опасность миновала, если и отдаст куда Алина, то не к Пупкину все-таки, а это уже не так плохо.
А Хрюн выдохся и обессилил совсем.
– И все только из-за того, что я тебя немного покритиковал? – он решил идти на переговоры с Алиной.
– Я должна делиться с другими, ты единственный и неповторимый, Пупкин без тебя испишется и сопьется. Ты ему просто необходим, а мы со Степаном будем ждать и скучать.
В прихожей раздался звонок.
Когда Алина вернулась вместе с тем самым поэтом, за это время он стал еще страшнее, и разило от него перегаром так, что Степан зашатался.
– Где мой поросенок? – спросил Пупкин.
Квартира была небольшая, обычная квартира, но, сколько не искали Хрюна, они его так и не нашли. В последний момент и Степан спрятался на всякий случай, вдруг он ему достанется, как утешительный приз.
– Снова Новый год я буду совсем один отмечать, – заявил Пупкин, – а собирался, как все нормальные люди, поросенка с хреном поесть.
– Я тебе критика нашла, а ты его есть собрался? – удивилась Алина.
Пупкин ей подмигнул лукаво.
Только тут разглядел Степан, что был это актер их любимого театра, а вовсе не сам поэт. Но для зайцев и поросят все люди на одно лицо.
Актер ушел. Играл он пьяного поэта классно, ничего не скажешь. Алина пригрозила Степану, да он и сам бы ничего не сказал, даже если бы она его о том не просила.
Хрюн только через полчаса тихонько выбрался из дальнего угла шифоньера, от него воняло нафталином и апельсиновыми корками, а на плече примостилась моль средних размеров.